Ничего Роберт менять не собирается, он хочет вернуть все, как было, ему так удобно, его все устраивает. А на меня… да и на маму ему по большому счету плевать. Мы просто вещи на своих местах, которые он нам отвёл, выходит.
Странно, он ведь так и сказал в нашу последнюю встречу, прямым текстом практически, а я дура не приняла к сведению. Как будто знание истинного положения вещей до последнего блокировалось в сознании до того момента, когда Антон все мне в лоб не озвучил без всяких прикрас. Не ткнул носом в гадкую очевидность, в то, что гнило внутри и отравляло уже столько времени. Жестоко, но предельно честно.
Не было у Роберта никакой любви ко мне. Я была его удобной и послушной собственностью. Мелкой дурочкой-подстилкой, которая всегда под рукой и, в своем слепом обожании, все принимала за чистую монету, за истину, верила беззаветно и видела в нем идеал. Дура — она дура и есть.
От этого в какой-то момент так больно стало, что почудилось — сердце лопнет. И лопнуло, прорвало, вышло все наружу … и стало легче. Не слишком, но хоть не померла. Свобода появилась. Сейчас именно, а не тогда, когда из дому ушла. Тот уход был какой-то не взаправду, с надеждой, с оглядкой и ожиданиями, с тем же грузом на плечах. А сейчас все, нет его. Свобода. И пустота.
Боль никуда не делась, конечно. Даже царапина на коже не заживает на раз, как по волшебству, что же говорить о сквозном свище в сердце. Но теперь у меня был под рукой хотя бы обезбол.
Не приподнимая головы с плеча Антона, я поцеловала его в шею, вдохнула полной грудью аромат мужского тела и скользнула ладонью под простыню, по вмиг напрягшемуся под моей ладонью животу.
— Лисено-о-ок! — мгновенно откликнулся Крапива, повернул голову и поцеловал волосы. — Ещё? Серьезно?
— Ты против? — прошептала я, приподнимаясь, пройдясь поцелуями по его мощной груди.
— Против? Я чё, не в своем уме разве? Всегда готов.
И сразу же сдёрнул простыню, демонстрируя, что все как обещано. До полной готовности ему оставались секунды.
Я оторвала взгляд от созерцания мужской плоти, стремительно наливающейся мощью и, глядя в глаза Антону поднялась, вставая над ним на четвереньки. Не прерывая прямого визуального контакта медленно опустила голову и поцеловала уже чуть выше пупка, там, где начиналась негустая дорожка жестких светлых волос.
— Твоюж-ж-ж! — это единственное прикосновение произвело такой эффект, будто Крапиве шарахнули разрядом в поясницу.
Он взбрыкнул, напрягаясь так, что все мускулы вздулись, подкинул бедрами, отчего влажная широкая головка мазнула снизу по моему подбородку. Глаза его распахнулись, радужка практически исчезла, поглощённая расширяющимися зрачками, ноздри задергалась, как у жеребца, почуявшего скорую скачку, а мощная грудь заходила ходуном.
Я выждала, когда он справиться с первой реакцией и поцеловала снова, уже ниже пупка и осознанно позволяя напряжённой плоти оставлять влажный след на моей скуле. Антон содрогнулся, стиснул кулаки, вытянул руки вдоль тела, но в этот раз утерпел, не толкнулся навстречу, только оскалился на секунду.
— Ты смотришь … вот так… — гулко сглотнул он, зашипел, реагируя на то, как я потерлась щекой о основание его ствола. — Тебе самой ведь … самой в кайф? Да?
Да, мне было в кайф. Его запах, вкус, реакция. Чистая, открытая, такая мощная, как если бы я творила для него сейчас нечто из ряда вон, практически волшебство. Но отвечать не стала — провела губами по твердому стволу, скользнув кончиком языка по толстой извилистой вене и пару раз щекотнула, слегка-слегка, по уздечке, не отпуская при этом взгляда Крапивы.
На этот раз его подбросило, сгибая, он зашипел, скрипнув зубами, глаза затуманило, но он их не отвёл. Рухнул обратно, прохрипев требовательно:
— Ещё!
Мгновенное воспоминание о том, как Роберт реагировал на такую же ласку, скупо и прохладно, часто делая мне замечания, что тороплюсь, заводясь слишком быстро и этим порчу все, чуть не испоганило все новым приливом боли.
Отмахнувшись от морока прошлого, я переслала медлить, отпуская себя. Терлась лицом, облизывала, обхватывала губами только одну головку, дразня языком и собирая остро-пряный вкус, а после принимала так глубоко, как только получалось, дурея от тесноты в горле, доводя себя до головокружения от нехватки воздуха, смаргивая льющиеся слезы.
Антон стонал, практически выл, то и дело шарахал по дивану кулаками или выгибался, цепляясь за его спинку до жалобного скрипа, его трясло, кожа вся сверкала от испарины, его наслаждение больше походило на мучение, но перло из него так щедро, диким потоком, что прошивало меня насквозь, давая желанное — возможность утонуть и в своем. Он не тормозил меня, не управлял, он всё мне позволял и все принимал.
— Детка-детка… — прохрипел Крапива, вскинув голову. — Я сейчас … Не смогу уже…
Будто я и так уже не ощущала насколько он близко по тому, как затвердел и ещё разбух его член, как подтянулась мошонка и вкуса на моем языке стало в разы больше. Я ведь тоже догоняю.
Не останавливаясь, я сунула руку себе между ног, находя нужную точку и вот тут тоже не смогла сдержать стон, ведь и сама на пределе.
Что-то внезапно изменилось. Крапива на секунду замер подо мной, и уже одурманенный взглядом я поймала то, что глаза он распахнул, выражение его лицо поменялось.
— Ну вот уж ни хрена подобного! — неожиданно раздражённо выдохнул Антон. — Стопэ!
Я вскинула голову и чуть не зарычала на него, обломавшего в такой момент.
— Что ты…
— Разворот, детка. Я в одну харю кончать не буду. — приказал Антон и подхватил подмышки, подтягивая выше.
— Что? Чего ты хочешь? — не поняла я.
— Вместе, Лисеночек, только вместе. — заявил Антон, совсем сбивая с толку и, видя, что я откровенно торможу, сначала мягко спихнул с себя, потом резко крутанулся на постели, и тут же подхватил и затянул обратно.
Я неловко плюхнулась сначала промежностью на его грудь, но Крапива обхватил мои ягодицы, вынуждая приподняться и потянул к своему лицу. Я опешила на пару секунд. Не от его готовности ласкать меня так, просто поза была для меня абсолютно новая и мы с Робертом никогда…
А ну в бездну Роберта и все, что с ним было!
— Покажи мне, как в тот раз… покажи как тебе лучше… — велел Антон, возвращая меня в пространство нашей общей жары и прижался ртом, толкнувшись языком внутрь. Глубоко, приятно, но не находя самой чувствительной точки. — Ты пиздец какая мокрая, Алис… Это от минета? Ты реально можешь кончить, когда со… делаешь его?
Нет, ну самое время и поза, для того, чтобы вести расспросы! Я обхватила его член губами и резко насадилась горлом до предела, нарочно сглотнув несколько раз, прежде чем резко, с хлюпанье выпустить, на напоминая, чем мы тут занимаемся.
— А-ах! Сука-да-а-а! — протяжно выдохнул Антон и резкое движение воздуха прицельно ударило куда надо, заставив содрогнуться уже меня.
Скользнула пальцами себе между ног снова, тронула чувствительную точку, но Антон мигом оттолкнул мою руку.
— Понял, не дурак. Давай, Лись, погнали, сил никаких уже моих нет терпеть. — пробормотал он, заменяя мои пальцы языком и требовательно взбрыкнул, мазнув уже откровенно протекающей головкой по губам.
И мы погнали. В первый момент меня отвлекала необходимость будто разрываться между тем, чтобы уследить и за своими нарастающими ощущениями и тем, что происходит с Антоном, но потом накрыло. Я вспомнила, что мне не нужно ни за чем следить, он принимает от меня все.
Оргазм вышел внезапным, не как прилив, нарастание которого ожидаешь, а будто удар бешеного жара в голову. Антон резко перевернул нас на бок, вырвался из моего рта, по моим губам, подбородку и шее ударило густой обжигающей влагой, пока любовник глушил свои стоны, уткнувшись мне между ног, это и доконало. Ошеломляюще мощно, с люто-сладкими сокращениями внутри, догоняющее снова и снова, невыносимо прямо уже, до тех пор, пока не осознала, что Антон не остановился и продолжает целовать меня и не отстранилась от его рта. А он будто не мог угомонится, потянулся следом, удерживая за бедра и пытаясь снова добраться губами.
— Стоп-стоп! — упёрлась я ладонью в его колючую щеку. — Тормози, перебор уже, так и сердце встанет.