Ожог Крапивы

Глава 22

У-уф-ф-ф, кто бы знал, каких сил мне стоило вернуться к проведению занятия, после того, как Алиска устроила мне эту мини-сцену ревности. Так-то меня обычно попытки баб проявить в моем отношении подобие собственничества бесят и пресекаются мигом. Я по жизни женщинам грубить не приучен, но когда нарываются откровенно, вон как сучка Надька, то послать могу запросто. Фыркать, упрекать, сопли-слезы выжимать и губы дуть бесполезно, мне на такое глубочайше похер. Но вот ревность в исполнении моей внекатегорийки — это нечто. Хотя бы потому, что она в принципе проявилась. И это после того, как меньше часа назад она удостоверилась, что между нами ничего серьезного. Серьезного нет, ага, а обоих бомбануло.

Я за малым сходу сучонышу Серому его палец вместе с культяпкой ломать не полез. Тычет он в мое. В носу у себя ковыряй пальцем этим и буркалами наглыми по чужому не шарь, недоделка кусок. И Алиска ещё: “ Я не твоя девушка”. А чья, бля? Живёшь со мной, трахаешься со мной, ревнуешь меня — значит моя. Моя, понятно?

Доказать это немедленно в тот момент захотелось так, что едва себя контролировал. И только от ответного наезда Алиски вдруг взяло и попустило. Не моя девушка, да, Лисеночек? А чего же ты скалилась на меня так, будто глаза мои бесстыжие выцарапать была готова, а? Прям не Лисеночек в тот момент была, а натуральный Тигрёночек. А я кайфанул, ой как кайфанул и успокоился. Ну не в смысле, что начисто перехотел ее в первом попавшемся углу бы зажать, а именно псих прошел, тот самый, который засел за ребрами ещё в кафе.

Домой, скорее домой, а то от наших обнимашек-целовашек по пути меня так раздраконило, что почти огнем дышать стал. Хотел уже Алиску себе на спину закинуть и вперёд бегом ломануться, но тут засек двух незнакомых типов в костюмах, мнущихся около такой же незнакомой мне тачки прямо перед моим подъездом. А вот дамочку, оказавшуюся матерью моей внекатегорийки, заметил только когда голос подала она, сходу велев от меня отойти и в машину лезть. Голос был приятный, а вот тон — паскудный. И не только потому, что она меня типом обозвала, явно под этим нечто ругательное подразумевая. Ишь ты, ни здрасти вам, ни насрать — садись, Алиса, в машину.

В первый момент почудилось — Алиса подчиниться собралась, потому что рванулась от меня отстраниться и отойти. Но я крепенько так за руку ее сцапал и удержал. Моя красавица коротко глянула на меня, рассеянно хмурясь и сразу отвернулась.

— Здравствуй, мама, — поздоровалась она с родительницей. — Я никуда с тобой не поеду.

Мать Алиски головой эдак дернула, выставляя вперёд острый подбородок, ещё сильнее выпрямилась, будто линейку проглотила, ноздри точёные раздула и зыркнула на меня. Само собой, как на кусок дерьма, а и что похуже. Красивая женщина, что называется породистая, гладкая такая, блестящая, утонченная, прямо чистокровная кобыла глазастая на барской конюшне, которая стоит дохера деньжищ. Красивая, но аж сходу меня от нее воротит, ещё и мое отобрать собралась. Шла бы ты лесом.

— Молодой человек, — обратилась маман ко мне, произнеся это так, будто ее едва не передёргивает от омерзения. — Мне необходимо поговорить с дочерью наедине.

И уставилась так, как если бы ожидала, что я мухой прочь кинусь и потеряюсь в тумане. Вместо этого я обхватил Алиску за плечи и спросил.

— Лисенок, а тебе это необходимо? — Алиска медленно, как будто слегка заторможенно, повернула ко мне голову и отрицательно ею качнула. — Тогда извините, мадам, говорить придется при мне.

Мамаша снова головой дернула, с ноги на ногу нервно переступила, ноздрями заиграла ещё сильнее, ну говорю же — кобыла чистокровная с норовом. И со значением так зыркнула нам за спины, кивнула. Очевидно, тем двоим костюмам. Я молча тут же Алиску себе за спину задвинул, ключи от квартиры ей сунул и развернулся, приготовился встречать гостей дорогих хлебом-солью-пиздюлями.

— Напрасно вы так, — сказал не глядя на маман. — Даже если ваши дуболомы и заломают меня, что далеко не факт, то с района вам никто выехать не даст. Через две минуты парней наших толпа набежит.

— Мама, прекрати это немедленно! — вмешалась Алиса, и голос ее прозвучал сильно и безапелляционно, видимо первый шок прошел. — Я не вернусь домой, силой ты этого не решишь. А если попытаешься, то вы с Робертом очень сильно об этом пожалеете.

Приближавшиеся холуи встали, как вкопанные, походу был ещё один кивок-приказ.

— Да как ты смеешь! — зло, но тихо прошипела мамаша. — Ты ещё угрожать будешь нам? Нам? Родителям своим?

Ну да, говно-Роберт тот ещё отец родной.

— Буду, — решительно заявила Алиса. — Оставьте меня в покое.

— Или что? Да ты что себе возомнила? С кем связалась, а? У отца выборы на носу, скоро конкуренты начнут всю подноготную семьи перетряхивать, а ты с кем жить удумала! Прилюдно обжимаешься с …этим, как шлюха последняя виснешь и лапать себя позволяешь!

— Эй, мадам, я бы попросил! — рыкнул на нее я, не выпуская из виду молодцов. — По мне можете проходиться, как хотите, вы для меня никто, звать вас никак и срать мне на ваше мнение, но вот девушку мою я оскорблять не позволю никому.

— Ты хоть слышишь, как он с твоей матерью разговаривает? — зашипела пуще прежнего маман.

— Так, как ты заслуживаешь, ведя себя подобным образом, — на удивление спокойно ответила моя внекатегорийка. — Мам, если не хочешь безобразного скандала здесь и сейчас, то забирай свою охрану и уезжай. Я домой не вернусь, так Роберту и передай. И никакие его манипуляции через тебя и попытки давления на Антона не помогут.

— Да мы твоего Антона в порошок сотрем, — пригрозила шепотом мадам, подойдя к Алиске совсем близко. — Я сейчас же кому надо позвоню и у него в квартире по всем углам наркотики найдут. Пойдет на зону лет на десять, а оттуда уже не вернется. Живо пошла в машину!

Лисенок, став опять тигрицей, подалась вперёд так, что я уж подумал — сейчас за нос мать цапнет.

— Если, не приведи Бог, такое случиться или вообще что-то произойдет с моим Антоном, я тут же сделаю достоянием гласности то, что пять лет спала с Робертом, поняла? — тихо, буквально едва слышно, но бесконечно угрожающе процедила она сквозь зубы, а в следующую секунду я едва успел перехватить и отбросить руку мамаши, летевшую к лицу девушки.

— Эй, руки не распускайте! — рявкнул через голову Алиски и на всякий, оттащил ее подальше от бешеной тетки, обняв за талию. Охрана дернулась было, но все же не полезла.

— Ах ты дрянь! — сорвалась таки с шипения на крик маман, но тут же резко приглушила звук, зыркнув на прохожих. — Как у тебя только язык твой поганый такое говорить поворачивается? И о ком? О человеке, что тебе отца заменил! Возился с тобой, растил, воспитывал!

Ага, воспитывал, ещё как.

— Он никогда не был мне отцом, — отчеканила Алиска. — Отцы с дочерьми сексом не занимаются.

— Не смей! Не смей лгать! — красивое лицо исказилось, став безобразной маской лютой злобы, меня аж передёрнуло. — Паршивка! Роберт столько для тебя сделал! Никто не поверит в твою ложь! Я тебе не верю!

— О, да, сделал он много. И научил многому. Оральным сексом заниматься в пятнадцать, например. Мы с него начали. Потрясающие были ощущения, скажу тебе. А к шестнадцати анальным. Поначалу было больновато, потом только слегка дискомфортно, но потом мне стало нравиться, Роберт научил меня получать и от этого удовольствие. А хочешь знать, мама, когда он меня женщиной сделал? Помнишь, как укатила в Милан на очередной модный показ? Это так романтично было, Роберт ведь это умеет, тебе ли не знать.

— Нет-нет! — лицо Алискиной матери сначала пошло красными пятнами, а потом стало стремительно бледнеть, она упрямо мотала головой и пятилась. — Я не верю, не верю! Ты лживая дрянь.

— Да верь или не верь во что хочешь! Знаешь, почему мы с тобой последние годы и пяти минут не могли говорить без скандала? Да потому что я тебя ненавидела за то, что ты — моя соперница. Что он не разводиться с тобой, чтобы на мне жениться, как обещал.

— Не смей! — заорала мамаша, кинулась вперёд, будто собираясь наброситься на Алиску с кулаками, я уже изготовился крутануться, подставляя свою спину, но тут же шарахнулась и ломанулась к машине, чуть не растеряв по пути свои дорогущие туфли на шпильках.

Охрана попрыгала в тачку следом и они усвистали. А мы так и остались стоять в обнимку, в молчании, пока его не прервала Алиса.

— Я правда дрянь. Просто натуральная сволочь, — очень тихо сказала она.

— Чего? Ты с дуба что ли рухнула, Лисенок? — возмутился я, разворачивая ее к себе лицом. Это ещё что? Бледнющая, краше в гроб кладут, губы дрожат, глаза блестят — походу сейчас прорвет.

— Я же видела, что ей больно… От каждого моего слова … Она же его тоже … Я видела, что больно, но говорила все эти гадости, говорила …

— Эй, а ну кончай это! — слегка встряхнул ее за плечи, заставляя посмотреть мне в глаза. — Гадости, говоришь? Согласен, гадости, пиздец какие ещё. Но разве не правду? Эти, бля, гадости твоя мать была обязана заметить вовремя и защитить тебя похотливого скота, ясно? Больно ей? Заслужила! Нехрен теперь себя виноватой во всем выставлять, поняла, Алис? Нехрен, говорю! Ты была ребенком, а они — два взрослых человека. Он с тобой это делал, а она в упор не замечала.

— Но… — попыталась она возразить, но я не позволил.

— Никакая ты не дрянь, ты у меня просто охеренная умница. Особенно потому, что меня своим назвала. Прямо ух, как приятно.

— Что?! Не было такого!

— Пф-ф-ф! Ещё как было. Так и сказала: если с мои Антоном что случиться, то вам всем придет транда.

— Не-е-т! — замотала головой Алиска, явно передумав реветь. Ну и здорово.

— Да-а-а!

Мы уставились друг на друга молча, пару раз Алиса порывалась что-то сказать, но только хмурилась и кусала нижнюю губу, а потом отвела взгляд.

— А давай выпьем, — вдруг предложила она. — Мне прямо надо это сейчас.

Я бы конечно предпочел не выпить, а завалиться поскорее в постель, но куда она теперь от меня денется? Моя ведь уже, моя.

— Надо — значит надо. Какой напиток желает мой Лисенок?