Ожог Крапивы

Эпилог

— В душ! — повелела Алиска, как только мы ввалились в квартиру.

Пришлось опустить ее на пол, чтобы отпереть дверь, чем она тут же воспользовалась, развернувшись и уткнувшись лицом в изгиб моей шеи, прижавшись губами к коже, глубоко задышав.

— Как же я по твоему запаху скучала, — прошептала она и руки у меня окончательно затряслись, так что в замочную скважину я ключом только каким-то чудом попал, не иначе.

Я ведь не соскучился — озверел от тоски по ней до умопомрачения. Только и поддерживали в здравом уме работа, которой загрузил себя по макушку, тренировки, где гонял себя до десятого пота и мечты о том, как же все будет, когда вернется моя внекатегорийка. Но она вот появилась, когда не ждал, все планы мои поломала, а я и счастлив до уссачки.

Я собирался ее пятнадцатого на вокзале встретить чин-чинарем, при полном параде, в костюме, с цветами, с кольцом. Рассказывать долго собирался, как до меня твердолобого через тоску и боль доходило, в чем оно есть, счастье-то. Совсем не в том, чтобы иметь право бегать налево, потому что мужик и в том твоя природа. Мужик — это когда ты любимой боли не причиняешь, бережешь, потому что ценнее она всего, не вынуждаешь только и ждать, когда тебя за конец может поволочь куда. Хотел прям наизнанку вывернуться, пусть увидела бы, что все, дурь в башке моей выветрилась, можно смело брать меня. Алиска прямо на ходу через голову футболку сорвала, застежкой лифчика щелкнула, швыряя в сторону, запрыгала, вытряхиваясь из спущенных с бедер джинсов, обернулась.

— Ну что ты застыл? — спросила требовательно, сверкнув шальным блеском глаз.

— Насмотреться не могу, — честно ответил, скалясь в совершенно наверное дурацкой улыбке.

Вот она, моя Алиска, стоит голая и растрепанная посреди разбросанных шмоток, притопывает от нетерпения потому что не забыла, потому что хочет меня. Да мне не лыбиться — орать от радости, что за ребрами распирает охота.

— Еще насмотришься, — подскочила Лисенок ко мне и решительно сама потянула вверх и мою футболку. — Ну же, отмерзай, Крапива!

Отмерзай… очень подходящее словечко. Я же тут без нее реально как помороженный стал. Особенно когда думал о том, что совершенно ничего не может помешать Алиске начать свое от меня разочарование залечивать при помощи какого-нибудь особенно пронырливого и удачливого засранца. Который удачливым быть мгновенно перестанет, как только я узнаю кто он. Такой чернотой тогда крыло, чудилось что кислотой вперемешку с огнем вот-вот блевать начну, потому что внутри такое не уместить.

— Ого, а я то думала здоровее ты уже стать не можешь, — фыркнула Алиса, раздев таки меня выше пояса. Скользнула ладонями по моему животу и прижалась к центру груди поцелуем.

Я обнял ее, прижимая, буквально растирая по себе. Обшарил ладонями от макушки до ягодиц, мыча от наслаждения. Мое, мое, все-все, и наконец-то опять в моих лапах.

— Куда-то же мне надо было избыток энергии сливать, — пробормотал, утыкаясь лицом в ее макушку. Она действительно пахла немного пылью, дымом, но больше всего ею, моей теперь пожизненной необходимостью.

— Так выходит, мое отсутствие способствует улучшению твоей спортивной формы? Типа, на пользу пошло?

— В гробу я такую пользу видал, Лись! — рыкнул, аж вздрогнув. — Готов вообще забить на качалку и тренировки, если ты меня и дрыщем любить будешь.

Алиса запрокинула голову, посмотрев мне в глаза. Серьезно так, пристально, а у меня аж яйца поджались, как от поганого предчувствия.

— Давай пока про любовь не будем, Антош, — попросила она. — Я с тобой с любым быть хочу, а вот любовь ли это… Тут бы времени нам разобраться.

А мне чего разбираться, у меня за эти недели все до мелочей разобрано, по полочкам разложено. Хочет Алиска времени — пожалуйста, хоть до старости. Лишь бы со мной была, а без всяких нежных признаний я как-то проживу. У самого, небось, не заржавеет почаще признаваться.

Ладони Алисы скользнули вниз по моим бокам, сталкивая с бедер спортивки вместе с трусами, она потянулась к моим губам и время разговоров кончилось. Да и для красивой прелюдии его не нашлось.

Шагнул под душ, держа под ягодицы обвившую меня руками и ногами Алису. Вода хлынула на наши макушки, силясь разбавить запредельно острый вкус нашего поцелуя, но куда там ей. Влажный жар между разведенных ног Лисенка обжег мой гудящий от напряжения ствол еще одним требовательным поцелуем. Она готова, я — на пределе. Стиснул, приподнял, насадил, ослеп. Не до конца вошел, куда там — лютая теснота, мокрое насквозь пекло невероятное. Алиска в крик, поцелуй разорвала, головой замотала, заерзала между мной и стеной, насаживаясь сильнее. Ногти в плечи мне вогнала, пятками-коленями сжимает, требует. А я держал ее, не давая жестить, враскачку каждый сантиметр, по чуть и все равно зубами скрипел.

Это же никаких сил человеческих нет такую бешеную смесь боли с кайфом вынести. Вот и вынесла последние мозги и тормоза она мне. Сломался-сорвался, всадил, замолотил. Ухнул сразу и под воду и в небо, никаких краев-берегов не помня. Только один ориентир в этой стихии — лицо моей личной бури, взгляд ее дурманно-жгучий, песня стонов ее, что ведет наверх, волочет за собой и непостижимо тормозит на краю, хотя сам бы сто раз бы ухнул в рай. Но только когда она, когда в моем захвате струной перед разрывом задрожала, когда стиснула в себе, как в самом жестком кулаке, когда из стона в крик, вот тогда и я…

Лбом в стену уперся, навалился и догнался в несколько мощных толчков. Заколбасило всего, выплескивая досуха. Под колени как кто врезал, осел на пол, все еще дергаясь от новых волн жесткого кайфа, удерживая обмякшую Алиску на себе, а себя в ней. Тело все как невесомое и при этом — чистый свинец. Язык не поворачивается, только в башке крутиться — “охеренно-охеренно-о-хе-ре-нно!”

Если не так, не с ней, то больше никак, ни с кем. Не надо другого. Не надо еще. Не надо ничего — только ее. И это уже даже не решение, которое пришло после осмысления в одиночестве. Это реальность, которую всей кожей, всем нутром прочувствовал.

— Вот черт! — только что уютно расслабленная Алиска резко выпрямилась и уставилась на меня широко распахнутыми глазами.

— Что такое?

— Я же уже не на таблетках, Антон! Кончились они давно. Мы сейчас вообще без защиты!

Да и пофиг. От чего нам теперь защищаться? От нашего общего будущего? Прижал молча Алиску к себе обратно и голову ее на плече своей устроил. Охеренно все. Вообще. Может вон еще Варьку с Зимой опередим.

На парковке перед дорогой швейцарской частной клиникой остановился серебристый автомобиль премиум класса. Из салона выбрался высокий широкоплечий мужчина средних лет, одетый во все белое и приподнял солнцезащитные очки, глянув в сторону крыльца. Легкий ветер трепал ткань его льняных брюк, рукава на рубашке были закатаны до локтя, а верхние три пуговицы расстегнуты. Весь его вид скорее подходил для прогулки по палубе роскошной яхты, нежели для посещения кого-то из тяжело больных пациентов. А других в стенах данного заведения и не было. Только те, кому больше нигде не смогли помочь, даже за очень серьезные деньги.

Мужчина стремительно поднялся по каменным ступеням, толкнул двери, входя внутрь. Уверенно, никого ни о чем не спрашивая, пересек холл. Оба охранника вскочили со своих мест, но он только пристально глянул на них, парни смешались и отвели взгляды. Визитер прошел по светлому широкому коридору, нашел нужную дверь и вошел без стука.

Очень юная и необыкновенно хорошенькая сиделка поднялась со стула и что-то лопоча кинулась навстречу мужчине, однако он молча поймал ее руку, галантно поцеловал тыльную сторону кисти и ловко, пока растерявшаяся и покрасневшая девушка хлопала глазами, выставил ее из палаты.

— Так ты у нас теперь господин Маслов, — произнес он наконец, обращаясь к пациенту, лежащему на кровати с приподнятой спинкой. — Ловко ты присвоил личность своего бывшего компаньона, которого сам же и заказал.

— Не смей приближаться! — прохрипел больной, силясь подняться, но потерпел неудачу. — Я охрану вызову!

— Да лежи ты, не ерзай, я всего-то на пару слов зашел. Стану я руки марать, если ты и так уже гарантированный труп через дней десять или пару недель. Надеюсь, ты все же подольше протянешь, сгнивая заживо.

— Что? Откуда ты…

— Да брось, ты же не думаешь, что случайно заболел такой хитрой болячкой, что тебе даже здесь за огромные бабки диагноз поставить не смогли.

— Ты! Это ты! — пациент схватился за грудь, а его и без того желто-пергаментная кожа побледнела еще сильнее.

— В стране сейчас такой бардак и ты не представляешь, что за вещества можно купить, имея выход на секретные военные лаборатории, — пожав плечами сказал визитер, любуясь горным пейзажем за большим окном. — Хотя, конечно же представляешь, поэтому понимаешь, что никто и нигде тебе уже не поможет.

Больной затрясся, заплакал, слабо замотал головой.

— За что? Я же ее любил…

— Любил, значит, — холодно повторил мужчина в белом. — Бывает, чего уж там. Хотя за такую любовь знаешь, что делают на зоне? Но ты ведь умный типа, ты сбежал. И хрен бы с ним, Нестеров. Я бы, может, дочь свою тебе простил, раз она сама на тебя зла не держит. Вообще забыла, что ты был когда-то, парня хорошего встретила, замуж собралась. Так что, если бы только она, то я бы ограничился, наказав тебя только на бабки. Но ведь до нее и параллельно сколько их было, а? Двадцать, пятьдесят, сто? Девочек этих, которых ты запугивал, покупал, принуждал? Тех, кого тебе в детдомах отдавали попользоваться, как щедрому спонсору? Сколько, мразь, их было?

Пациент съежился, продолжая мотать головой и бормотать “нет-нет-нет”. Визитер в белом смотрел на него еще секунду, тяжело, с ненавистью, а потом лицо его опять стало бесстрастным, он отвернулся и двинулся к двери.

— Ну, собственно, у меня все. Я тебя проинформировал, а ты лежи, вспоминай. Или молись.

— Ты стебешься надо мной? — мрачно спросил Антон, подцепляя со стола небольшой кусочек темно-синего трикотажа и уставившись на него с отвращением.

— Вовсе нет, — я отобрала у него плавки, положила опять на стол и разровняла. Рядом плюхнула журнал для культуристов “Сила и красота” и ткнула пальцем в фото, где сразу трое качков застыли с напряженными до предела мускулами на сцене. — Вот, сам смотри. На них точно такие же.

— Да плевал я! — взорвался Крапива, отшвыривая и журнал и плавки. — Они там пусть хоть в чем прыгают, а я в таком позорище на люди ни за какие коврижки не выйду. Да я со стыда там сдохну! Нет, Зима, ты в курсе, че они придумали? Хотят чтобы мы в таком, простихосподи, непотребстве на сцену вылезли и жопами крутили!

Артем вместе с Варей сидели тут же в комнате отдыха зала на диване. На колене парня лежали аналогичные плавки, только зеленые, на которые он пялился с самым мрачным видом.

— Не жопами крутили, а демонстрировали свою превосходную физическую форму, чтобы пропагандировать спорт в массы и заодно сделать прекрасную рекламу новым двум залам! — возразила Варя. — Ну серьезно, мы ведь все обсудили давно, столько готовились к этому показательному конкурсу! В чем дело-то?

Действительно, идея проведения такого массового мероприятия возникла у нас еще два месяца назад и мы активно ее продвигали и готовились, одновременно с работой над новыми помещениями, закупкой тренажеров и очередной модной коллекцией спортивной и туристической одежды для магазина. Короче, расширение и продвижение бизнеса парней шло как по маслу до сих пор и вот тебе на. Бунт.

— В этом! — ткнул в плавки на своем колене Зима так, будто они были какой-то мерзостью. — Я не стану это на себя натягивать.

— Станешь! И ты, и Зима и остальные парни, — с нажимом сказала Варвара.

— А еще мы вас специальным гримом бронзатором натрем, как у стриптизерш и все просто в осадок выпадут, какие у вас тела, мигом в очередь в залы выстроятся за такими же. Парни за телами, а девушки за такими парнями.

— Лись, вообще без вариантов, — наклонившись через стол зашептал Антон. — У меня в этот кусок тряпки не войдет ничего.

— Не преувеличивай, — так же шепотом ответила ему, сдерживая смех. — Войдет, хоть и очень плотненько.

— Ничерта! Ты сама подумай, что будет, когда ты меня чем-то там натирать начнешь. У меня однозначно встанет и весь срам наружу вылезет.

— Я об этом хорошенько позабочусь, — пообещала Крапиве и подмигнула. — Если надо будет, то и прямо перед выходом на сцену.

Его зрачки сузились, ноздри тут же раздулись, заиграли, выдавая моментальное возбуждение.

— Обещаешь? — сипло спросил мой любимый.

— Клянусь.

— А ничего, что на меня, считай голого, куча посторонних ба… девушек пялиться станут? — попробовал еще один аргумент мой жених. — Я за это потом от тебя проблем не огребу?

— Да пусть себе смотрят, пока я уверена, что большего им не светит, меня это не волнует. А я уверена.

— Лись… — Крапива запнулся, гулко сглотнул, глаза у него заблестели, — Ли-и-ись…

Я только кивнула, подтверждая свои слова. Верю. Антон вздрогнул, еще больше наклонился через стол и понизил голос.

— Алис, а можно это… прямо сейчас, авансом разок… позаботиться. Очень надо внезапно. Прям горит.

Все же мой Крапива такой Крапива.

— Конечно, да. — шепнула и встала. — Бежим домой.