Пампушка Кэт

79

Я уже переоделась в пижаму, когда зазвонил дверной звонок. Шёл десятый час, так что, даже если мои родители уже вернулись, они чисто технически не могли сказать ничего против.

Должно быть, это Ник. И я почти уверена, что не возражаю. Я крикнула Питеру, чтобы тот открыл дверь. Затем я вскочила с кровати, быстро накинула свой новый бюстгальтер от Джойс (третьего размера) и натянула футболку.

Я собиралась уже выбежать из комнаты, как в дверь постучали. Конечно же, Ник знал дорогу. Он помнил с пользой проведённое здесь время.

Но это был не Ник.

Зато был шоколад.

Мэтт выглядел просто... потрясающе. На нем был серый свитер, джинсы и кроссовки, а волосы были небрежно взлохмачены. Я понятия не имею, почему все это выглядело настолько привлекательным.

Возможно, все дело было в шоколаде.

Он протянул мне коробку в виде сердца.

– Я... не могу, – сказала я, эти слова ранили меня в самое сердце.

– Кэт...

– Да я не о тебе, - не знаю, почему мне было так важно оправдаться. – Я о шоколаде. Мне нельзя.

– А. Ну ладно.

Нам обоим было настолько неловко, как если бы мы знали друг друга не больше тридцати секунд. Я стояла перед ним в футболке и фланелевых розовых штанах из-под пижамы и чувствовала себя невероятно глупо.

Я потрясла головой, чтобы перезагрузить свой мозг. Затем, села на край кровати, махнув Мэтту рукой на кресло.

Я до сих пор не могла переварить происходящее. Мэтт был здесь. Он принёс мне шоколад. На День Святого Валентина. Я была в пижаме. И в лифчике.

Я не могла вымолвить и слова. Я не знала, что сказать. Так что я надеялась, что у Мэтта заготовлена речь, поэтому я просто сидела и ждала, пока он соберётся с силами.

Мои надежды не были напрасны.

– Я думал о том, что ты сказала, – начал он. – У меня в машине.

Я кивнула. Я были близка к тому, чтобы начать стучать зубами. Мое тело будто снова переживало этот момент.

– Насчёт того, что ты мне не нравилась, когда была пампухой.

На данный момент этот диалог являлся самым странным в моей жизни. Даже с учетом того, что я в нем не участвовала.

– Но это не так, – сказал Мэтт. – Ты мне нравилась и тогда. Но я был... идиотом.

– Да, – я сказала это так, будто это даже не обсуждалось. С таким же успехом он мог сказать мне, что Висконсин славится своим сыром.

– И я наговорил кучу гадостей.

– Ты был идиотом, – повторила я. Как же приятно это звучало.

Мэтт поднялся. Должно быть, так ему было проще.

Он сделал пару шагов в неопределённом направлении и перешёл к следующей части своей речи.

– Кэт, ты мне правда нравишься.

Я не ответила. В тот момент я даже пошевелиться не смогла бы.

– И это не потому что ты похудела, хотя ты и думаешь, что это так. Я прав?

Я кивнула.

– Но это неправда, – сказал он. – Ты мне всегда нравилась. С тех пор, как мы были детьми. Ты же знаешь об этом.

– Я хотела в это верить. Пока ты не предал меня.

Мэтт откинул свою голову назад и пробормотал что-то себе под нос. Затем он снова взглянул на меня.

– Слушай, я больше так не могу. Я говорил, что я не знаю, почему я сказал эти слова. Я был идиотом... давай просто примем этот факт.

– Ты был идиотом, – я не собиралась упускать ни единой возможности произнести это вслух.

– Мы можем хотя бы на секунду забыть об этом? – спросил Мэтт. – Давай просто согласимся с тем, что я был засранцем, и не важно, сколько мне было лет, потому что то, что я наговорил, было бесчеловечно.

Моя оборона немного пала. Потому что теперь он говорил дело.

– Ты признаешь это, – сказала я, потому что я не хотела опускать эту тему. – Ты признаешь, что это было ужасным, грубым, безобразным и непростительным поступком.

– Не непростительным, – поправил Мэтт. – Но да, со всем остальным я согласен.

– То есть, по-твоему, я должна тебя простить.

– Да. И вот, почему.

Он полез в свой задний карман, и на мгновение я подумала, что он сейчас вытащит список и примется его зачитывать, но достал он что-то совершенно иное. Валентинку. Очень старую и помятую.

Он протянул ее мне. Я тут же узнала почерк ее автора. О, нет.

На тот момент мы учились в пятом классе. Кто знает, какую ерунду я могла написать в одиннадцатилетнем возрасте? Если там стих, я повешусь. Я никогда в жизни не решусь показать сие творение Аманде.

Но никакого стиха там не было. Там было нечто, что вероятно далось мне с гораздо большим трудом.

Ты мне нравишся потому что умный.

Обратите внимание на эту кошмарную орфографию.

– Я чувствую к тебе то же, – сказал Мэтт. – И всегда чувствовал. Мне было плевать на то, как ты выглядишь. Это все, что я хотел тебе сказать.

А затем он ушел. Просто взял и ушел. И оставил меня наедине с шоколадом.

С минуту я сидела и смотрела в одну точку, а потом снова завалилась на кровать.

Я СОВЕРШЕННО НЕ ПОНИМАЛА ПАРНЕЙ.