Глава двадцать восьмая

Элайджа

Хэдли: Мы сегодня познакомились с твоей мамой. Она пыталась забрать Люси к себе домой.

Элайджа: Удивительно, что она не попыталась забрать вас всех домой.

Хэдли: Вообще-то… Умора! Ты будешь дома завтра?

Когда я выходил из ванной комнаты своего отеля, вытирая волосы полотенцем, мою улыбку было практически невозможно предотвратить. Да я и не пытался.

Элайджа: Да, выезжаю из салона около двух. Могу забрать тебя с работы, если ты завтра работаешь.

Хэдли: В твоей машине нет автокресел, помнишь? Они у меня в квартире с тех пор, как Оливия уехала домой.

Ну, блядь. Это отстой. Я очень хотел увидеть ее и детей. Я не мог выбросить из головы, что бывший, мудаковатый парень Хэдли пытается пролезть обратно в ее жизнь, пока меня нет рядом. У меня нет права злиться. Во многих отношениях я всегда оставался чужаком, как бы сильно не желал другого.

Я потер грудь. Эта мысль делала меня чертовски несчастным.

Я знал, что Хэдли не заинтересована в возвращении Скотта. Это было очевидно, но я также видел мать, которая готова на все ради счастья своих детей, и это безумно пугало меня. Хэдли призналась мне, что он настраивал собственную дочь против нее.

Отец Люси и Элая приводил меня в ярость. Не могу понять, как он мог разрушить то, что было у него с Хэдли. Казалось, этот человек не замечает совершенства в своих собственных детях.

Неужели он не понимал, что кто-то может взглянуть на то, что он разрушил, и безумно влюбиться в оставленные им осколки? Возможно, именно поэтому он был груб с Хэдли. Он понял это.

Только было уже слишком поздно. Я собирался сделать все, что в моих силах, чтобы показать Хэдли, что ей и ее детям лучше без него. Что я принадлежу им. Что они — все, о чем я мог только мечтать. Что часть меня всегда была рядом с ними, и это никогда не изменится. Единственное, что изменилось, — это мой взгляд на некоторые вещи.

Элайджа: Увидимся завтра, когда я вернусь домой?

Хэдли: Отличная идея. Люси не перестает спрашивать, когда мы снова увидимся с тобой. Она скучает по тебе.

Вспомнив, как мы остались наедине в салоне, как нежно и возбуждено она смотрела на меня, я сглотнул. Мне хотелось заключить ее в объятия прямо там, но я не хотел делать этого в первый же раз, когда мы остались наедине. Сколько бы ни мечтал о том, чтобы засунуть руку в ее джинсы и скользить пальцами по ее киске, пока она не кончит. Единственное, о чем я думал, — это доставить ей удовольствие. Она была совершенна, и я ничего так не хотел, как показать ей, насколько она заслуживает полноценной ночи в постели с кем-то, кто будет лелеять каждый дюйм ее кремовой плоти. Этим кем-то мог быть только я.

Успокойся, Элайджа.

Отлично, у меня была сильная эрекция. Это расстраивало. Я не знал, когда настанет подходящий момент показать Хэдли свои намерения. Она была нежной, ранимой из-за того, что ей изменили, и она была родителем.

Но все эти вещи только усиливали мое желание, я мечтал развратить её.

Блядь, да, я хотел развратить ее дух, разум и каждый сантиметр плоти.

Элайджа: А ты? Ты скучаешь по мне?

Хэдли: Да.

Одно слово, перевернувшее мой мир.

Загрузка...