Ожог Крапивы

Глава 29

— Привет, Танюха! — незнакомый хриплый мужской голос со спины застал меня как раз в момент смачного такого зевка. — Как тут у нас обстановка?

Рот я, само собой, рукой прикрывала, но все равно ощутила неловкость, как будто поймали меня за чем-то непристойным.

Проснулась около восьми утра и хоть вставать не хотелось, но снова уснуть не выходило. Антон спал рядом, и я почувствовала себя немного виноватой за то, что вчера рухнула тут бревном, даже не предложив ему помощь в раздевании. Он может не хотел в одетым спать, а самому неудобно с одеждой управляться. Я вот точно чувствовала себя дискомфортно после такого сна, хотя с вечера отключило буквально моментально и, как понимаю, обоих.

Сходила в душ, привела себя в относительный порядок, Антон же продолжал крепко спать. Встала у кровати, глядя на него. Бинт повязки на голове выглядел уже несвежим, наверняка нужно будет поменять, а я не то, чтобы умею такое. Брови он чуть хмурил и надо же, только сейчас я обратила внимание на лёгкую, явно ломаную горбинку на его переносице. Раньше, глядя на него в основном снизу вверх из-за разницы в росте, я ее почему-то не замечала. Как и двух белесых полосок шрамов на макушке и виске, что сейчас четко были видны в коротком ёжике волос.

Синяки под правым глазом и на скуле налились оттенками густо лиловыми, но отек спал. А ещё у него ресницы почти рыжие, короткие, но очень густые, правая бровь на излете раздваивается слегка, так что, тоже там шрам похоже. Светлая щетина на щеках и подбородке стала ещё чуть длиннее и остро захотелось снова, как вчера, обхватить его лицо и ощутить ее ладонями, а вместе с ее колкостью и снова почувствовать то самое, щемящее и никак не названное, то такое … наше.

Интересно, а Антон его почувствовал? В смысле, так же как я? Ведь у меня уже был опыт, когда я думала, что чувства общие, что они по умолчанию едины, а вышло… что вышло. Наверное нормальные люди говорят о таком, выясняют как-то сразу, что же это между ними. Даже фыркнула этим своим мыслям. Где я и где нормальность? Да и опять же, учитывая мой опыт с Робертом, слов между нами было ого-го сколько, нежных, красивых, обещаний вагон. И что? Куда вся красота подевалась? И вообще, пора изгонять Роберта из себя, как демона.

Так что, я тряхнула головой, прижала пальцы к своим губам, потом едва-едва коснулась губ Крапивы, позволяя себе уже откровенно любоваться им, вот таким, какой есть, небритым, с синяками, отступила от кровати, прихватила свои ношеные вещи и пошла искать местную прачечную. По дороге встретила Татьяну. Она вещи у меня забрала и позвала завтракать, на этот раз не в пафосную столовую, а на просторную светлую кухню. Тут меня и застало явление.

— А вот и наш Лешенька пришел! — обрадовалась хлопотавшая у плиты Татьяна, нисколько не напрягаясь от фамильярности визитера. — Завтракать будешь?

Лешенька оказался персонажем весьма колоритным, надо заметить. Высокий жгучий брюнет, не уверена, что не крашеный, с волосами ниже плеч, густо подведенными черным светло-серыми глазами, ещё какими-то черно-бордовыми рисунками на обеих щеках и подбородке. Слегка потертая косуха со множеством заклёпок, кожаные штаны, футболка с рожами размалеванных рокеров, напульсники с шипами, высокие ботинки-говнодавы на модном протекторе и обитыми железом носком и пяткой, все, само собой, черного цвета. Ну и поверх сего натюрморта куча цепей разного плетения, на которых болтались разные подвески немалого размера и, предполагаю, веса.

— О, а это у нас новая дядина чикса? А эта… как ее… Ириша уже все? — бесцеремонно обшарил меня взглядом вновь прибывший. — И он же у нас по блондинкам обычно.

Татьяна охнула, всплеснула руками и хотела что-то сказать, но я не опередила.

— Привет, Лешенька, — сказала, окинув сие неформальное чудо ответным бесцеремонным взглядом. — Я — Алиса.

— Из страны дураков? — тут же фыркнул он.

— Лешенька, Алиса — дочка родная Павла Николаевича. Нашлась! — наконец пояснила Татьяна.

— Чего? — носитель кожи и цепей вошёл таки на кухню, чтобы рассмотреть меня поближе. — Какая ещё дочь?

— Ну говорю же — родная. Позавчера помнишь поздно вечером к хозяину приехала Виола Александровна? Ну так вот. Двадцать лет назад у них с Павлом Николаевичем любовь была, а потом закрутилось, судьба развела, расстались, потерялись, и он ни сном, ни духом, а вот вчера познакомились.

— Танюх, ты чё, опять сериалов своих пересмотрела? — нахмурился озадаченно парень, продолжая меня рассматривать. Я тоже фыркнула, давясь смешком, потому что в изложении Татьяны это и правда выглядело каким-то глупо-сериальным, хоть я и не любитель такое смотреть. И так-то никто особо не терялся, если бы искать было желание, давно бы нашли.

— Лешенька, а тебя в детстве не научили со старшими уважительно разговаривать? — спросила я нахала.

— Лекс, — поморщившись, поправил меня Лешенька, подошёл к столу, цапнул с моей тарелки сырник, запихнул в рот и прошамкал. — Фто, ты ф натуре дофка ефо? Тофно-тофно?

— Лешенька, да что же ты…! — всполошились Татьяна, я же пожала плечами и от души хлопнула по его лапе, потянувшейся опять к моей тарелке.

— Копыта немытые убрал! Откуда мне знать, куда ты их до этого совал.

— Ай! — тряхнул он кистью, отскакивая от стола и вдруг заявил, — А чё, похожа прямо, — и снова обратился к женщине. — Тань, а Николаевна в курсе уже?

— Не знаю, Лешенька, Павел Николаевич не станет же передо мной отчитываться.

— Дочь родная… наследница значит… — пробормотал Лекс, задумчиво почесал щеку, и его размалеванная физия при этом приобретала все более злорадненькое выражение. — Прикинь, а, Тань? Это же теперь …

— А что теперь? — поинтересовалась я.

— Кабздец полный у кое-кого, вот что, — ответил Лешенька, довольно оскалившись.

— Руки мой и садись, — велела Татьяна, но он не спешил вернуться к столу.

— Тань, а дядька дома? — обратился Лекс к женщине.

— Дома, отдыхает ещё.

— Тогда я сначала в душ и переоденусь, а потом уже есть. Хотя не-е-т! Я отзвонюсь сначала, — открыто заухмылялся поклонник тяжёлого металла и взмахнул рукой. — Эх, жаль, что лиц их не увижу… Скоро увидимся, Алиса.

И ушел с кухни, оставив после себя только амбре сильно прокуренных шмоток и пива. Причем пивом пахло так, будто Лешенька в нем купался.

— И правильно, нечего Павла Николаевича лишний раз драконить, — тихо пробормотала Татьяна, возвращаясь к плите.

— Не одобряет? — спросила ее.

— Есть такое дело, — со вздохом ответила женщина. — Ругается, мол, рядится и морду разрисовывает, позорище и дурью мается с друзьями. А оно не дурь, а музыка, хоть и, Прости Господи, какая, но музыка же. И неплохой он парень, просто… ну … недолюбленный.

— А что он там говорил про кабздец у кого-то?

Татьяна явно смутилась и поспешно отвернулась к плите.

— О том у Лешеньки и спроси, Алиса. А я тут не для того, чтобы о хозяевах сплетничать.

Желание болтать со мной дальше у Татьяны, похоже, пропало, да и настроение заметно испортилось, так что я быстро закруглилась с завтраком. Только выяснила у нее, что мать моя уже с час как проводит встречу с адвокатами в беседке садовой, подальше от чужих ушей и глаз. Моего присутствия там явно не требовалось, иначе, зная характер родительницы, она пришла бы уже меня из постели вытряхивать.

— Татьяна, а есть какой-нибудь поднос? — спросила, сунувшись помыть тарелку, которую тут же отобрали. — Я бы хотела Антону сама завтрак отнести.

Женщина пыталась возразить, мол, ее это тут обязанность, но я настояла. Стараясь поменьше дребезжать посудой, толкнула коленом дверь, вошла в комнату и поняла, что зря крадусь. Антона в кровати не наблюдалось, зато в ванной слышалось журчание воды. Крапива, выходит, проснулся и пошел умываться.

Но я ошиблась. Заглянув в ванную я увидела на полу кучу одежды, а рядом ещё одну поменьше, состоящую из обрывков бинтов и обрезков пластыря.

— Антон, ты рехнулся?! — выкрикнула возмущённо, распахнув дверцу большой душевой кабины. — На черта ты все повязки снял?

Крапива выплюнул изо рта воду и проморгался, уставившись на меня.

— Блин, Алиска в этой душевой десять насадок, прикинь! — сообщил он мне с прямо-таки детским восторгом, — Тут задницу можно помыть вообще без помощи рук.

— Крапивин! — ещё больше возмутилась я.

— Алис, ну не могу я в этих кандалах! Весь чешусь под ними, — сделал он несчастное лицо. — И воняю уже. Тебе, небось, уже противно со мной.

— Ерунда. Ничего подобного, а даже и будь так, я это легко переживу.

— А я нет, если тебя от меня воротить станет, — упрямо стоял на своем Крапива.

— Антош, тебе выздоравливать надо, а ты какой-то ерундой заморачиваешься. — упрекнула его, уже поняв, что не переспорю.

— Лись, я не больной, а чуток помятый.

— Поэтому должен лежать в постели в повязках, которые тебе не просто так в больнице намотали.

— Без повязок я быстрее заживаю, клянусь, первый раз, что ли, — прижал он руку к груди, глядя с самым честным видом. — На мне вообще все как на собаке-мутанте все заживает. Прям на глазах!

Я чисто на автомате прошлась взглядом по его телу, обнаруживая обширные гематомы на плече, груди, коленях и только через секунду осознала, что стою и пялюсь на абсолютно голого парня. До Крапивы, видимо, тоже это дошло в тот же момент, так что, дальше я с интересом наблюдала за тем, как у него стремительно встает.

— Лись, я впервые в жизни испытываю желание срам прикрыть. — сипловато пробормотал в повисшей тишине, нарушаемой только звуком падающей воды, Крапива.

— А где тут срам? — ответила, продолжая завороженно пялиться и ощущая, как тяжёлая жаркая волна катится от низа живота к голове.

— Срам в том, что от меня сейчас в постели толку ноль, — буркнул Антон.

Я быстро стянула через голову футболку и взялась расстегнуть лифчик.

— А зачем нам в постель? — спросила, услышав, как тяжело сглотнул Антон и понаблюдав, как полностью налившийся член дернулся у его живота, явно одобряя мой торопливый стриптиз.

— Ли-и-ись! — хрипло выдохнул Антон, — Я же реально сейчас для секса бесполезный овощ. Ничего не смогу…

Овощи, как раз, очень полезны, некоторые вот даже и для секса, если верить порно и анекдотам, но в зоне моей досягаемости имеется кое-что гораздо лучше.

— Но я то могу, — усмехнулась, стряхнула с ног остатки шмоток, шагнула в кабинку и обхватила сходу горячую твердость ствола, отчего мокрая головка тут же с готовностью запечатлела смачный поцелуй в центр моей ладони. — Ты, главное, обопрись понадежнее и следи за дыханием, чтобы больно не было.

Антон вздрогнул, его глаза моментально затуманились возбуждением, черты лица обострились и я внезапно осознала, что уже просто обожаю это — видеть открытое проявление его желания. Желания ко мне. А ещё совершенно бесстыдно обожаю хотеть его в ответ.

— За дыханием следить? — проворчал он, становясь собой обычным в такие моменты — жадным, зло голодным, захватил пятерней основание моей косы и толкнул к себе навстречу, заставляя подставить губы для поцелуя. — Да мне мигом стало похер на боль и дыхание, как ты меня за член схватила, Лисенок.

Поцеловал сразу глубоко и жадно, без нежного разгона и приценивания, буквально трахал требовательными вторжениями языка. Вода лилась нам на головы, стекала по лицам, примешиваясь к острому вкусу этого поцелуя-стремительного старта.

В голове полыхнуло, выжигая за секунды все, кроме необходимости целовать, прикасаться, ловить ответные прикосновения Крапивы. Хочу его, хочу так, будто черте сколько секса у нас не было.

— Выходит, член у тебя за обезбол всего организма отвечает? — фыркнула, как только смогла глотнуть воздуха и, сжав пальцы, прогнала тонкую бархатистую кожу по жесткому основанию вверх-вниз несколько раз.

— Блядь! — протяжно выдохнул Антон, дернувшись так, что мы лбами столкнулись. — За полнейший! Когда ты им рулишь, Лись, он у меня за все вообще отвечает.

Шутки-шутками, но я все же помнила, что ему сейчас каждое лишнее движение противопоказано. Перехватила его обласкавшую мою грудь руку, скользнувшую к животу вниз и мягко отстранилась.

— Я тебе велела опереться понадежнее, — сказала Крапиве и опустилась медленно на корточки, проведя осторожно ладонями по его бокам и бедрам, а губами по всей длине его члена, отчего он тут же по ним зашлепал, просясь на язык.

— Не-не, Алис, так не пойдет, — мотнул головой Антон, попытавшись отшатнуться. — Ни хрена, мы с тобой в эти игры в одни ворота играть не будем.

— А я такого тебе и не предлагала, — коварно улыбнулась, глядя ему в глаза снизу вверх, уселась на пятки, широко разведя колени, чтобы открыть ему лучший обзор, облизнула пальцы, обвела головку, собирая выступившую влагу его предвкушения и скользнула ими себе между ног.

Под хриплое, на долгом выдохе, полное концентрированного восхищения “Су-у-ука-а-а!” Антона, подалась вперёд и прижалась губами к основанию ствола, с наслаждением вдохнув запах мужского вожделения, хоть и частично сворованный у меня льющейся водой. Прижалась лицом, прикрыла глаза, пропитываясь этим моментом предвкушения, позволяя дозреть обоим просто от ожидания, без единого нового движения, без долгих прелюдий. Антон стоял не шелохнувшись, позволяя мне все, выдавая свою лютую нужду только дыханием.

И только когда жажда большего гулким набатом загрохотала в груди и ушах, открыла глаза, чуть запрокидывая голову и ловя уже совершенно пьяный взгляд Крапивы.

— Дай мне, — поймала его здоровую руку, положила на свою макушку и попросила, чтобы показать, что позволяю ему полную свободу. — Так, как хочешь сам.

— Долбанулся можно… — прошептал Антон, — Не бывает такого… таких…

Убрал руку с моей головы и обхватил член, направляя.

— Только губами, Лись … — просипел он, — Чуть… подразни… чтобы я сдохнуть захотел. — и тут же исправился, — Нет! Сначала покажи…покажи как тебе…

Я послушалась, находя кончиками пальцев чувствительную точку и всю тряхнуло, вырвав стон — оказалось и не представляла как же на самом деле уже заведена. Облизнула ткнувшуюся в губы массивную головку, поймав на язык остро-пряный вкус и застонала снова, теперь в унисон с Крапивой. Подразнить, говоришь?

— Возьми-возьми-возьми! — взмолился уже через пару минут Антон, не выдержав лёгких касаний губ, щелчков кончиком языка, коротких захватов и последующих рваных выдохов на чувствительную увлажненную плоть. — Си-и-ил нет!

Я взяла, добавив к уже берущему полный разгон собственному удовольствию больше темпа, вкуса, тесноты в горле, жадных глотков воздуха, стонов Антона, бьющих точно в центр моей чувственности куда точнее моих же пальцев. Брала и брала, кайфуя от его дрожи, переливающейся напрямую в меня, его одурманенных, пожирающих живьем взглядов, приказов, больше похожих на мольбу, угроз затрахать меня до полусмерти, как только сможет, а потом уже и настоящей мольбы кончить первой, потому что он уже просто подыхает.

— Лись-Лись, да? — хрипел он, сжимая себя у основания так, что мышцы вздулись буграми на руке. — Можно? Можно, Лись?

Мои внутренние мышцы уже пошли вразнос, оргазм шибанул по мозгам первым взрывом, почти лишая способности соображать, но я знала о чем он просит. Подалась сильнее вперёд, принимая все, впитывая до последней жгуче-горьковатой капли дикую смесь нашего общего финала.

— О-хе-реть! — хрипло, как простуженный, пробормотал Антон, сползая спиной по стене и усаживаясь на дно душевой, — Просто охереть, как же кайфово!

Я наблюдала за ним из-под прикрытых ресниц, наслаждаясь догоняющими снова и снова сладкими волнами внутри и облизывая с губ остатки вкуса его оргазма. Антон потянул меня на свои колени, обхватил лицо, приподнимая и глядя на мои губы пристально.

— Ошизеть можно, Лись, я как будто сам тебя придумал, вот такую… — прошептал он и коснулся моих губ своими на этот раз сначала нежно, но через секунду сорвался, углубив поцелуй, продлив его настолько, насколько воздуха обоим хватило. — Серьезно, Алис, у меня каждый раз ощущение, будто ты сон, порождение моих чертовых развратных фантазий. Ты же не закончишься вдруг? Не окажется, что мне все померещилось? Не перестанешь быть вот такой?

— Какой? — спросила его, осторожно пристроив голову на его здоровом плече.

— Ну той, что действительно кайфует так же и от того же, что и я. От секса отвязного. В смысле не терпит мою озабоченность, не даёт снисходительно, не делает одолжение, позволяя, не поощряет за что-то, как у ба… девушек частенько. Просто кайфует от всего наравне со мной. У меня именно от этого в тебе больше всего крышняк рвет.

— Я не знаю, — чуть пожала плечами, наслаждаясь моментом послевкусия. — Как можно знать такое наперед.

— Никак конечно. Но тогда мне нужно знать, отчего ты можешь перестать меня хотеть. И обязательно такое не допускать и предотвращать.

— Блин, Крапивин, а ты можешь помолчать пять минуток и дать мне покайфовать спокойно, вместо того, чтобы едва кончив, планы будущих стратегий сохранения сексуального притяжения начинать разрабатывать? — не выдержав, фыркнула в его плечо. — И вообще, я тебе там, как нормальному больному, завтрак в постель принесла, а ты вон чего.

— Завтрак это супер, Лисенок, но минет в качестве доброго утра несравненно лучше. Вот прямо даже рядом не стояло.