Ожог Крапивы

Глава 33

— Входи! — отец открыл передо мной дверь в помещение, бывшее, судя по обстановке, его кабинетом. — Присядешь?

Я послушно уселась в глубокое кресло, похоже реально отреставрированное старинное, а не новодел. Сам Моравский прошёлся по комнате к изящному столику из красного дерева, на котором сверкал серебром поднос с массивными графинами. Взял один, потом вроде как опомнился, поставил и обернулся ко мне.

— Предлагать выпить собственной дочери, наверное, плохая идея, — пробормотал он и улыбнулся, как мне показалось, неуверенно. Он что, нервничает? С чего бы?

— Что-то случилось? — осторожно спросила я.

— А? Нет! То есть да, кое-что случилось, — встрепенулся мужчина. — Вил… Мать тебе ещё не успела рассказать о том, что у Нестерова возникли некие проблемы и ни для нее, ни для тебя с Антоном он сам больше не проблема.

— Серьезные проблемы? — я попробовала понять, что же чувствую, услышав такое. Ничего, пожалуй. Ни злорадства, ни сочувствия, разве что некоторое облегчение. А ведь совсем недавно в какой буре эмоций меня штормило! А сейчас ничего. Значит ли это, что все это время мои чувства были не настоящими?

— Достаточные, чтобы он спешно покинул ночью территорию страны и не захотеть бы добровольно вернуться ближайшие годы.

— Надо же, — только и сказала, ожидая, что отец продолжит, но он молчал, задумчиво хмурясь, так что, решила уточнить. — Нам пора съезжать?

— Что? — не понял он.

— Я спросила, нам с Антоном пора съезжать, раз Нестеров уже не проблема?

— Зачем?

— Ну я же видела, что … не все нам тут рады.

— Ты о Натахе, о тетке Наташе, в смысле? На нее внимания не обращай и не злись, — довольно небрежно отмахнулся он. — Сделанного не переделаешь, прожитое обратно не отмотаешь. Она паскудно поступила, да, но тоже права — я мог бы найти тебя с матерью вовремя и тогда… Короче, смысла нет об этом думать.

— Может, тогда нужно ее заверить, что я не претендую … ну ни на что ваше.

— А вот тут, Алиса, уже не тебе решать, — тон Моравского мигом стал жёстким настолько, что сразу стало понятно — возражать ему бесполезно, а иногда, может и опасно. — Я, конечно, отцом тебе не был и ни черта не знаю, как им стать сейчас, но нуждаться ты точно ни в чем не будешь.

— Да я особо и не…

— Алиса, стоп, не начинай и меня пойми. Я реально знать не знаю, как мне себя с тобой вести. Деньги давать? На курорты повезти? Жилье подарить? Машину? — Моравский подошел к окну и порывисто распахнул его. — Духотища тут, а кондюки я терпеть не могу.

— Это все так сразу… чересчур вроде, нет? — спросила, чувствуя, наверное, такую же неловкость, как и он.

— Думаешь? Хотя у меня у самого такое чувство, будто я тебя как девку продажную купить собираюсь. Что мне делать, Алиса?

Супер вопрос, конечно. Мне-то откуда это знать?

— Я тоже не знаю. Может нам пока ближе познакомиться, узнать друг друга? — сказала и мотнула головой, усмехнувшись.

— Это звучит все же дико странно. Я в детстве так сильно хотела узнать кто мой отец, какой он, почему не живёт с нами, отчего мать о нем и говорить не хочет и злиться, когда спрашиваю. Придумывала себе его даже.

— И каким же я был в твоих придумках? Уж точно не уголовником-рецидивистом? — ухмыльнулся Моравский.

— Нет, — не выдержав, фыркнула я. — Для такого моей фантазии не хватало. Самым экстремальным было — шпион в тылу врага, вроде Штирлица.

— Серьезно? — впервые за время разговора открыто улыбнулся мужчина.

— Ну да, это как раз и объясняло отсутствие любых упоминаний в документах и упорное нежелание матери рассказать хоть что-то о тебе.

— Да чего ей было обо мне, дурне, ее обрюхатившем и подведшем во всем рассказывать… — снова нахмурился отец. — Ты на нее тоже не держи обид, Алис. У Вилки характер, смотрю, стал не сахар, конечно, но и жизнь была не медом. Держи в голове, что как бы там ни было, она тебя сохранила, не отдала никому, не отказалась.

— Нет никаких обид уже, — снова прислушалась к своим чувствам и поняла, что не лгу. Я — взрослый человек, делить нам больше некого, сама была не подарком последние годы, из возраста, когда нуждалась тепле от нее вышла. — Так, ерунда если и то… Все в прошлом, в общем.

— Вот и ладно. Короче так, Алиса. Таким отцом, как я, на каждом углу хвастать не станешь, само собой. Не-не, не надо возражать и мои чувства щадить не надо, девочка, я же за собой все знаю, — пресек он мою попытку возразить. — Брать мою фамилию не попрошу, даже наоборот, буду против, потому как, это может тебе в будущем гемор принести. Дом этот и остальную уже засвеченную недвижимость и бизнес, в котором есть мои доли в открытую тоже тебе не оставлю. Натахе с Эвкой пусть достанется. Жилье тебе чистое купим, такое, чтобы моя личность там и рядом не светилась, плюс бабки со счетов левых всех…

— Стоп! — выставила я перед собой ладони. — Я же сказала, что не претендую!

— Так а куда мне все это, в могилу с собой что ли? И в конце концов, Алис, бабки — всего лишь бабки, но они же и независимость, свобода, мать ее. Смотри на это так.

— Но… вам же… то есть, тебе же…. Ну в смысле, ты же не старый совсем, зачем мы сейчас об этом?

— Для общей ясности, вот для чего. Я по жизни конкретику люблю, Алиса. Это раз. А два, это то, что жизнь у меня сейчас-то относительно стабильная, но в любой момент может финт какой-нибудь выкинуть, в стране сама видишь что твориться даже с обычными людьми, а с такими, как я… — отец помрачнел и повернулся к окну, опёрся ладонями о подоконник, пристально глядя куда-то вдаль. — Да уж, никогда я не жалел о том, как жил и вот поди ж ты…

Я, подчиняясь сиюминутному импульсу, встала и осторожно, боясь неуместности своего порыва, обняла его со спины. Отец вздрогнул, покосился на меня через плечо изумленно, и тоже будто с опаской, очень аккуратно накрыл мою ладонь у себя на груди своей. Повернул голову и внезапно рыкнул.

— Ах ты ж, засранка такая!

Я отшатнулась, опешив, но тут же поняла, что речь не обо мне. Моравский подался к открытому окну, глядя вниз на лужайку перед домом. А там было на что глянуть. Мой самоназванный жених обнимался с красавицей Эвелиной и все у них, похоже шло к страстному поцелую. Шло, но не дошло, потому что Крапива заметил нас, как ни в чем не бывало помахал рукой, широко лыбясь по своему обыкновению, потом сказал что-то девушке, отстранив от себя, развернулся и пошел к дому.

Эвелина же вытаращилась ему вслед совершенно ошарашенно, будто он ей оплеуху отвесил, но быстро опомнилась и начала вопить что-то про приставания и хамство. В этот момент опомнился и Моравский, резко захлопнул окно, развернулся и схватил меня за плечи.

— Алиса, только давай без жести, а? — практически потребовал он, ловя мой взгляд своим тревожным. — Эвелина та ещё мелкая заразина и провокаторша, не ведись. Я с ней сам разберусь, она крови моим парням из охраны знаешь уже сколько попортила своими выходками.

Это он что, переживает, что я племяннице его, как ни крути, любимой, патлы выдирать кинусь? Не скажу, что пальцы от такого желания не скрючило, но нет… Опускаться до такого я не стану.

— Я в отношениях не с Эвелиной, — пробормотала, ощущая как сердце обращается в ледышку и жгучий холод растекается по венам вместо крови, отчего губы как будто едва шевелятся. — Извини, я пойду. Потом ещё поговорим.

— Алиса, слушай, Антоха нормальный пацан вроде, ты не руби с плеча. Ничего же такого… — я дослушивать не стала, выскочила из кабинета. — Да и что с нас, мужиков взять…

До лестницы себя просто идти, а не бежать заставила, отец не отставал. Крапива же как раз несся навстречу, перемахивая через три ступени, кривясь и прижимая ладонь к рёбрам. Позади, у подножья лестницы появилась и Эвелина, вереща по-прежнему, но увидев Моравского за моей спиной мигом примолкла, только самодовольно-торжествующего взгляда скрыть все же не смогла.

— Эвка, паразитка, я тебе сейчас башку твою безмозглую откручу! — рявкнул Моравский.

— Лисенок! — окликнул меня Антон, сбавил скорость и выставил перед собой раскрытые ладони, то ли в попытке защититься, то ли успокаивая меня, будто я была животным в панике. — Все нормально, Лись?

— Нет, — категорично ответила, развернулась и пошла в сторону отведенной нам комнаты. Устраивать разборки на публику не стану.

— А что я, дядь Паша?! — неслось противно писклявое нам вслед. — Он сам ко мне полез! Я что ли виновата, что Алиса такого мерзавца и кобеля в дом к тебе притащила и замуж за него собралась?!

— Эвка! — снова рыкнул отец, раздался взвизг и голоса стихли, отрезанные закрывшейся за нашими спинами дверью. Обернувшись, я увидела Антона, который стоял привалившись спиной к двери, тяжело дышал, морщась и так же держась за ребра.

— Ща, Лись, дай секунду на отдышаться, а потом уже разборки чини, — попросил он, снова улыбаясь, словно был уверен, что ничего-то и не случилось такого. А я смотрела на него и чувствовала, что одновременно меня душит черная ярость и ледяное отчаяние.

— Отец сказал, что Нестеров покинул страну и не вернется, прятаться тут необходимости больше нет, — произнесла, отстраненно удивившись тому, как просел голос.

— Домой сваливаем, значит? — явно обрадовался Антон новости или же тому, как пошел разговор.

— Да, ты к себе, а я подыщу себе…

— Алис, не начинай, а! — повысил он голос. — Дай сначала объяснить, а потом уже …

— Объясняй, — развела я руками. — Хотя, вроде бы что тут неясного? Стоило нам расстаться всего на пол часа и ты уже обжимаешься с кем-то другим.

— Если ты смотрела внимательно, я сам к ней и пальцем не прикасался, разве что когда от себя руку ее убирал.

— Ну извини, что я всех мельчайших подробностей не рассмотрела. Была, мягко выражаясь, изумлена, — гнев переломил мои попытки обуздать его и сохранить лицо и я тоже повысила голос. — Хотя, хрен тебе, Крапива, а не извинения! Думаешь, мне не плевать, трогал ты эту Эвелину сам или позволял ей это делать?!

— Лись, не заводись! Ничего такого там не происходило!

— Ничего такого? То есть, у меня и отца обман зрения случился и вы не стояли там ближе некуда? Или она тебя силой на ту лужайку утащила? Под гипнозом? Без сознания?

— Не накручивай себя, Алиса. Ничего, говорю, не было и не случилось бы! Мне просто любопытно стало, во что это твоя сестрица взялась играть сходу и я ей подыграл. Чуть увлекся, признаю. Прости, дурака, — Антон смотрел открыто, извинялся искренне, но при этом так, словно был абсолютно уверен, что я его прощу непременно. — Иди ко мне, Лись.

И полной дурой почувствовала себя я. Такое горько-знакомое мне годами чувство. Снова и опять. И самое противное, что и шагнуть ему навстречу захотелось, и чтобы обнял и убедил. Заглушил обманной сладостью, опутал ею, как паутиной, вот только мне уже было прекрасно известно, что это временно. А потом снова и снова будет горько и больно, и с каждым разом всё только хуже, а паутина, наоборот, будет держать все крепче. Меня держать, не его. Но как же так, почему опять и так сразу? По-другому что, вообще не бывает?

— Нет, Антон, — качнула я головой, вопреки желанию отступив на шаг. — Думаю, пора нам заканчивать.

— В смысле? Что значит заканчивать? Ты что, не поняла, что именно этого твоя сестрица и добивалась? Хочешь, чтобы она сейчас кайфанула с результата?

— Дело не в Эвелине. В тебе.

— Серьезно, Алис? Чем же я стал внезапно плох? Я же тебе сказал — ничего не…

— Да при чем тут …! — окончательно не выдержала уже я. — Ты же… ты даже не замечаешь, что весь меняешься, только хоть что-то симпатичное женского пола в поле зрения твоего появляется!

— И как же это?

— Да так! — я взмахнула руками, не в силах четко сформулировать обрывки наблюдений за ним и собственные ощущения от этого. — Смотришь… как будто трахнуть примеряясь…Ведёшь себя… улыбаешься, комплиментами сыпешь, все время как будто поощряешь… даёшь понять, что не против…

— Тебя послушать, Алис, так я прямо какая-то девка блядовитая получаюсь, а не мужик, — попытался все перевести в шутку Антон. — Ну, Лись, хорош уже ерунду городить. Иди ко мне, сейчас замиримся быстренько и будем домой собира…

— Марина, твоя первая девушка, Артем говорил, что с ней у тебя было все совсем по-другому, чем со всеми потом, — перебила я его. — Почему вы расстались?

— Что, блин? — Антон переменился в лице мгновенно, улыбка стала угрожающим оскалом. — Маринка-то тут при чем? На кой черт ее прилетать?

— Хочу знать, — не знаю толком и почему, но да, это кажется мне очень важным сейчас.

— Алис, а ничего, что это не твое дело? Это мое, личное.

— Вот, значит, как?

— Да, так, — отрезал Крапива. — Это мое прошлое и к нам оно никаким боком.

— Ну супер, что сказать! Тебе о моем прошлом все известно. Ты из меня буквально все вытряс, это было к нам каким-то боком?

— Не равняй несравнимое! Тебя изврат поганый соблазнил, а у нас с Маринкой … у нас все по-настоящему и по серьезке было.

Пусть по факту и так, но для меня тоже все это было всерьез и чувства настоящими ощущались.

— Пусть так. Но у тебя право знать есть, а у меня, выходит нет? — упрямо мотнула я головой. — Это по-твоему справедливо?

— Да при чем тут справедливость? Что, блин, за детство? Это все было сто лет назад. Расстались и расстались. Мы так-то от нас сейчас говорим.

Я молчала и требовательно смотрела Антону в лицо, давая понять, что буду стоять на своем и через минуту он сдался. Досадливо рыкнул, порывисто отвернулся, прошёлся по комнате, схватил со стула черную сумку с вещами, но тут же и швырнул ее об пол.

— Я ходил от нее налево и Маринка меня на этом поймала. Я — кобель по натуре, ты к этому вела? Довольна? — он не говорил — зло огрызался не глядя на меня.

Льда внутри стало больше, хотя, казалось бы, куда ещё.

— А разве должна быть?

— Мне откуда знать? Это ведь ты решила сейчас прошлое ворошить и к нам его за уши подтягивать.

— Ты сам принял решение изменить уровень наших отношений на более серьезный. И почти сразу взялся заигрывать с …

— Эй, Лись! — оборвал меня Антон, резко вскинув руку. — Не заигрывать! А подыграл всего лишь. Хорош душнить. Я же сказал — ничего бы не было, даже в мыслях не было, я только тебя хочу.

— Однако, это никак не мешало при появлении Эвелины начать вести себя так, будто я пустое место.

— Фигня и поклёп! — отмахнулся Крапива, но в глаза мне все так же не смотрел.

— Да ты ее всю взглядом облизал! Ты постоянно так делаешь!

— Алиска, я — мужик, — Антон развернулся ко мне и, наконец, уставился в лицо раздражённо, как если бы злился на мое непонимание самых очевидных вещей. — Нормальный, здоровый мужик. Мне что, повязку себе на морду нацепить, чтобы тебя мои, якобы похотливые, взгляды не раздражали? А потом что? Кляп мне захреначишь в рот, чтобы ни с кем не говорил и не улыбался как-то не так? Заставишь каждый шаг и вздох делать с оглядкой на то, чтобы тебе там чего не примерещилось? Сцены будешь закатывать, как Маринка, на каждом шагу и на пустом месте?

— На пустом? — я буквально опешила от такого. — Ты ей изменял, сам же признался.

— И что, блин? Ну отбегал налево, но я ее любил и никогда бы сам не бросил. Что за манера из всякой херни трагедию целую городить?

Руки развел, плечами пожал и смотрит, главное так, будто действительно это я тут несу нечто дикое.

— То есть, ты реально считаешь, что измена — это какая-то херня? Мелочь, не стоящая особого внимания? — я смотрела на него практически в шоке, не в состоянии поверить, что он так действительно думает.

— Лись, в моем понимании измена — это когда у тебя на стороне тоже реальные отношения случились и чувства не шуточные. Или когда ты нарочно прям где-то ищешь приключений в ущерб тому постоянному, что у тебя есть. А когда ты просто макнул куда-то, потому что возможность подвернулась — это херня.

— Ты ведь не шутишь сейчас даже? Выходит, соглашаясь на отношения с тобой, я по умолчанию должна согласиться и на то, что ты периодически такие вот подвернувшиеся возможности использовать станешь?

— Да какого хрена ты все к нам-то подтягиваешь? — сорвался уже на откровенный рык Антон. — Я разве сказал, что буду? Мне с тобой всего выше крыши.

— Почему? Да потому что мы с тобой вообще ещё не обсуждали подобные вещи, а стоило бы, учитывая, насколько у нас взгляды на закрытость в отношениях разнятся. Ведь, если говорить начистоту, то пообещать мне, что изменять не станешь ты тоже не сможешь?

— Да твою ж-ж-ж…! — Крапива хлопнул себя в сердцах ладонью по лбу и провел ею по лицу. — Алиска, говорить с женщиной, тем более своей женщиной, начистоту будет только дебил и тот, кто сам себе враг, ясно? С женщиной нельзя быть по-настоящему честным, вам же это нахрен не надо на самом деле. Вы все хотите от нас сказочку сладкую слышать, где мы божимся, что без тебя, единственная моя, член узлом завяжем, что ни в жизнь и ни на кого, и вообще, кроме любимой ни на кого и не встаёт. Но правда в том, что встаёт, Лись, встаёт, но это ни хера не значит, что свою женщину ты от этого меньше любишь. Вот так мы устроены.

— По твоему выходит, что верных мужчин в природе не существует? Женщинам только и остается, что терпеть такое положение вещей?

Антон запрокинул голову, посмотрел в потолок и тяжело вздохнул, демонстрируя, как же я его уже достала.

— Вот ни черта я не понимаю на кой тебе приспичило во все это углубляться, Лись. Ну ясно же, что все только усугубляем, но раз ты так хочешь… — он резко выдохнул и посмотрел мне в глаза прямо и жестко. — По моему мнению, умная женщина вообще таким морочиться не должна. Зачем в чем-то там ковыряться, если можно просто жить себе счастливо с мужиком, что тебя любит и ради тебя на все готов?

Господи, он в этот самый момент вдруг настолько похожим на Роберта показался, что у меня аж тошнота к горлу подступила. В глазах потемнело, я даже заморгала, прогоняя наваждение.

— Следуя твоим же словам, эти умные женщины должны жить с повязкой на глазах, ради эдакого счастья не замечая ничего лишнего? — произнесла тихо, чувствуя что губы опять немеют от внутреннего холода. — Нет, Антон, мне это не подходит. У тебя, конечно, опыта много и может именно ты и прав, но я такого больше не хочу.

— Что значит больше?

— Не замечать очевидного, закрывать глаза на ложь, терпеть боль ради сохранения хотя бы того, что есть. Я больше не хочу отношений, ради которых эту боль терпеть нужно.

— Ты меня сейчас что, с этим мудилой Робертом сравнила? Серьезно, Лись? — это его явно моментально вывело из себя. — Разве я тебе тоже самое предлагаю? У нас же все по кайфу было, охерительно просто, а ты из-за фигни раздула трагедию и песню “давай прощаться” завела.

Фигни, значит?

— А давай ты себя на мое место поставишь? Что если я стану флиртовать с каждым симпатичным парнем? Буду раздавать всем улыбки и авансы, обнимать себя позволю и оставлю за собой право на ни к чему не обязывающие интрижки?

— Какого хрена, Алиса?! Не равняй член с пальцем!

— Почему?

— Да потому! — Крапива откровенно был взбешен таким поворотом. — Девушка идёт налево только когда её мужик косячит в отношениях. Внимания или ласки не додает. В противном случае она просто шалава по натуре.

— Чего тебе не додавала Марина?

— Ты опять?! — шагнув ко мне, он шарахнул кулаком по стене. — Да ну сколько можно, Алиса? Ты чего сейчас добиваешься? Чтобы я на колени бухнулся и поклялся в верности до гроба? Да запросто! Ради того, чтобы с тобой быть, я тебе чего хочешь наобещаю. Вот только не рассчитывай на то, что у тебя реально выйдет на меня ошейник с намордником и поводком напялить и яйца мои себе в карман положить! Если тебе нужен пудель дрессированный, а не мужчина, то это не ко мне.

— Мне нужен всего лишь мой человек, Антош, — я не опустила взгляд, спасаясь от ярости, кипящей в его глазах. — Только мой и больше ничей. Тот, кого делить ни с кем не придется, в ком мне не нужно будет сомневаться, когда он не рядом. С кем не нужно будет жить, ожидая в любой момент удара в сердце. Такой человек, для которого я буду всем и для всего, как и он для меня. Чтобы меня одной ему хватало, так же как и мне его.

— О Господи, Алиска, тебе реально ещё нужно взрослеть. Не выдумывать невозможного принца, готового сидеть у твоей юбки всю оставшуюся жизнь, а брать того, с кем уже сейчас каждая минута в кайф. Потому что это — охеренная удача.

— Боль и кайф вперемешку у меня уже были. Больше не хочу, — решительно мотнула я головой.

— Думаешь в реальной жизни по-другому бывает?

— Не знаю пока.

— Лись, у тебя может ПМС какой? — резко сменил он тон, опустил голову, сближая наши лица, откровенно искушая, но я отвернулась. Не могу. — Хорош дурить, серьезно, поехали домой.

— Нет, Антон. Другим ты не станешь, я стать той самой умной женщиной тоже не могу. Может пока, жизнь покажет.

— Пока она тебе покажет… Последний шанс. Едешь со мной? — Антон протянул руку, но я отступила и покачала головой. — Дура ты, Алиска, ой дура! Обоих взяла и зарезала из-за какой то херни.

Крапива поднял руку к моему лицу, едва касаясь провел пальцами по щеке и решительно вышел, хлопнув дверью. А я снова осталась одна в пустоте. Но на этот раз она была несоизмеримо более холоднее и огромнее. И я совершенно не понимала разрушила линия сейчас самое лучшее, что могло быть со мной или наоборот, предотвратила будущее неизбежное медленное и мучительное саморазрушение.