Ожог Крапивы

Глава 27

— Блин, ну как тебе вообще в голову-то пришло из больницы убегать в таком-то состоянии? — возмутилась я, как только мы с Крапивой остались одни в его квартире, куда отправились вещи собирать. Мать порывалась пойти с нами и проконтролировать процесс сборов или, скорее уж, попытаться ещё раз избавиться от Крапивы, но Моравский… отец аккуратно, но настойчиво прихватил ее под локоть и увел к машине.

— Да не убегал я! Шел тихонечко, потом на такси, — бесшабашно ответил Антон и ткнулся лицом мне в затылок, глубоко вздохнул и заурчал протяжно.

— Антон, ну я же серьезно! — шагнула от него, хоть на самом деле ни капли не хотелось разрывать наш контакт. Наоборот, я бы с таким удовольствием заперла и даже забаррикадировала входную дверь, увела бы его в постель, уложила и сама рядом улеглась, согревая и согреваясь и оставляя пока весь окружающий дурдом где-то там, за границами нашего общего пространства. Вот и когда у меня появилась потребность в таком с Антоном? В какой момент создалось это самое пространство, отдельное от всего мира, которому я сейчас ощущала почему-то серьезную угрозу.

— А я как? — и не подумал сменить дурашливый тон Крапива. Вытащил из шкафа здоровой рукой большую черную сумку и стал закидывать неловко в нее футболки с полки. Я подошла, отобрала и жестом велела ему указывать на то, что хочет взять, чтобы я могла это уложить нормально.

— Слушай… насчёт того, что ты моим женихом назвался, это было совсем не обязательно и ни к чему тебя в последствии не обязывает, — сказала ему, стараясь не встречаться взглядом напрямую.

— Погоди-ка! Это чё получается, ты мною просто непристойно попользуешься по-всякому, а потом кинешь за ненадобностью, порядочным мужчиной так и не сделав? — нарочито бурно возмутился Антон.

— Блин, Антон же! — не выдержала и все же глянула ему в глаза. Глянула и обожглась. Не было там никакой насмешки или шутливости, я даже сбилась и остальное пробормотала неуверенно. — Можешь ты побыть хоть минуту серьезным?

— Лисенок, а куда серьезнее-то? Мор…хм… твой объявившийся внезапно отец, не тот человек, перед кем можно просто так языком трепануть, а потом назад сдать, — он что, испугался Моравского? Типа разозлиться он, что у нас просто потрахушки, поэтому и накинул серьезности, женихом назвался? Ну нет. Где Крапивин и где “испугался”. — Лисенок, а ты это … реально не знала и не догадывалась?

— Нет. И как бы? Мать вечно бесилась, когда о нем пыталась спрашивать, в документах ничего не нашлось, и до этого момента я его никогда и не встречала, — Крапива смотрел пристально, словно размышляя правду ли говорю. — А кто он такой вообще, почему все как-то странно на него реагируют? Пальцы все в наколках… бандит какой-то?

— Ну-у-у, знаешь, — вот теперь Антон взгляд отвёл и даже здоровой рукой нервно затылок поскреб. — Людей его уровня авторитетности просто бандитами звать не принято так-то, но по сути — да, бандит, только уж очень влиятельный и солидный. Из тех, с кем и мэрами с губернаторами в кабаке погулять за честь. Так понятно?

— Угу. Надо же. Он и моя мать … у меня в голове не срастается, — покачала я озадаченно головой, складывая его черные джинсы и отправляя их в недра спортивной сумки.

— В юности да по большой любви или страсти ещё и не такое у людей срасталось, знаешь ли, — заверил меня Антон. — И вряд ли потом забывается насовсем. Чудится мне, что между ними до сих пор пыхает не по-детски.

Пыхает? У моей-то матери?

— Да нет! Они вон чуть не грызутся все время.

— Ну а я о чем? Пыхает, — уверенно повторил Антон, выдвинул нижний ящик и стал кидать в сумку носки, а я таки решилась и спросила.

— Скажи мне честно, ты на меня очень злишься?

— С какого перепугу? — резко вскинул он голову, но сразу поморщился. А я бездумно, на чистом порыве обхватила его колючие от чуть отросшей светлой щетины щеки и погладила, желая убрать боль. Антон тут же повернул голову, ловя губами мои пальцы и прикрывая глаза, как если бы и правда мое прикосновение давало облегчение. Простые касания, ни капли в них нашей обычной жары не было, но у меня в груди вдруг защемило так остро и пронзительно, будто в это момент происходило нечто небывалое в моей прежней жизни.

— Сначала неприятности, потом побои, теперь вон из дома ехать нужно, ещё и под обязательства выходит, серьезные влетел, — тихо перечислила, преодолевая неожиданный спазм в горле. Что же это такое? Вроде же все хорошо внезапно, решилось в нашу пользу, а мне чудится — вот-вот разревусь.

— Так, не перевирай хронологию, Лись, — нарочито строго нахмурился Антон, хоть его губы так и кривились в рвущейся наружу улыбке. Вот же человек — ходячий оптимизм. — Сначала были ого-го какие приятности, потом снова они же и только потом вот это вот все, но заполируем же опять приятностями, так? А насчёт обязательств — меня за язык никто не тянул, если ты заметила. Так что, это называется не влетел, а сделал осмысленный выбор.

— Осмысленный? — не сдержавшись, фыркнула уже и я. — Это с головой-то пробитой?

— Не пробитой! У меня закрытая черепно-мозговая.

— Антош, ну что же от тебя серьезности то не добьешься? Мы знакомы всего-ничего, а ты… — Крапива стремительно обхватил меня за талию здоровой рукой, боднул чуть в лоб, заставляя поднять лицо и оборвал поцелуем. Коротким и не жадным, как обычно, но после мы ещё с минуту стояли прижавшись лбами и деля дыхание, пока Антон не выдохнул со глухим стоном и не отстранился первым.

— А я уяснил за это время, что мне с тобой по кайфу, чем бы мы не занимались, а без тебя — муторно, — сказал он хрипловато, и впервые наверное глядя мне в глаза так… веско, с чем-то похожим на злость, но все же иным. Как если бы каждое слово имело громадное значение для него. — Поэтому мой выбор — быть вместе и дальше. Вот где тут отсутствие логики или серьезности? Давай уже пойдем, пока нас поторапливать не примчались.

— Пойдем, — согласилась я, смиряясь вдруг легко с четким пониманием — теперь пойду за ним куда и когда скажет. Пускай не прозвучало вслух никаких обязательств, никаких границ не провели, не дали мы названия тому, что между нами появилось, никто не стремился специально, чтобы оно возникло, даже наоборот, но… вот оно, есть, затеплилось и я не буду той, кто затопчет на упреждение, затушит, опасаясь, что потом, когда разгорится, сможет опять болью обернуться. Пусть будет, как будет.

Во дворе нас ждали уже не только родители, но и Артем на своей машине, который категорически заявил Моравскому… блин, когда ещё привыкну даже мысленно звать его отцом, что до места меня с Антоном повезет сам. Возражать никто не стал.

Когда Крапива усаживался на переднее пассажирское мне стало понятно, насколько же сильно он скрывает боль. Зубы сжал так, что желваки побелевшие выперли и лоб весь каплями пота покрылся, хотя только сел и тут же спрятался за обычной широченной улыбкой, начал рукой махать парням, прощаясь.

— Алис, ты там пригляди за этим дурнем, чтобы отлежался, как положено, а не скакал, дурью маясь. — обратился ко мне Зима, когда мы остановились на очередном светофоре.

— Ой, не начинай, бабуля! — фыркнул Антон, — Я же себе не враг, понимаю.

— Ага, но что-то твоей понималки не хватает, чтобы все риски сваливания из больницы оценить.

— Нет, братан, я потому и свалил, потому что хватило. — они переглянулись, явно обменявшись некой информацией, что до меня не дошла и я встревожилась.

— Что-то случилось? — спросила, подаваясь вперёд.

— Не-а. — с совершенно честным видом моргнул Антон, встречаясь со мной взглядом в зеркале заднего вида.

— Роберт опять приходил?

— Не-а. — повторил он.

— Тогда почему ты ушел?

— Соскучился.

Я выдохнула чуть раздраженно, понимая, что смысла нет сейчас пытаться вытянуть что-либо из Крапивы. Позже поговорим. Ехали мы ещё минут тридцать, выбравшись на окраину города, сплошь частный сектор вместо многоэтажек. Вот только старых маленьких домишек тут практически и не осталось. С того времени, как три года назад один прибандиченый бизнесмен выкупил несколько смежных участков и построил домину, в один этаж, но огромной площади плюс этаж под землю, в этот район потянулись люди с деньгами.

— Ну логично, чё. — проворчал Артем, когда по обеим сторонам улицы потянулись каменные заборы один выше и глуше другого.

Джип отца вкатился в гостеприимно распахнутые черные ворота высотой метра в четыре, Артем же во двор въезжать не стал.

— Две недели лежишь как минимум! — погрозил он пальцем Антону, пожав ему руку на прощание и глянул на меня. — Алис!

— Не переживай, добровольно лежать не захочет, я верёвку раздобуду и привяжу. — пообещала я.

— Привяжет она. — пробормотал Антон, как только мы вошли во двор и пошли по подъездной дорожке к дому, до которого отсюда было метров пятьдесят. Глянул через плечо на сопровождавшего нас здоровяка в черной рубашке и шепнул. — Голым, надеюсь?

— Конечно. — фыркнула я.

— А глаза завяжешь, Лисенок? М? — заурчал Крапива мне на ухо и в низу живота мигом потяжелело и сладко потянуло. — Домогаться потом станешь гнусно, а?

— Рот заткну! — зашипела я в ответ, косясь на сопровождающего. — Ну какие тебе пока домогательства, Антон?

— Ну не-е-т, рот нельзя. Как же я тебе тогда… — он осекся, тихо зашипел сквозь зубы и пробурчал. — Вот я баран озабоченный. Представил, дурака кусок, как ты мне на лицо … Ну супер, теперь хоть березы им окучивай.

— Нет тут берез, одни сосны с елками и кусты всякие. — оглядела я местный ландшафтный дизайн, давя смех.

— Смешно ей. — вздохнул Антон.

Дом, к которому мы подошли, не выглядел особой громадиной, скорее уж смотрелся эдакой ажурной почти копией мини-замка. Как будто состоял из множества отдельных башен с галереями, огромных окон и острых пиков конических крыш. Стены облицованы желто-золотистым камнем, плющ очень декоративно по ним пущен, двери деревянные резные, но все очень так со вкусом, без тяжеловесности и чрезмерности, чем грешат частенько дома новых русских и всяких чинуш. Надеюсь и внутри я не увижу портретов Моравского в полный рост в образе государя императора и золотой раме. Ну или какого-нибудь мегааквариума с акулами в холле. А то случалось насмотреться подобной фигни ещё когда меня мать с Робертом добровольно-принудительно к нужным людям на всякие юбилеи-приемы таскали. Когда денег дурных дохренища, мозгов и вкуса по нулям, а выпендриться перед окружающими аж подгорает до такого бывает доходят, что нормальному человеку и в голову не придет.

Моравский и мать встречали нас в холле, и нет, ничего эдакого там не оказалось. Было даже немного пустовато, явно отец особой тягой к предметам искусства в виде картин и статуй не страдал.

— Молодежь, ваша комната готова. — Моравский указал на полноватую, но очень миловидную женщину средних лет, что стояла чуть в сторонке. — Танюшка вас проводит, вы вещи бросайте и спускайтесь к нам, перекусим и поговорим.

— Что значит комната? — тут же возмутилась мать. — Ты серьезно собираешься позволить жить открыто своей незамужней дочери с мужиком под своей крышей?

Я закатила глаза, собираясь ей напомнить, что поздновато она опомнилась честь мою блюсти, но отец успел первым.

— Вилка, кончай ты спектакли лицемерные устраивать. А то мы сами молодыми не были и не в курсе, что хоть я его в подвале поселю, а Алису на чердаке, а спать они в одной постели в итоге станут.

— Это ещё не значит, что такому надо напрямую потакать. Алиса должна жить отдельно.

— Алиса? — спросил у меня Моравский.

— Я буду с Антоном.

— Алиса! — рявкнула мать, но отец удержал ее за локоть.

— Вилка, кончай на нее покрикивать и распоряжаться. Не забывайся, ты в моем доме такая же гостья, как и ребята.

— Нашел, с кем меня сравнивать. — презрительно фыркнула мать, глянув прямо на Крапивина. — Надеюсь, вещи из дома пропадать не начнут.

— Мама! — не выдержала уже я, а вот Антон внешне остался непрошибаем.

— Только если вы их выносить вдруг начнёте. — с широкой улыбкой ответил он.

— Хам!

— Каков привет, таков и ответ.

Я уже думала, что мать психанет и уйдет, но она увязалась за нами, пока Татьяна показывала нам дорогу к отведенной комнате, она шла упорно позади. Встала в дверном проеме и как только Татьяна ушла, а мы бросили сумки на кровать, процедила.

— Молодой человек, будьте любезны выйти, мне необходимо поговорить с дочерью наедине.

— Антон. Это короче, чем “молодой человек”. — усмехнулся Крапива и посмотрел вопросительно на меня, чуть приподняв светлую бровь.

Я кивнула ему, подтверждая, что разговора все равно не избежать. Антон притянул меня к себе, поцеловал в висок под раздраженное сопение матери и пошел к выходу.

— Только учтите, мадам, посмеете опять руку на Алису поднять и хрен я вас к ней ещё и близко подпущу. — предупредил он мать, а мне сказал. — Я за дверью, если что.

— Невероятный нахал и хам! — снова фыркнула кошкой мама. — Неужели не нашлось более достойного кого-то?

— Ну мне по-любому далеко до твоего выбора мужчин. — не удержалась я от ехидства.

— Не смей так с матерью разговаривать!

— Мам, хватит уже этих гневных поз и фраз. Скажи, чего ты хотела и пойдем и правда поедим. Мы с Антоном без ужина и без завтрака вообще-то.

— Будто меня должно волновать без чего там этот…

— Мам, серьезно, хватит или я ухожу.

— Когда ты связаться с ним успела только? И на какой помойке жизни нашла?!

Я молча пошла к двери, но мать преградила мне дорогу.

— Стой, Алиса! — приказала она, но тут же замялась и отвела взгляд. — Ты, надеюсь, понимаешь, что Паша… что при Павле не стоит озвучивать те твои абсолютно безобразные фантазии насчёт твоих якобы отношений с Робертом? Павел человек такого круга и так называемых понятий, где подобного рода информация может обернуться огром…

— Что? Фантазии, мам, серьезно? Якобы отношений? — опешила я и отшатнулась от нее. — Я думала ты мне поверила и поэтому и на развод подала!

— Тише, Алиса! Какая разница во что я поверила там или нет.

— Большая, мама, огромная!

— Алиса, значение имеет только то, что ради сохранения подобной информации в тайне, Роберт пойдет на все мои условия при разводе. А если устроить скандал, то все, чего мы добьемся — это то, что тебя все вокруг будут считать шлюшкой, гулящей с малолетства. Вспомни, сколько раз вспыхивали подобные скандалы и что? С теми связями, какими сейчас обладает Роберт, все замнут. Какие у тебя есть доказательства или свидетели вашей связи, тем более пятилетней давности? Никаких! А если станет ещё известно и о разводе по моей инициативе, то быстро пустят слух, что это я тебя подбила на оговор, с целью выжать максимальную выгоду.

— А как будто это не так. — с горечью усмехнулась я.

— Так. Но одно дело получить ее реально и без потряхивания грязным бельем, о чем никогда не забудут. А другое — опозориться и судиться черт знает сколько с неизвестным результатом. Мне, а тем более тебе, жить дальше, Алиса. Твоя блажь с этим Антоном закончиться, не воспринимать же это всерьез, а достойный мужчина нашего круга с девушкой, обременённой подобной репутацией, не свяжется, поверь. Это только кажется, что времена поменялись, но на шлюхах как не рвались жениться раньше, так и сейчас не горят желанием. О своем будущем подумай.

— Шлюхах, значит, мам? Ну спасибо тебе. А может, дело тут в том, что Моравский, если узнает обо всем, то черта с два станет помогать тебе с разводом? А без безопасности, которую он тебе будет обеспечивать во время процесса и сгинуть недолго, ведь так?

— И это тоже, Алиса. А ещё хорошенько подумай вот о чем: просто скандал это по сути — ерунда, а угроза жизни — совсем другое. Знаешь, что Павел с Робертом захочет сделать, если узнает о том, что он тебя совратил? Дележку денег и имущества Роберт хоть болезненно, но переживет. А вот угрозу собственной жизни не потерпит. Ты хочешь войны между отцом и Робертом? Я — нет, потому что нет никакой гарантии, что победит нужная нам сторона. В наше время нет уже неприкасаемых и тех, до кого не доберутся, если за это щедро уплачено. Поэтому помалкивай, Алиса и этому своему… Антону прикажи язык за зубами держать. Гарантия неразглашения наш основной козырь, Алиса. Без него все в разнос с неизвестным финалом пойдет. Поняла?

Мать ушла, так и не дождавшись от меня даже кивка. Я-то, дура, думала что все закончилось, мы с Антоном в безопасности, а выходит… Выходит, я его своей откровенностью в такую задницу втянула, которая ещё неизвестно чем и кончиться.

— Лись, отомри. — обнял меня за плечи вернувшийся Крапива. — Чего маман тебе тут наговорила, что ты такая теперь как пыльным мешком ударенная стоишь?

Я подняла на него глаза и горло снова стиснуло в спазме.

— Прости меня, Антош. Прости пожалуйста за все.