— Ну ладно, юристом ты быть категорически не хочешь, а кем хочешь? — спросил у Алиски, растянувшейся рядом со мной на постели. После того, как мы выбрались из душа, она оделась, сходила к Татьяне и, пока я быстро подмел завтрак, раздобыла несколько эластичных бинтов и таки замотала мне ребра и как смогла воспроизвела фиксацию ключицы. А я сдался, пусть себе делает, что хочет, лишь бы делала она это со мной.
— Химиком, наверное, — ответила моя внекатегорийка, подумав с полминуты. — Я в школе очень химию любила.
— Серьезно? — я аж приподнялся, чтобы в лицо ей заглянуть. — Кто вообще любит химию, тем более в школе?! Я ее прям терпеть ненавидел, как и химичку нашу.
— Это Евгению Яковлевну, что ли?
Все забываю, что учились мы с ней в одной школе. Вот же штука какая, ходила мимо меня моя рыжая внекатегорийка незамеченной, годами, небось ходила, а теперь глаз от нее отвести не могу. Хотя, тогда у меня Маринка была, и если бы сама не бросила за неисправимую шлюховатость, то я бы никогда … Наверное… Никогда бы не случилось нас с Алиской. Или чему быть, того не миновать?
— Ее. Страшная такая, очки эти толстые, на башке черте что, зубы передние, как у лошади, потом от нее разило, хуже чем от мужика, так ещё и злющая, — вспомнил, как мне указкой по рукам за списывание прилетало и содрогнулся.
— Ничего подобного! Не злющая она была, просто очень требовательная и предмет свой по-настоящему любила, — возразила Алиска. — А насчёт внешности — ну не всем же красавицами уродиться и не все за внешность любят.
Ну да, не все, есть ещё в женщинах масса других достоинств, но ведутся то мужики изначально на что?
— Не всем, но можно же … не знаю, что-то там с волосами было сделать, одеваться не в балахоны какие-то, очки опять же не в такой страхолюдной оправе носить, да мыться почаще, чтобы не разило, наконец.
— Много ты понимаешь, стилист. Может ей не для кого было стараться хорошо выглядеть, не для вас же, балбесов озабоченных. Вот сто процентов уверена, что уроки черчения ты обожал, — и эдак глазами хитро зыркнула.
— С чего взяла? — включил я дурака, хотя сходу понял все.
— Да с того, что все парни в школе старше тринадцати слюни пускали на эту жопастую Людмилу Георгиевну, — фыркнула раздражённой кошкой Алиска.
— Жопастую? — хохотнул я так, что аж в рёбрах треснуло. — Ай как некрасиво так говорить, Лись.
Но права, и пускали скорее уж не слюни, а передергивали, но боюсь это лишняя сейчас информация.
— Как хочу, так и говорю. Вот на черта она постоянно платья в обтяг носила или юбки такие узкие?
Было такое дело, любила наша училка по черчению такие тряпки, чтобы все добро ее было напоказ. Каждый день на работу ходила, как на праздник, и платья так сидели, что чудилось — чуть вздохнет и лопнет, и декольте поглубже, и разрезы сзади на юбках на грани приличия, чем и обеспечивала стопроцентную посещаемость своих уроков пацанской половиной школы. Сам ни разу не прогулял. И кстати, пару раз мне подзатыльники от Маринки прилетали за слишком пристальные гляделки и почти после каждого урока сцены ревности устраивались.
— Ну было женщине что показать, чего же стесняться? — чуть поддразнил Алиску, хотя, говоря по чесноку, сейчас бы я на прелести подобные тем, чем щеголяла Людмила Георгиевна, не повелся бы. На мой нынешний вкус многовато всего там было. Права Лисенок — жопаста и сисяста была училка вот прямо реально обильно, но в том возрасте, когда встаёт от каждого чиха и почти каждое утро просыпаешься обкончавшимся, самое то, глаза-то завидущие.
— Так мне, выходит, стоит гардероб пересмотреть, чтобы тебе нравиться? — с тонкой ехидцей спросила Лисенок и снова искоса зыркнула.
— Чего?! — я даже на кровати сел, представив, как моя, МОЯ внекатегорийка будет рассекать где-нибудь на районе в платье в облипку, считай, что голая или в юбке узкой с разрезом до самой… Мы, мужики в этом смысле, конечно двуличные скоты. Это когда чужая баба или вовсе ничья по улице чуть не голышом рассекает, то мы всеми конечностями за, а когда своя, то мигом хочется зенки бесстыжие всем повыколупать, а ее в с головы до ног упаковать, так, чтобы хрен чё кто мог рассмотреть, и чтобы право распаковки эксклюзивно у тебя.
— Или вовсе наверное придется в грудь импланты вставить, а то ведь маловато будет, — обхватила себя ладонями в нужных местах Алиска, продолжая дразнить уже меня.
— Чё несёшь?! — возмутился я. — Я тебе вставлю! И только попробуй из дому в каком-нибудь шлюшьем виде выйти!
— Ты мне вставишь? — рассмеялась эта засранка, явно получив ту реакцию, которой добивалась. Уселась позади, обняв со спины, лизнула мочку уха и бесстыдно скользнула рукой к моей ширинке, отчего мигом в башке поплыло, а в штанах расперло. — Надо же, и правда вставишь.
— Ещё как, дай чуть оклемался и у тебя правая нога забудет, как левая выглядит, — пробормотал, поворачивая голову и ловя ее губы. — Лись, как же я тащусь от того, какая ты.
— Да? У меня же сисек и задницы недобор.
— Дурында! У тебя везде охрененный идеал.
Ни словом не вру. Хотя, мнится мне, что и выгляди она по-другому, то ощущалась так же идеально. Дело же в ней, а не в размере задницы и груди. Разве меня уносит с ней от размеров, формы? От нее самой уносит, потому что да — охеренно идеальная. Вот только скребётся с самого утра нечто в башке и за ребрами. Я вот такой не идеальный нахера сдался ей?
Валялись, целовались, обнимались и болтали мы до обеда, и я ощущал себя трындец счастливым каким-то отпускником. Ну, практически счастливым. Мешал вот это зудеж, царапал то и дело по мозгам один и тот же поганый вопросец. Зачем я Алиске? Ну понятно, в сексе нам слаще не пожелаешь, но ведь жизнь это не один только секс.
Охереть!!! Это в моей голове родилось? Серьезно?! Да, так и есть. Я ведь уже четко осознаю — не хочу смотреть вперёд без Алиски, не представляю в какую унылую байду моя жизнь превратится, если ее в ней не станет и представлять не хочу. Я ее хочу. Себе и насовсем.
— Ты меня не слушаешь? Спать хочешь?
— М? Прости, задумался.
— Я предлагаю пойти и хоть дом осмотреть, а то ещё пару раз поцелуемся и я тебя опять раздевать возьмусь.
— Лисенок, нельзя бросаться такими угрозами, если не собираешься претворить их в жизнь.
— Я не собираюсь? — она подскочила на кровати и потянулась к пуговицам моей рубашки, но я поймал ее руки.
— Не-не, пошли дом смотреть, а то как бы нам обломинго не прилетело от твоего отца или матери. Белый день все же, давай хоть до ночи потерпим.
— Ладно, прав, — вздохнула Алиса и поднялась с постели. — С матери станется тупо вломиться сюда, не будет же она вечно с адвокатами совещаться. О, кстати, я тебе не сказала. Я же с Лешенькой познакомилась.
— Ну и? — мигом насторожился я.
— Своеобразный персонаж, — улыбнулась Лисенок и мне прям это не понравилось. — Эдакий бунтарь-рокер.
— Серьезно?
Вот, значит, как. А ведь девушки ведутся на таких, как мухи на дерьмо. Не то, чтобы я сомневался в собственной привлекательности, но лучше бы тебе, Лешенька или оказаться страшилищем сутулым, или в сторону моего даже не дышать.
— Ага, весь в коже, железках, лицо раскрашено и волосы ниже плеч, — описала Алиска, не подозревая о моих мыслях.
— И Мор эдакое в своем доме терпит?
— Терпит, представь, хоть и открыто не одобряет, как понимаю. А ещё у Моравского…отца есть сестра, которая похоже будет не слишком рада моему появлению.
— А ей какое дело? — не понял я.
— Узнаем.
— О, молодежь! — окликнула нас снизу Татьяна, едва мы только до лестницы дошли. — Идите обедать, все собрались уже.
Ну обедать, так обедать.
В здоровенной столовой уже действительно расположился во главе стола сам Мор, по правую руку от него маман Алиски, а слева и на удалении — бледноватый тип с собранными в хвост неестественно-черными патлами. И хоть сейчас на нем была обычная белая рубашка и джинсы, а не кожа с заклёпками, я сразу понял, что это и есть Лешенька. И, к сожалению, ни уродом, ни дрыщем, которого плевком перешибешь, он не выглядел.
— Алиса! — явно обрадовался он появлению моей внекатегорийки и тут же чересчур нахально, с эдаким насмешливым любопытством на меня уставился. Ой, не нравишься ты мне Лешенька.
— Доброго дня всем! — поприветствовали мы присутствующих с Алиской почти в унисон. —
Доброго, если он такой, — процедила Алискина маман.
Мор же просто кивнул, предлагая усаживаться.
— Лекс! — подскочил нам навстречу волосатик и культяпку мне протянул. — Типа кузен Алисы.
— Антон. — руку я ему пожал, но устраивать демонстрацию силы счёл излишним, ещё будет время и место. — Жених Алисы. Без типа.
Мор все так же молча усмехнулся, а вот родительница внекатегорийки не смогла сдержать фырканья и скорчила пренебрежительную гримасу, краткую, но не ускользнувшую от внимания Лешеньки. Вон как глазами стрельнул с нее на меня.
Поначалу никаких застольных бесед никто не вел, но как перешли к второму, мадам не выдержала.
— Паша, нужно обеспечить охрану для Алисы, чтобы она могла вернуться к посещению занятий.
— Мама, я тебе четко сказала, что продолжать обучение на юридическом не буду, — тут же отозвалась Алиса, впрочем, пока спокойно:
— А я думаю, что ты достаточно уже помаялась дурью и пора бы вспомнить о том, что о своем будущем нужно позаботиться. А точнее, приложить усилия для того, чтобы сделать его успешным самостоятельно. Вряд ли твой… жених… — она не смогла бы произнести последнее слово с большим пренебрежением даже если бы и захотела, наверное, — … способен обеспечить тебе уровень жизни, к которому ты привыкла.
Я хотел ответить, но Алиса стиснула мое колено под столом и зыркнула, предостерегая.
— Ты мало что знаешь о моем уровне жизни в последнее время, — чуть пожала она плечами.
— Не будь так уверена. Кстати, жить вы где планируете? Своего личного жилья-то у молодого человека нет. Будете ютиться в трёхкомнатной квартире с его родителями или останетесь у Павла? Удивительно удобно для вас, юноша, что у вашей невесты родители с большими возможностями, верно? — процедила она уже в мой адрес, глядя при этом как будто сквозь меня. — Многие позавидовали бы тому, как удачно вы сделали выбор спутницы жизни.
Вот же стервозная баба, но не цапаться же с ней за столом, однако и не спускать же. Я глянул на Мора, наткнулся на пристальный взгляд, эдакий, как будто ему было очень любопытно, как все дальше пойдет, потому и сидит молча.
— Я, Виола Александровна, Алису когда встретил, то понятия не имел о том, кто ее родители. И, уж извините, но мне и сейчас на это плевать. Нам с ней жизнь строить, а не с вами.
— Ну конечно, можно и гордо плевать, особенно когда уверен, что бедствовать во время этой самой постройки жизни вам не светит. Но имейте в виду, до тех пор, пока Алиса не вернется к учебе, от меня она ни копейки не получит, — и уставилась теперь на Мора.
А он как сидел, так и сидит, смотрит на всех, что тот сфинкс. И Лешенька таращится, как будто на спектакль какой пришел.
— Бедствовать не будем, это точно. И без ваших копеек вполне обойдёмся, не переживайте вы так.
— Да ты хоть представление имеешь, что это такое — обеспечить уровень жизни, который должен быть у моей дочери? — не выдержав, все же повысила голос мадам.
— Мама! — подалась вперёд Алиска, но теперь я сдал ее руку, тормозя. Я не ссыкло какое-то обидчивое, защищать меня не надо.
— Я уверен, что Алиса сама мне озвучит, какого уровня жизни ей хочется, — ответил спокойно и продолжил, не обратив внимание на насмешливое фырканье маман. — Мало денег будет — больше пахать стану, к вам просить не приду, будьте спокойны. И учиться Алиса пойдет, но только туда, куда сама захочет и выберет. А не захочет — не пойдет.
— Ну да, не пойдет учиться, а будет пиво с сигаретами по ларькам продавать, как нищебродка какая-то! Моя дочь! Павел, скажи ему! Почему ты молчишь?
— Потому что я не твоя дрессированная псина, которой ты можешь помыкать, наускивая на кого пожелаешь, — как-то даже с лёгкой ленцой ответил Моравский, откидываясь на спинку стула. — Как и наша дочь. Вилка, если тебе остро нужно устроить скандал, то пойди и поори на свое отражение в зеркале, ему же и приказывай.
— Да ладно, у нее сейчас будет другая возможность реализоваться в этом плане, — впервые подал голос рокер, расплываясь в довольно ехидной улыбочке и глядя на двери в столовую, за которыми раздался звонкий торопливый цокот каблуков и резкий женский голос. — Тада-да-дам!