Гости просидели за столом недолго. Разошлись буквально через час, молчаливой толпой покидая кухню. Наконец-то, мать их...
Вышла из комнаты, где честно проскучала последние сорок минут, бесцельно копаясь в телефоне. Отчего-то поморщилась, вдыхая остаточный мужской запах, витающий в перетопленном помещении - пота, соли, машинного масла, опилок и ещё хрен пойми чего... Непривычно, да.
С некоторым удивлением покосилась на тарелки и блюда - да они реально практически всё опустошили! То есть приходили поесть, как баб Маша и говорила, а не праздно провести время...
- Давайте я помогу... - я со вздохом кинулась к Марии Михайловне, заметно упарившейся и выдохшейся за день, но уже собирающей пустые тарелки со стола. - Куда их?..
- А в раковину неси... - та лишь рукой махнула, счастливо улыбаясь и присаживаясь на свою любимую табуреточку. - Нет, ну хорошо же посидели, да?! - она мечтательно закатила глаза. - То в гости никого не дозовёшься, а то вона как...
Покачала головой - мне не понять этих житейских деревенских радостей, когда визитёры молча (ну не молча, конечно, но за какими-то скучными разговорами) сожрали столько еды и свалили восвояси, и это всем за счастье. Принялась стаскивать посуду в кучу, ощущая, как желудок периодически сводит спазмом - нет, я не брезгливая, но я как-то не привыкла убирать за абсолютно чужими людьми...
Включила кран - воду за вечер мы использовали всю, но баба Маша категорически не разрешала прибавить температуру в бойлере, ибо сын запретил - вдруг напряжение случится, и половина деревни без света останется, или пожар не дай Бог от замыкания проводов, или квитанция за электричество придёт такая, что пенсии не хватит...
Тьфу.
Помыться, видимо, тоже не удастся...
- Ты окно открой! Душно... - Мария Михайловна подпёрла щёку морщинистой сухонькой ладошкой. - Хорошо как, да?..
Исподлобья посмотрела на замечтавшуюся старушку, дёргая на себя крашеную в десяток слоёв деревянную раму. Задержалась у толстого, сделанного из бруса подоконника, ощутив на разгорячённом лице порыв прохладного ночного ветерка... Глубоко вдохнула наполненный ароматами трав воздух, необычный и свежий, моментально ударяющий в голову хмельным мёдом...
Оглянулась на хозяйку.
- Баб Маш, а... почему столько икон? - я закатала рукава своего балахона, мужественно сдерживая рвотные позывы и мысленно готовясь перемыть эту гору тарелок, салатников, кастрюль и столовых приборов. - Нет, Вы не подумайте... Я тоже верующая, правда! Но у вас тут...
- Тююю... - Мария Михайловна скептически оглядела меня с ног до головы. - Та разве ж это много?! Был бы Родион жив, тут бы ступить некуда было, - она махнула рукой. - Муж-то мой покойный...
Я и так поняла, что она про него - видела в комнате висящие на стенах старые фотографии. И на всех люди запечатлены либо под образами, либо с иконками в руках, да. Стало неловко - зря, я наверное, об этом спросила...
- Простите... - сдержанно пробормотала, соображая, надо ли выражать соболезнования, или в данной ситуации это будет не слишком уместно.
- Та за что? - баб Маша усмехнулась, тяжело поднимаясь на ноги. - Он-то у меня одним из них был... - она кивнула куда-то в пространство. - Из общины, я имею ввиду. Ну и мне пришлось...
С удивлением покосилась на Марию Михайловну, оттирая блюдце и тихо радуясь тому, что хотя бы средство для мытья посуды у хозяйки приличное и дорогое - наверняка тоже сын покупает...
- А... что за община? - осторожно спросила, сдувая со лба прядку прилипших волос.
- Так наша, местная, - баба Маша пожала плечами, как само собой разумеещееся. Взяла тряпочку с раковины, принялась вытирать стол. - Тут все про нас знают... Не слыхала что ли?
- Неа... - стало не по себе...
- Нуууу... Ты это, поищи потом в интернете своём. Мы тут с шестнадцатого веку стоим, - она гордо распрямила плечи. - Раньше-то большое поселение было, лет сто назад... Я ещё помню, как в детстве бегала к ним в село, всё глазела, как тамошние ребятишки грамоту учат... Нас-то тут не учили, а у них обучали и чтению, и письму...
Затаилась, слушая рассказ. Обычно я не люблю все эти экскурсы в прошлое, но сейчас почему-то было интересно...
- Так где она есть? Община-то ваша? - я задала вопрос, который вертелся на языке. - Прямо здесь?
- Вон, за леском, - баб Маша снова кивнула в пустоту, и только сейчас до меня дошло, что она имеет ввиду продолжение деревни, которое я видела в глубине леса. - Нынче там народу немного, - она тяжело вздохнула. - Вроде как при последней... этой... переписи, чуть больше двух тысяч человек насчитали. А раньше, до войны ещё, пятьдесят тысяч было...
- Ммммм... - я шмыгнула носом, ибо запах кухонного средства почему-то вызывал першение в горле - отвыкла я руками посуду мыть, да. - То есть Вы не в общине родились?
- Я?! Неее, - Мария Михайловна махнула рукой, снова присаживаясь на табуретку. - Это мне шестнадцать было, когда с Родионом сдружились... Родители наши не против были, я крестилась заново в их согласии, замуж пошла... Двоих детей Бог послал - дочку и сына. Светка-то заграницей живёт, не приезжает... А Славка тут, неподалече. Очень Родион огорчался, что дети из согласия ушли, сначала дочка, едва восемнадцать стукнуло, а потом и сын, - она всхлипнула, глядя в одну точку. - Всё говорил, что мои бесовские гены виноваты... - она грустно улыбнулась. - Не всерьёз говорил, но я всё думала, может и правда...
- А сами они... дети, что говорили?
- Да что-что... Знамо что - уехать хотелось, нет перспектив тут. Они вроде и от веры не отказались, но и молитвы не читают... - баб Маша виновато глянула в красный угол. - Да что там, я сама через раз уже... Не смогла я, как Родион, всю душу вложить... Да и как вложить? Хозяйство большое было, дети один за другим подрастали, да и новое что-то узнавать хотелось... Но он хоть и ворчал, но не сердился, говорил - каждому своё. А вот дети его разочаровали... Нет, Славка кланяется, конечно, когда приезжает! - она снова бросила взгляд на иконы. - И крест носит! Но это так... Чтоб меня не огорчать... И жена его совсем неверующая, аборт уже два раза делала - не хотят они деток пока, говорят - сначала надо на ноги встать, денег заработать, а уж потом о детях думать... А как мы-то жили?! В поле рожали... И ничего... И когда потом? Это кажется, что жизнь длинная да долгая, а самом деле моргнуть не успеешь, а уже и всё... - Мария Михайловна быстро смахнула со щёки слезу. - Ну да Бог им судья. Что ж теперь...
- Ну да... Не заставлять же их... - я уставилась в грязную кастрюлю, борясь с отвращением. - А Вы... Почему не там живёте? - мне хотелось продолжения рассказа, но без лишних подробностей, ибо чужая жизнь - это всегда горько...
- А чего там? Там дом был большой, участок, огород, хлев на половину двора... Куда мне? Продала. Тут вот купила... А в детстве я жила на соседней улице! Я тут всё знаю... И всех...
- А кому продали? Разве кто-то захочет жить в религиозной общине?! - я действительно удивилась. - Или своим и продали?
- А ты думаешь, приезжих мало? - Мария Михайловна насмешливо вздохнула. - Каждый год приезжают. Кто по одиночке, кто семьями сразу... То нагрешат чего и замаливать едут, то душа чего-то там у них просит, то к корням и природе вернуться приспичит... Ну кого-то на год даже хватает, да. Иные и на пару месяцев не задержатся... Остаются совсем мало. Кто готов и молиться, и обряды блюсти, и трудиться, и по-настоящему осесть здесь...
По спине пробежала дрожь - я понимаю, да. Это надо быть совсем отчаянным или отбитым, ну или реально натворить в жизни что-то такое, что либо тюрьма, либо жизнь в общине. Каторга какая-то...
Поскребла ногтями дно казана, соскабливая пригоревшую капусту. Стиснула зубы, пытаясь мысленно отвлечься от процесса...
- И чего там, в общине? Свет-то есть у людей? Или только молитвами путь освещают... - хмыкнула, задавая тупые вопросы исключительно с целью порадоваться за себя и прочувствовать собственное благополучие.
- Да всё там есть, скажешь тоже, - баб Маша махнула на меня рукой, приподнимаясь и хватая со стола чистую тарелку и сложенное полотенце - собралась вытирать вымытую посуду. - Не пещерные же люди. Им вон в том году столб поставили... Высокий такой... Чтоб интернет был...
Прыснула со смеху - ну тогда да, не так уж всё и запущено.
- Ааааа... Ну и слава Богу... - закусила губу, чтобы не заулыбаться открыто. - А они сюда, в деревню, ходят?
- Та как же не ходят? - Мария Михайловна округлила глаза. - Там жеж не резервация. Вон трое только ушли от нас...
Аж застыла с намыленной губкой в руке. Сглотнула слюну...
- В смысле... Они - общинники?!
- Ну так конечно! - хозяйка вздохнула от моей непробиваемой глупости. - Колька, конечно, всё уйти порывается, но так и не уходит... Хотя туда ему и дорога - нет в нём истинной веры. Всё кривлянья одни. Лука скоро сменит отца Пантелеймона, наверное... Не то чтоб вера в нём от сердца жила, всё ж жену похоронил, тяжко это принять, но упорства ему не занимать, детей в строгости растит. Ванька вообще молодец - и невесту из своих взял, и ребятишки хорошие, там вера глубокая, ещё дедами и отцом воспитанная...
Блять... Прости Господи... А на вид вроде нормальные мужики... Я даже переспать вот думала с одним...
- Мдаааа...
- Пашка тоже оттудова. Молодой, горячий... В городе учился. Вернулся - думали тоже уйдёт. А он ничего, сопротивляется внутренне, но держится... Женится скоро на своей... Хороший парень.
- Угу...
- Ну ты совсем засыпаешь на ходу! - баб Маша отложила полотенце на стол. - Бросай! Утром доделаю... - она безапелляционно закрутила кран и схватила меня за локоть. - Пошли, постелю тебе в кресле. Лука сказал, рано разбудить тебя... Дождя на завтра вроде не обещают...
На этом самом кресле моя выдержка сломалась окончательно. Я ещё как-то держалась, пока Мария Михайловна раскладывала эту грузную квадратную совдеповскую конструкцию, в реальности действительно оказавшуюся вполне вместительной кроватью. Вместительной от словосочетания "можно вместиться", да... Стойко помогала взбивать слежавшуюся перьевую подушку, вдевать в пододеяльник тяжеленное ватное одеяло и расстилать простынь. Но когда я переоделась в выделенную бабой Машей ситцевую ночнушку с огромными пышными воланами на груди и по краю длинного подола, сила воли покинула меня окончательно и бесповоротно...
В глазах стояли слёзы. Да я и не прятала их в темноте, лёжа на жёстком ложе и задыхаясь под весом чужого одеяла. Почти не слушала, что Мария Михайловна тихонько рассказывает об этой дурацкой общине, о каких-то там староверах, об отличиях между другими толками и согласиями... Какая мне разница по сути? Меня это вообще никаким боком не касается. Я просто хочу домой, в свою постель! Вместо того, чтобы находиться здесь и делить спальню с хозяйкой этого жилища...
Чуждость и чужеродность. Эти ощущения захватили сознание и подсознание, разум и чувства. Это не мой мир, не мои люди, не моя обстановка! И на этом фоне самым родным на свете казался муж...
Мне отчаянно, до боли в грудине, до тошноты хотелось к нему... К самому близкому, самому лучшему, самому дорогому человеку... Просто уткнуться в его плечо, почувствовать знакомый до дрожи запах, просто знать, что он рядом...
- Ну ты чего, деточка? - баб Маша давно замолчала, прислушиваясь к моим беззвучным всхлипам, и только сейчас снова заговорила. - Чего сырость разводишь? Спать надобно...
- Домой хочется... - выдавила из себя, огромным усилием сдерживая рыдания.
- Так завтра поедешь, ну! Лука сказал - утром, значит так и будет! Надо-то ночь одну поспать...
- Д-да, з-знаю... - я всё-таки сорвалась, тихо шмыгнула носом. - Пр-росто не привыкла я... т-так...
Баб Маша помолчала немного. Несколько раз тяжко вздохнула, ворочаясь на своей кровати.
- А ты чего с мужем-то не живёшь, Снегурка? - её голос в относительной тишине ночи звучал участливо и почему-то душевно. - Бог дал мужа - надо женой быть...
Тонко взвыла, кусая губы...
- Другая у него, баб Маш... Бросил он меня... А я... я хочу женой быть... О-очень х-хочу... - я почти заревела, поворачивая голову и утыкаясь лицом в подушку. - Он сам не хочет... Двадцать лет прожили...
- Ох ты ж горюшко... - Мария Михайловна вполне искренне посочувствовала. - Так, может, сейчас не хочет, а потом захочет... Примешь?
- Приму, - я лихорадочно втянула носом воздух. - И сейчас приму, и потом... Пусть только вернётся...
- Ой бедовая ты девка, Снегурка... - баб Маша протяжно зевнула. - Ну коли не вернётся, так Бог другого мужа пошлёт, чего убиваться-то так...
- Не хочу! Не хочу другого... - разревелась всё-таки... - Ему вон послал... Оксаночку эту! А мне нет! Одну оставил...
- А дети-то есть? Нажили деточек-то?
- Есть... Дочка... Сама скоро замуж пойдёт...
Мария Михайловна шумно выдохнула. Замолчала под мои всхлипы и стрекотание кузнечиков за окном...
- Ты послушай меня, деточка, - она снова подала голос. - Не поверишь, знаю... Но даст Бог мужа, коли замуж хочешь. Только ты этого-то прости... Вернётся, не вернётся, всё одно - прости, не суди...
- Да простила я его! - заскулила в ответ, натягивая одеяло на голову и жмурясь до кровавой рези в глазах, ибо от всколыхнувшейся боли хотелось сдохнуть на месте. - Простила-а...
- Ну да... Не плачь попусту. Глупая ты... Поймёшь потом. Попомнишь мои слова... Спи давай. Как вставать рано будешь? Спи...