Пари

Глава 14

Родан тоже не спал прошлой ночью, но по совсем иной причине. Вчера за ужином отец пил без остановки, испытывая терпение не только своего старшего сына, но и всех слуг, охранников, а заодно приближённых побратимов, приехавших во дворец на коронацию. Лотар ел руками, кормил собак прямо со стола, швырялся кинжалами и посудой. Одного слугу унесли с порезанным лицом: Лотар наказал его за то, что тот попытался аккуратно отодвинуть его любимую суку, чтобы подойти к столу. А бедняге генералу Нидле так досталось постоянными расспросами относительно возраста и «готовности к плотским утехам» его дочери, что старый друг, прошедший бок о бок с Лотаром через пять войн, в конце концов пожаловался на ноющую рану и покинул ужин.

Только Родан заметил, каким взглядом отец провожал спину генерала. Совершенно определённо: сегодня или завтра его найдут в постели задушенным.

Родан знал, что отец ничего не делает просто так. И то, что он вёл себя за столом как пещерный дикарь, имело свои причины. Лотар умел пользоваться и ножом, и вилкой, придерживать, когда нужно, похотливую натуру. И совсем необязательно было объявлять всем о намерении взять в любовницы юную дочь побратима.

Он постоянно проверял своих людей на прочность, испытывал их, доводил до края и наблюдал за ними издалека, как паук, сидящий в паутине.

Лотар мог вести себя как варвар и как высокомерный аристократ, как лучший друг и как последняя сволочь. Он словно примерял на себя разные маски, проверяя, какая из них вызовет наибольшую реакцию у окружающих. Родан знал их все и не собирался давать отцу повода для радости, показывая свои истинные чувства, весь вечер сохраняя невозмутимость и хладнокровие.

«Веселье» длилось до глубокой ночи – и вдруг, поднимая очередной тост за будущего короля, Лотар громогласно провозгласил:

– Я передумал отдавать тебе Беллир. Мне он самому нравится.

В зале наступила гробовая тишина.

– Ладно. Вернусь в Академию, продолжу учёбу, – все тем же ровным, спокойным тоном ответил Родан.

Принцу удалось сдержать эмоции на лице. На нём не отразилось ничего – ни возмущения, ни горя, ни радости. Лишь смертельная скука. Это была не первая провокация отца. Каждый раз он словно дёргал перед носом у старшего сына морковку, привязанную к верёвке. И каждый раз Родан отвечал правильно, потому что Лотар так и не прекратил приготовления к коронации сына.

– Я пошутил! – расхохотался Лотар, пьяно икая.

Родан кивнул, не проронив ни слова, и осушил бокал.

И только в своих покоях он дал волю гневу. Нет, он не орал благим матом, не крушил мебель и не бил вазы, как это делал его отец в порыве ярости. Но если бы какой-нибудь слуга увидел сейчас лицо принца, то испугался бы сильнее, чем громкого неистовства Лотара.

Родан смотрел в тёмное окно на далёкие огоньки столичных домов, раскинувшиеся внизу, за стенами замка, не замечая своего отражения. Ни судорожно сжатых губ, ни напрягшихся скул, ни темных провалов глаз, в которых полыхала бездна.

В глазах окружающих он казался бесстрастным и уравновешенным – давно научился держать себя в руках перед отцом, братьями, студентами, не обращать внимания на брезгливые гримасы женщин, презрение побратимов Лотара, считающих его слабаком: горцам была чужда политика, дипломатия. Они уважали лишь силу. И если Родан не хотел убивать лично, избегал бессмысленных смертей и кровопролития – значит, был трусом.

«Эх, почему семейный дар достался тебе», – бывало, горько повторял отец. Он, в отличие от сына, воспринимал свой дар как настоящее благословение.

Всё решится завтра. Или он станет королём Беллира, или… Он даже не позволял себе додумать этот сценарий. Но мозг автоматически перебирал варианты: сможет ли он свергнуть отца, имея только тысячу верных воинов? Вряд ли – даже огнестрельное оружие едва ли поможет против пятидесятитысячной армии Лотара. А если спрятанная фабрика будет обнаружена? Если придётся отступить, ждать годы, прежде чем вернуться за короной?

А главное – сможет ли поднять руку на отца, если потребуется? В этом Родан не был уверен. Какой бы ни был Лотар, он всё равно его отец… и где-то, в глубине души, он его любит.

Вспомнился герцог Кондор, будущий тесть. Родан встречался с ним несколько раз во дворце – здоровался и проходил мимо. Отец отзывался о герцоге как о трусливом ничтожестве, но Родан знал, как мало это значит: трусость и осторожность – разные вещи. Может, герцог просто скрытен? Отважится ли он поддержать зятя, если тот попросит? Деньгами, людьми, железом из своих рудников?

Снова, едва вспомнив Кондора, мысли Родана вернулись к Николасу. Тёплая волна прокатилась по груди: интересно, приедет ли он на коронацию, останется ли на бал? Должен. Приглашения были отправлены всем Кондорам. Значит, Родан снова его увидит… Поговорит с ним. Даже обычное короткое приветствие, улыбка, блеск глаза стали бы подарком. Самым лучшим, сродни короне на голове. Которую он неизвестно получит ли…

Родан опять помрачнел. Думать дальше не хотелось. Родан так и стоял у окна, пока на горизонте не показалась розовая полоска рассвета. Он тяжело вздохнул, потёр переносицу и пошёл умываться. За всю ночь он ни разу не вспомнил о невесте: в шкале его ценностей Николь Кондор уверенно занимала последнее место.

Кортеж прибыл ко входу в Храм Великой Матери ровно к девяти. Родан ехал на вороном жеребце рядом с отцом, который выбрал для триумфа лошадь точно такой же масти: издалека невозможно было отличить, кто есть кто. В толпе наверняка гадали, для кого же готовится коронация – для Грега Кровавого или для его сына?

«Пусть это будет последней провокацией», – думал Родан, сдерживая кипящий внутри гнев. Увидев утром, что отец одет так же, как он, он сразу всё понял: очередная издёвка. Но виду не подал – даже не дрогнул ни один мускул.

Внутри храма их ждали все сливки беллирской знати, согнанные если и не силой, то страхом перед тысячами горцев, наводнивших столицу. По приказу Лотара войска лагерем расположились у городских ворот, охраняя храм и центральные улицы. Впрочем, беллирцы были так напуганы воспоминаниями о кровавом терроре шестилетней давности – о нём и не помышляли.

Перешагнув порог, Родан на миг ослеп: в храме было темно как в пещере, шагать приходилось почти наугад. Серые силуэты аристократов проступили только ближе к середине зала. Отец шёл рядом до самой статуи Богини, где их ожидал верховный иерарх, и лишь потом отошёл в сторону. Всё это время Родан сохранял полное хладнокровие, несмотря на заинтересованные взгляды гостей.

– Глянь, – тихо сказал отец, когда они уже стояли у статуи, – справа Кондоры. Полюбуйся на невесту.

Родан мазнул взглядом по толпе разряженных аристократов. Герцога Кондора он узнал без труда. Рядом с ним с одной стороны стояла невысокая женщина с бледным невыразительным лицом, прикрытым сетчатой вуалью, видимо, жена, с другой – молодая девушка в пышном бело-розовом платье, похожая на торт со взбитыми сливками. Мелкие кудряшки полностью скрывали лоб и скулы. Девушка на него не смотрела – любовалась сверкающим браслетом на своём запястье. Родан успокоился. Девица была отдалённо похожа на Николаса, но не так сильно, чтобы их спутать.

Самого Николаса не было. Родан с неудовольствием отвернулся.

– Жаль, что корона одна, – театрально вздохнул Лотар, отходя к своим генералам, оставляя сына наконец одного, наедине с короной, лежащей на вышитой золотом подушке, и иерархом, стоящим с другой стороны постамента.

Последовали обязательные приветствия, и наконец священник взял тяжёлую корону – кусок золота древней работы в виде замковой стены королевского дворца, усыпанной драгоценными камнями, – и протянул Родану.

– Готов ли ты служить Беллиру, сын Беллира? Защищать народ Беллира? Дарить процветание? Развивать науку, искусство? Справедливо управлять, наказывать за преступления?..

На каждый вопрос Родан отвечал коротко: «Да». И, глядя, как иерарх с трудом удерживает увесистое золото, почему-то думал совсем не о короле, а о том, как бы пожилому мужчине не уронить драгоценную тяжесть.

– Прими благословение Богини и корону своей страны, – завершил иерарх.

И только когда Родан ощутил долгожданную тяжесть на своей голове, он впервые за долгое время испытал облегчение. Только теперь он ощутил, в каком постоянном напряжении жил всё это время. Дни, месяцы, годы…

Родан поклонился статуе, затем – отцу, его верным генералам, после чего по этикету – аристократии Беллира и во все стороны света, как того требовал протокол. На лице отца мелькнула улыбка – трудно было разобрать, ободряющая или снисходительно ехидная, а потом Родан заметил быстрый взгляд своей невесты. Их глаза пересеклись – она поморщила носик и тут же понурила голову. Он не винил её: все женщины до единой – девушки, степенные дамы, даже старухи – смотрели на него с брезгливым ужасом и отвращением.

– Гости приглашаются во дворец, – громко объявил Родан и первым двинулся по проходу.

Где-то за гранью сознания шумела толпа, аристократы выкрикивали поздравления, но для Родана всё слилось в неясный монотонный гул, в котором он не мог разобрать ни слова. Он видел перед собой лишь сверкающий прямоугольник входа в храм, как дверь в иной мир. Каждый шаг был и тяжелее, и легче предыдущего. Он шёл всё увереннее и быстрее. Переступая порог света и тьмы, выходя на солнце, Родан вдруг ощутил неимоверную легкость, словно солнечные лучи, пронзившие его, вымыли изнутри муть, мрак и сомнения, до этих пор жившие в сердце.

Он впервые за долгое время позволил себе поверить, что теперь всё будет хорошо. Он жив. Он король. И на мгновение почувствовал себя счастливым.

Тронный зал блистал богатством: флаги, ленты, цветы, личные штандарты Лотара мешались с беллирской символикой. Старый королевский трон сиял восстановленной позолотой и свежим бархатом.

По протоколу новоиспечённый король должен был выслушать доклад Совета министров о состоянии страны. Странный обычай. За шесть лет Грег так и не озаботился своей коронацией, и страна фактически находилась в состоянии оккупации, живя в осадном положении. Совет министров не управлял ею – решения принимал Лотар, правя главным образом страхом и угрозами.

Министры что-то читали с длинных свитков, но Родан воспринимал их доклады как пустой звук. Всё это ему было известно намного лучше.

– Советую тебе сменить их, – негромко произнёс за спиной голос отца.

Он стоял рядом, опираясь на кресло трона, и улыбался.

– Никчёмные старикашки. Почему я им головы не посносил?

– Позволь мне самому решать, что делать с Советом, – холодно и твердо ответил Родан.

На миг в разговоре повисла опасная пауза, во время которой они обменялись враждебными взглядами.

– О, у старшенького появились зубки? – тон отца был насмешлив, но в нём зазвенела тревожная угроза. – И когда выросли?

Родан знал этот тон. Он означал, что надвигается буря. И чем она закончится: чьей-то смертью, оргией или разрушенным залом – неизвестно. Возможно, даже его собственная жизнь окажется под угрозой. Но отступать перед отцом уже не мог. Настало время дать ему понять, что корона на его голове.

– Давно, – коротко бросил он.

Лотар склонился ближе, прошипел:

– Смотри, щенок, не заиграйся. В моей власти отобрать у тебя всё, что я дал.

– Посмотрим, как тебе это удастся, – тихо бросил Родан.

Не отрываясь, они ещё долгую секунду смотрели друг другу в глаза. Но первым отступил Лотар – отвернулся и величественной походкой покинул зал. Родан сразу понял: отец пошёл искать новую жертву.

Король кивнул Совету, махнул рукой, чтобы старики уходили, а сам встал в полный рост, стараясь не потерять из виду спину родителя. Слуги уже начали разносить подносы с закусками и напитками. Многие аристократы держали в руках бокалы с шампанским. Как такового праздничного обеда не будет – лишь фуршет и бал. Официальная часть закончилась, гости расслабились, разбрелись по залу, сбиваясь в небольшие группы. Половина, как Родан знал из протокола, была беллирской аристократией, другая половина – соратники Лотара, его генералы, побратимы.

Лотар целенаправленно шёл к семейству Кондор. Сверху хорошо было видно направление. Родан замер.

«Неужели он выберет их дочь своей жертвой? – пронеслось у него в голове. – Может, отец так ему отомстить? Довести до истерики девчонку, заставить её отказаться от помолвки? Или ещё что похуже…»

Родан напряжённо наблюдал за резкими, дёргаными движениями отца. Даже издалека было видно, что он в бешенстве. Король спустился с постамента и быстро пошёл за ним, чтобы предотвратить, если придётся, катастрофу. Но помощь не понадобилась. Герцогиня Кондор выступила вперёд, улыбнулась, что-то сказала, и Лотар… вдруг расслабился. Из плеч ушло напряжение, пальцы перестали сжиматься в кулаки. Он изящно поклонился, поздоровался, поцеловал герцогине руку.

Родан недоумевал. Что случилось? Женщины всегда боялись отца, ненавидели и презирали. Вон, на лице их дочери вполне подходящая случаю гримаса: отвращение и брезгливость.

– Внимание! – Лотар махнул рукой в сторону Родана, словно чувствуя, что тот приближается сзади. – Вскоре нас ожидает ещё одно радостное событие. Я представляю вам невесту моего сына – Николь Кондор, дочь герцога и герцогини Кондор! Поздравим же короля не только с коронацией, но и с молодой красавицей-невестой!

Родан едва заметно поморщился. Отец объявил о помолвке в прошедшем времени, словно всё уже случилось и он знает Николь долгое время, а не увидел её сегодня впервые. Он подошёл ближе, встал рядом с бело-розовой куколкой и принялся принимать поздравления, недоумевая, что же заставило отца передумать. Что погасило его гнев?

Девица рядом с ним превратилась в статую: замерла, напряжённо выпрямив спину, сцепив руки перед собой в замок. От неё веяло холодом и отчуждением. На Родана она не смотрела. Сначала король хотел переброситься с ней парой фраз: приветствие, два-три комплимента её красоте, поцелуй дрожащих пальцев, – но почти сразу же передумал. Зачем пугать девчонку ещё больше? Все формальности соблюдены. Ему не нужно знакомиться, проявлять галантность, завоёвывать её внимание. И спрашивать согласия тоже не нужно: за них согласие дали их родители. И за него, и за неё. Он знал, как её зовут, она знала его имя. Остальное не важно.

К ним подходили гости, кланялись, улыбались, поднимали бокалы за жениха и невесту. А он до сих пор толком не разглядел её. Эта дурацкая маленькая шляпка – а скорее, большая заколка с косой вуалью, закрывающей половину лица с его стороны; локоны на скулах; плюс девчонка постоянно теребила веер: то раскрывала, обмахивалась, то опять его схлопывала, словно не знала, что с ним делать. И зачем этот веер зимой? А впрочем, лицо ему было не слишком интересно. Основная задача королевы – родить наследника, а тело девушки, как он успел заметить, достаточно развито. Невысокая, худощавая, с тоненькой талией, округлыми бедрами, небольшой грудью – все, как ему нравилось. В последнее время он не любил пышнотелых. Вспомнив о Николасе, Родан ощутил вдруг внезапное раздражение к этой разряженной кукле. И уже собирался покинуть девицу, как вдруг отец громко заявил:

– Через месяц приглашаю всех на свадьбу!

Невеста вздрогнула – так сильно, что Родан физически ощутил, как затряслось её тело. Герцог сдавленно кашлянул, герцогиня прошептала: «Почему так рано? Это же неприлично!» Родан тоже был удивлён, но больше зол: отец опять, не посоветовавшись, решил за него. Но, в принципе, ему было всё равно – через месяц или через год. Жена и так и так его возненавидит. Месяцем раньше, месяцем позже.

– Подарите мне танец. И после этого я больше не потревожу вас сегодня, – предложил Родан, услышав первые аккорды музыки.

Достаточно балагана – пора поставить точку. Невесту трясёт, зачем продлевать агонию?

Он протянул руку. Девушка вложила свою, тут же инстинктивно дёрнув ладонь назад, словно желая избежать прикосновения.

– Держите себя в руках, – прошипел Родан сквозь зубы, сжимая её пальцы. – Надеюсь, вас хорошо воспитали? Я могу не опасаться истерик на публике?

– Да, – коротко выдохнула девушка, ответив на все вопросы сразу.

Они вышли в центр зала, гости почтительно расступились. Родан скользнул глазами по лицу Николь. Та принципиально не поднимала голову. А когда они начали танцевать, и вовсе отвернулась в сторону, плотно сжав губы, отодвигаясь от него так далеко, как только возможно, повернувшись правой стороной, скрытой вуалью.

Родан всё понимал: и её неприятие, и нежелание касаться его плеча, и отвращение от прикосновений его рук. Но ничего не мог сделать – на них смотрели: отец, гости, соратники, его немногочисленные друзья, прибывшие на коронацию.

А потом невеста и вовсе закрыла глаза, протанцевав так до конца танца. Родан, с одной стороны, восхищался её изяществом. Не каждая девушка может танцевать с закрытыми глазами – нужно великолепно чувствовать партнёра, музыку, знать движения. С другой – его почему-то злило её пренебрежение.

Он тоже старался на неё не смотреть.

Музыка смолкла, Родан остановился, всё ещё держа девушку в объятиях. Николь открыла глаза – и невольно улыбнулась: лёгкая, мечтательная улыбка скользнула по губам. Похоже, она либо думала о чём-то своём, либо просто любила этот вальс, либо ещё не отошла от танца… Но получилось так, будто она улыбнулась ему.

Родана обдало жаром, тело напряглось, сердце забилось быстрее.

Нет, не может быть! Она не может ему нравится! Ему показалось. В этой улыбке он вдруг увидел Николаса. И ревнивая ярость скользнула по венам. Как смеет она быть похожей на своего брата? Как смеет улыбаться?! Она должна сейчас его ненавидеть!

Через мгновение он мстительно усмехнулся – лицо девушки исказилось, в глазах появился страх, отторжение, неприязнь. Пальцы её задрожали, она резко оторвала от него руки и опустила вниз.

– Я вас ненавижу, – тихо, но твёрдо произнесла Николь.

– Наши чувства полностью взаимны, дорогая невеста, – удовлетворённо ответил Родан.

– Один ноль.

Яр щёлкнул пальцами перед носом у сестры. Та скривила идеальное лицо.

– Пора тебе признать, сестрёнка: ненависть сильнее любви. Я сильнее тебя, был и буду всегда.

– Так нечестно! – воскликнула девушка. – Он не сказал «я тебя ненавижу», просто подтвердил её слова.

– Это одно и то же, – пожал плечами её брат.

– Ещё не конец! Они ещё могут влюбиться друг в друга!

– Вряд ли, – ответил он со смешком. – Но ты надейся. Так даже интереснее.