Ожог Крапивы

Глава 34

— Хозяин велел вас до дома отвезти, — я едва дошагал до конца квартала, когда рядом тормознул черный джип и открылась дверца.

— Я чё, девка, чтобы меня откуда взял туда и возвращать? — вызверился на водителя, но тут же устыдился под пристальным взглядом парня. Чего кидаюсь, как псина лютая, он-то при чем? Человек подневольный, можно сказать, велели отвезти, он и поехал. — Извини, мужик. — буркнул и в салон уселся. — Я — Антон.

— Я в курсе, — кивнул он. — Жених Алисы Александровны. А я Леонид.

— Угу, жених. В отставке, — горько ухмыльнулся я. На это водила никак не прореагировал, только и сказал:

— Павел Николаевич велел передать, что вы можете вернуться в любой момент, когда захотите. Доступ в дом для вас открыт.

— А смысл? — спросил самого себя, ощутив вдруг почти непреодолимый импульс так и сделать — попросить немедленно разворачиваться, рвануть вверх по лестнице, ворваться в комнату и, забив на любые возражения, обнять-зацеловать мою внекатегорийку, завалить ее в постель и напомнить как следует, ради чего вместе нам быть можно и нужно. Жаль, что сейчас скорее уж она меня завалит, если двинет по ребрам слегка, да и лицо у нее было такое… Смотришь и понимаешь — жопа полная приключилась.

Ну вот что, бля, что мне стоило заболтать ее, лапши про вечную верность так на уши навешать, чтобы и думать о всякой печальной дури не могла? Но нет же, честный я, дебила кусок. За каким таким хером, если знаю же — честность полная с женщиной вот такой вот задницей и оборачивается. Всегда! Врешь, песни красивые поешь — и все у тебя в шоколаде и секса море, правду говоришь — тебя посылают на хрен, а то и бьют по морде, и ходишь ты голодный с синими яйцами. Прямая, сука, закономерность. И ладно бы врать не умел…

Эх! На самом деле верить, что с Алиской у нас все, конец, не получалось. Ну посрались, не бывает пар, которые не срутся, в следующий раз умнее буду, обойду острые углы, напою как надо. И нет, это враньё особого рода, не лицемерие, не унижение, не заползание под каблук, а нормальный здравый смысл, когда ты не хочешь быть самому себе злым деревянным носатым поленом и расстраивать любимую женщину не желаешь. Вот только опять лицо Лиськино перед глазами замаячило, бледное, с решительно сжатыми губами. Она прощалась со мной всерьез и насовсем ведь, для нее это не была рядовая ссора. Но как так-то?

Ещё и Эвка эта… взялась на мою голову. Нет, признаю, я поступил как идиот, никто мне тут не виноват, мой косяк. Но косяк же, а не трагедия! И что это за бред с тем, будто я постоянно взглядом каждую встречную симпатичную бабскую особь облизываю? Нет же такого в реале, я что, себя не знаю? Смотрю, да, но не так же, что прямо критично все. Ну не слепой же я! И на Алиску смотрю и смотреть хочу, да что там смотреть, я бы её взглядом жрал и трахал бы, жрал и трахал. И главное, как я на других смотрю он видела, а то, как к ней прямо намертво глазами прирастаю — нет. Избирательное бабское ревнивое зрение!

— Вот тут меня выкини, — попросил я водилу тормознуть около входа на мини-рынок. — Спасибо!

Надо мне, походу, надо затариться главным жидким успокоительным. Вот прибухнем с Зимой, мозги мои чуток перезагрузятся, авось и полегчает. Или пойму, как все с Алиской разрулить, или… Не-е-ет, второе или — не вариант. Я добровольно в женихи ведь не на пустом месте вызвался. Алиска — моя, моей ей теперь и оставаться. Остальное утрясем и притрем.

— О, Антон! — удивилась открывшая мне дверь Варька. Это раньше я в хату к Зиме входил всегда без стука, как и он ко мне, сейчас другое дело. — Ты как?

Я поднял и показал ей пакет с водярой и закусью.

— Отпустишь Темыча со мной поквасить? Очень надо, Варь, — для наглядности я и руку к груди прижал. Прямо туда, где ныло так паскудно.

— Что-то случилось? — встревожившись, нахмурилась девушка друга. — Ты как себя чувствуешь? Мы тебя вообще-то так скоро не ждали.

— Ну, а я припёрся, — в дверном проёме появился по пояс голый Зима, натирающий мокрую башку полотенцем. — Привет, Темыч. Так что, Варь?

— А у нас на кухне вам чем плохо? Я вон ужин приготовила.

— Оно тебе надо на наши пьяные рожи любоваться?

— Я на его лицо в любом виде смотреть готова, — глянула она искоса на Зиму, отчего тот расплылся в хищной ухмылке, а у меня за ребрами заныло ещё сильнее. — А тебя, так и быть, потерплю. Заходи. А Алиса позже придет?

— Не придет она. Погавкались они, — сходу по моей физии и пакету с бухлом поставил диагноз друг. — Заваливайся, рассказывай чё за дела. Мор тебя не одобрил?

— Если бы… — буркнул я, разуваясь и проходя на кухню. Чистенько тут стало все, аж сверкает и уютненько. Не то чтобы мы с Зимой совсем уж засирались во время готовки и посиделок постоянных у него, не из жопы ведь руки и служба в Армии за плечами, а там порядку быстро учат, но все равно, женская рука она сразу видна. — С Мором у нас вроде как нормальное взаимопонимание вышло, — объяснил я, усевшись за стол и взявшись откупоривать бутылку. — Маман Алискина, конечно, на меня как на коровью лепеху смотрит, но и это не проблема. Варь, ты прости, что я припёрся о тебе не подумав. Может, давай я за вином для тебя смотаюсь, а?

— Сиди уже, о своей женщине я сам всегда позабочусь, — фыркнул Зима и достал из холодильника початую бутылку белого вина. Налил в бокал и взял рюмку, которую я уже наполнил. — Ну что, вздрогнем и потом нам свою проблему озвучишь.

Мы с Зимой хлопнули по первой, Варя пригубила, они взялись за ужин, а я пока только занюхал хлебушком, приветствуя первую хмельную волну в голове. Сразу же налил по второй, поднял, а Зима чуть нахмурился, но поддержал. Вторая легче пошла, вот только и она желанного облегчения ни капли не принесла, так что, я, не мешкая, набулькал и в третий раз. Темыч приподнял брови, на его лице ясно отразилось “Чё, все настолько хреново?”

— Слушайте, если у вас какой-то сугубо секретный разговор, то я могу пойти и в зал поесть, — предложила Варя, даже приподнявшись, но я мотнул загудевшей уже от хмеля башкой.

— Короче, послала меня моя Алиска, — не стал городить предысторий. — Сказала, что я кобелина до мозга костей и никогда не изменюсь, а ей такого не надо. Варь, скажи по чесноку, я что, реально на каждую встречную смазливую ба… девушку смотрю так, будто глазами лапаю или вовсе тра…ну то самое, сама понимаешь.

— Ну-у-у… — Варя покосилась на Темыча, а он только пожал плечами, мол, решай сама, чё говорить. — Есть такое дело.

— Серьезно? Я же просто весёлый человек и общительный.

— Да, но все же между тем, как ты смотришь и общаешься в компании парней и при появлении девушек очень большая разница, — уже гораздо увереннее ответила Варвара.

— Ну это же нормально, разве нет? Я же адекватный, понимаю, что чисто пацанская компания — это одно, а при девчонках фильтровать надо.

— О, ты фильтруешь, — девушка опустила взгляд к тарелке и прикрыла губы кончиками пальцев, пряча улыбку. — Точнее сказать, флиртуешь сходу, это у тебя, видать, на уровне безусловных рефлексов.

Вот значит как. Выходит Алиска ничего не придумала и не преувеличила, если даже человеку почти постороннему все настолько очевидно. Я налил ещё и хлопнул, как воду, не дожидаясь пропускающего друга.

— Антоха, ты бы закусывал, — ворчливо заметил друг, но я отмахнулся.

— Ладно, пусть так. Этот вопрос прояснили. Но вот на кой требовать от мужика полной откровенности в кое-каких вопросах, а потом за эту же откровенность тебя же и кидать?

— Эм-м-м… — нахмурилась девушка друга. — Не совсем поняла.

— Ты чего же это, Алиске свою жизненную позицию насчёт неизбежных походов налево озвучил? — спросил Зима и покачал головой, когда я хмуро на него глянул. — Серьезно?

— А что не так? — снова начал злиться я, вспоминая наш с Алисой последний разговор. — Она сама эту тему подняла, Маринку приплела, ну я и объяснил как оно все обстоит. Любимая женщина — это любимая женщина, случайные разовые походы налево вообще к чувствам к ней отношения не имеют. Я чё, не прав?

Темыч поперхнулся картошкой, прокашлялся и тут же схватил Варьку за руку, потянул к себе на колени.

— Не-не-не, не смотри на меня так, Варюха! — замотал он головой. — Крапива мне друг и я с ним за любой кипеж, но это чисто его личная жизненная позиция.

— Правильно я понимаю, что ты сказал девушке, что не усматриваешь ничего страшного в изменах в принципе? — уточнила Варя, присев на колено друга и глядя на меня, как на полного дебила.

— Так, минуточку! — поднял я указательный палец. — Я сказал, что для нормального здорового мужика метнуться налево — это никак не влияющая на его чувства к любимой фигня. Это вообще не измена, а просто… Короче, если ты не лох, то используешь возможность.

— Ух ты ж-ж-ж… А девушкам тоже так можно?

— Нет!! — вырвалось у нас с Темычем хором.

— Почему? Если девушка тоже нормальная, здоровая, с потребностями и у нее возможность подвернулась?

— Варька! — рыкнул Зима и куснул ее слегка за плечо. — Ты и в мысли такое не бери. Знаешь ведь — убью любого. Без шуток.

Ага, он один раз почти убил. Еле оттащил.

— Варь, нам секса много не бывает. А если у женщины его и дома хватает, мужик внимание уделяет, подарки дарит, на руках носит, а она на сторону смотрит, то это шлюховатость. И уж извини, но если в твое собственное ещё кто совать станет, то это противно, — объяснил я свою позицию. Логично же, разве нет?

— Знаете, у меня такое чувство, что вы каком-то средневековье застряли со своими представлениями, парни, — Варя встала и упёрлась ладонями в столешницу. — То есть, вместо того, чтобы честно обсудить с любимой, чего тебе там дома не хватает, а чего много-много, проще налево сбегать? И получая от своей женщины все ее внимание и ласку, ты считаешь нормальным ещё и на стороне добирать? Или думаешь, что у женщин не вызывает такого же чувства брезгливости знание, что твой мужчина, выражаясь по твоему, куда-то там совал ещё?

На каждый ее вопрос Зима мотал башкой, но молчал, походу разумно полагая, что сейчас может за любое слово прилететь от его кошки. Варька только на вид мелкая, миленькая, блондинисто-кучерявая, характер там — мама не горюй.

— А зачем ей об этом узнавать, когда все по жизни в шоколаде? Живи себе и радуйся!

— Да потому что, все равно, так или иначе, но правда вылезет, Антон! И тогда или смиряться, проглотив обиду и боль, перестав уважать и себя и своего мужчину или все разрушать. Вот скажи, кто в своем уме на такое будущее с тобой подпишется?

— Вот и ты! Это что, общее у всех ба… девушек, сразу раздувать все до размеров мегадрамы?

— Ну уж извини, так мы устроены. Пока ещё несерьёзно и игрушки — это одно. А когда все всерьез становится, мы не можем уже жить одним днём и сиюминутным удовольствием. И если уж говорить о твоей позиции “живи себе и радуйся”, то что мешает так же поступать и тебе? Тебе хорошо с любимой, ты не желаешь видеть свое будущее без нее, так неужели ты не боишься потерять все самое ценное из-за сиюминутного желания хапнуть глоточек на стороне?

— Мне не понятно, почему этот глоточек вам нужно воспринимать, как повод объявить конец всему.

— Да хотя бы из все той же брезгливости снова прикоснуться к любимому, которого касался кто-то чужой! Ты хоть понимаешь, насколько легко подчистую убить женское желание и доверие? Что может быть более мерзким и разрушительным, чем понимание, что близкому человеку доверять нельзя? Что каждый раз вернувшись домой, он может вылез из чужой постели? Ты бы с таким мог жить? Хотел бы?

— Варя, я — мужик! — упрямо гнул свое, но внезапно так четко вспомнилось, как изменилась Маринка, после того как ей впервые меня заложили. Она тогда с подружкой своей в хлам разосралась, которая ей о моем загуле донести решила, но реально ко мне будто охладела, хотя я вокруг нее как только не вился, косяк заглаживая. А дальше уж пошло-поехало по нарастающей. Чем меньше у нас становилось секса, тем чаще я смотрел налево, чаще слухи доходили до Маринки и становилось все хуже. Ну а потом, она поймала меня по факту. И бросила. А я… на время сдох.

— Ты — упертый баран! — хлопнула по столу ладонью Варя. — Извиняться не буду. Все, я ушла, сидите дальше сами.

— Трындец, братан, не знал, что ты такой тугой мозгами, — пробурчал Зима, со вздохом проводив свою ненаглядную кошку взглядом. — Я уже проникся до того, что аж жопа вспотела от возможной перспективы, а ты все не просекаешь. Или прикидываешься? А может, Алиска все же проходняк для тебя, как и другие, зацепила чуток, но не настолько, чтобы мозгами просветлеть?

Алиска проходняк? Мой Лисенок, внекатегорийка моя, от которой фляга свистит и под ногами земли не чую — проходняк?!

— Ты мне друг, но ещё раз так про Алиску скажешь и я тебе втащу, — мрачно пообещал я. — Она жена моя будущая.

— Ну и какого хера тогда? — задал друг необычайно всеобъемлющий вопрос. — Ты не сечешь разве, что когда кто-то твой во всех смыслах, то и ты тогда чей-то? По другому никак.

— Она меня бросила.

— А ты взял и бросился? Серьезно, мужик? — фыркнул Темыч, чокаясь со мной.

— И правда, чего это я, — замахнул последнюю рюмку, зажевал и встал. — Спасибо за ужин и вообще… Пойду я, пока ещё не совсем ночь успею бомбилу на проспекте поймать.

— Стоять! Я провожу! — подорвался и Зима.

Как ловили тачку я помню, как за окнами поплыли фонари, сливаясь перед глазами — тоже. А дальше…

Разлепить веки удалось с большим трудом, башка трещала адски, во рту все пересохло. Потолок был мне незнаком, как и стены, лежать было жёстко, где-то неподалеку тихо бормотало, похоже телек.

Я резко сел, желудок тут же кувыркнулся, а память вернулась. Алиска!

— О, вы проснулись, Антон Федорович! — ко мне обернулся сидевший в кресле перед телеком вчерашний водила. Леонид. — Минералки холодной?

Я сглотнул сухим горлом, но мотнул башкой.

— Алиса… — просипел и закашлялся, отчего ребра тут же дали мне жизни.

Огляделся. Похоже, я в комнате отдыха в домике для охраны у ворот дома Моравского. Видать, таксист меня готового совсем охране сдал с рук на руки, они меня тут спать и уложили, не тащить же в дом бухое тело. И хорошо, вот бы маман Алискина обрадовалась, увидев меня в таком виде, да и Мору говорил, что я не из любителей, а сам явился на рогах.

— Так уехала Алиса Александровна, — ответил Леонид таки подавая мне бутылку минералки, которую достал из холодильника в углу.

— Куда?

— Не могу знать куда конкретно. Мне просто было велено отвезти ее и Алексея Владимировича с вещами на вокзал часа через два после вас, я и отвёз.

— С вещами? — подавился колючей водой я.

— Ну да. Алексей Владимирович с друзьями собрался, как и в прошлом году в стройотряде студенческом пару месяцев поработать, а Алиса Александровна, видимо, решила с ним поехать.

Уехала. Алиса уехала. Моя Алиса уехала. Потому что я — мудак.

Она сказала — уходи, а я, как сраная обиженка, взял и ушел, вместо того, чтобы разбить долбаный лагерь под ее дверью и жить там, пока не разберемся.

Она сказала, что причиняю боль, которой она уже натерпелась и больше не хочет. А я залупился и сказал — бери, какой есть, другим не стану.

Она сказала — хочу быть всем для своего единственного, а я ответил, что ей нужно повзрослеть. И теперь без всего остался я. Без нее остался.