Пари

Глава 13

Николаса на коронацию не взяли – оставили в поместье вместе с Кираном.

– Ты наказан, – непреклонно заявил герцог на попытку сына возмутиться.

Ирония наказания не ускользнула от Николь: за их совместную афёру она расплачивалась помолвкой с одним из самых ненавистных людей Беллира, а брат – всего лишь домашним арестом. Разделение было явно не в её пользу.

Герцогиня, одобрительно кивнув, заметила, что дочь надела в дорогу шляпку с густой вуалью. В дорожные сундуки упаковали ещё с десяток вуалевых шляпок – таких богатств у неё ещё не было. Гигантская гора багажа двигалась за ними в отдельной карете, и большую её часть занимал личный гардероб Николь. Одних только бальных платьев насчитывалось с два десятка. Как мама справилась с обновлением гардероба за неделю – оставалось загадкой, вероятно, все портнихи герцогства работали день и ночь.

С трудом выдержав полчаса в обществе угрюмых жены и дочери, герцог отправился прогуляться верхом, оставив женщин вдвоём.

– Что рассказала тебе баронесса? – полюбопытствовала герцогиня, едва отец удалился.

– Больше, чем ты, – отрезала Николь, тяжело сдерживая раздражение.

Теперь она понимала причину обид матери на бабушку, но всё равно не могла простить, что герцогиня скрыла семейную тайну. Оставила её один на один с пугающим даром – беспомощной, необученной. А теперь ещё и отдавала в руки сына Кровавого Грега…

Николь гневно ерзала на сиденье. В памяти то и дело всплывало лицо молодого садовника – первого «подопытного» для тренировки дара, которого выбрала для неё бабушка. До прошлой поездки в поместье баронессы Николь и не замечала, как много у бабушки работает молодых и красивых слуг-мужчин. Бабушка наблюдала за внучкой из окна и по итогу сделала вывод: неизвестно, кто больше смущался, сама ли девушка или бедный садовник. Когда несчастный вдруг упал на колени и принялся целовать подол платья, Ники в ужасе завизжала и бросилась бежать в дом, заявив, что в сад больше не вернётся.

– На месте разберёшься, – разочарованно вздохнула баронесса.

Теперь Николь ехала в неизвестность, имея в арсенале всего лишь свою непонятную силу. Да, ещё веер: сейчас он безвольно висел на её руке. Она задумчиво то открывала его, то складывала, прекрасно осознавая, как это раздражает мать. Герцогиня не раз просила прекратить, но Николь упрямо продолжала: ей хотелось хоть чем-то зацепить маму, вывести её из наигранного аристократического спокойствия.

Сама она была на грани отчаяния.

Наверное, ей хотелось, чтобы мама просто пожалела её. Села рядом, обняла, подтвердила: они справятся, всё преодолеют вместе… Но герцогиня только сжала губы и продолжала смотреть в окно – туда, где гарцевал на вороном жеребце любимый муж.

«Хотела бы я так же безоглядно любить одного-единственного мужчину, – подумала Николь с невольной тоской. – У мамы нет сомнений, нет страха. Она выбрала папу и даже посмела пойти против бабушки».

Девушка на миг представила себя, влюблённую в Родана, и ужаснулась: нет, такого не случится.

Столичный дом поразил её роскошью. Шесть лет назад, само собой, его разорили, но стены, окна и крыша остались нетронуты, пострадало лишь убранство. Кондоры восстановили особняк год спустя, а недавно герцогиня собственноручно обновила убранство: заказала новую мебель, ковры, картины, элегантные безделушки, сменила слуг. Теперь дом стал ещё изысканнее, чем был до разорения.

Большинство слуг, само собой, были женщинами, но были и пожилые мужчины, принятые в услужение со своими семьями. Они работали за пределами дома – в саду, конюшне, котельной.

Строгая, тщательно одетая горничная проводила Николь наверх. Если и удивилась густой вуали на лице девушки вечером, то не показала этого ни жестом, ни взглядом.

– Отдыхайте, – сказала она, поклонившись. – Ужин принесут через полчаса.

Николь поблагодарила её, закрыла дверь и осмотрелась. Она ни разу не бывала в этом доме, да и в столице вообще – всё было в новинку. В комнатах было тепло и приятно пахло. На подоконнике стоял букет свежих цветов из оранжереи, через спинку кресла был перекинут кружевной пеньюар, на будуарном столике у зеркала стояли многочисленные баночки с косметикой.

Все было уместно, изысканно и подготовлено для прибытия молодой госпожи.

«А мне здесь нравится!» – улыбнулась Николь. Сняла шляпку, потом ненавистный парик, и принялась раздеваться. «Надеюсь, слуги предупреждены не входить без стука».

Накинув пеньюар, она отправилась в ванную.

Утром, перед дорогой, Белла – мамина горничная – принесла парик, уже уложенный в сложную причёску. Николь оставалось только закрепить его шпильками. Её собственные волосы уже отросли почти до плеч, мешая парику, но обрезать их нельзя: девушка твёрдо решила избавиться от парика как можно скорее. Белла пообещала, что через пару месяцев можно будет обойтись шиньоном, закрепив накладные волосы поверх своих.

Герцогиня предупредила, что подъём ранний. В девять утра они уже должны быть в главном Храме Богини – там пройдёт первая часть церемонии. Вторая часть – во дворце, а вечером, на балу, официально объявят о помолвке Николь с новым королём.

– Когда же свадьба? – тихо спросила Николь.

– По правилам помолвка длится не меньше года, – спокойно ответила мама. – Но Лотары… – она еле заметно поморщилась, – не слишком-то следуют традициям Беллира. Так что, – тихо добавила она, поглаживая дочь по руке, – будь готова ко всему.

В груди Николь стало пусто: ещё одна надежда рухнула. Она надеялась, что Родан за долгие месяцы помолвки влюбится в другую или нарушит слово – и тогда она получит свободу…

Белла пришла в семь утра. Николь успела умыться и позавтракать. Девушке так и не удалось уснуть. Всю ночь её терзали панические мысли – узнает ли её Родан, как отреагирует, если узнает? Нужно ли сразу применить свое влияние к жениху или придержать до лучших времен? Что ждет её, братьев и родителей, если она вдруг откажет? Возникнет ли та непонятная ненависть, которая вспыхивала каждый раз, при взгляде на Родана? И так далее…

– Садитесь, – вежливо сказала Белла. – Я уложу причёску прямо на вас.

Николь знала мамину горничную всю жизнь: по-настоящему красивая женщина, сноровистая, знающая о платьях, белье, причёсках, ногтях, макияже буквально всё. Для герцогини она была по-настоящему незаменима. Замуж Белла так и не вышла, детей не завела – всю свою жизнь посвятила служению Мариэтте Кондор.

– Сделай так, чтобы волосы закрывали как можно больше лица, – шепнула Николь, усаживаясь к зеркалу. – Скулы, щёки, лоб.

Белла молча кивнула и взялась за дело.

Целый час потребовался ей, чтобы девичье отражение в зеркале стало неузнаваемо новым. Николь смотрела на себя как на незнакомку: прелестное личико, обрамлённое лёгкими кудряшками, казалось глуповатым и наивным. Сверху причудливую картину завершила крошечная шляпка с косой вуалью.

«Если веер закроет подбородок и губы, видны останутся только глаза», – с весёлым азартом подумала Ника. Теперь уж никто не узнает в ней Николаса из Академии.

Пышное платье, украшенное кружевными розочками, дополнило образ легкомысленной кокетки.

Она тихонько хихикнула себе в отражение и подмигнула: ещё посмотрим, кто кого!