Через неделю во дворце состоялся бал в честь освобождения Беллира от гнёта Лотаров. Тот факт, что один из их семейки сейчас восседал на троне и успешно управлял страной, решили игнорировать.
Николь разослала приглашения родным, но в столицу приехала только бабушка с новым мужем. Брат сообщил, что учёба для него важнее балов, а мать ответила за себя и за отца – у них слишком много дел в поместье.
Николь давно перестала обижаться на родительницу. Она понимала её желание реже появляться на публике и всегда держать мужа рядом. Понимала прохладное отношение матери к себе – как к носительнице тайного знания. Одного Николь не могла понять: почему мать ненавидит их общий дар, но тем не менее использует его при каждом удобном случае.
Бабушка предложила вместо обычного бала устроить маскарад.
– Так ты сможешь спокойно потанцевать с супругом, – подмигнула она, краем глаза наблюдая за своим благоверным.
Придворные скептически отнеслись к браку молодого сорокалетнего вдовца – красавца-маркиза Видэ – с пожилой баронессой. Разница в возрасте была более чем существенной, особенно для такого мезальянса. Но бабушка не обращала внимания на сплетни и провокации охотниц за женихами. Она парировала: «Вы в двадцать не можете привлечь к себе внимание, а я в шестьдесят востребована на рынке невест». При этом внимательно следила, чтобы маркиз не отходил от неё далеко.
Николь претила такая супружеская жизнь. Она считала, что искренние чувства гораздо важнее навязанных. Без «милости» Богини бабушкин брак не просуществовал бы и дня, но она держала своё мнение при себе.
С приездом Родана жизнь во дворце ожила. Двор словно проснулся от спячки: фрейлины снова заговорили о женихах, придворная труппа начала репетировать новый спектакль, портные предлагали непривычные замысловатые фасоны, а министры – новые указы.
Несколько дней Николь разбирала подарки, доставленные во дворец обозом, приехавшим вслед за мужем. Чего там только не было! Разнообразные саженцы в закрытых кадках, множество картин, плетёная мебель, странные циновки из тонких гибких прутьев экзотического дерева. Пахли они одуряюще. Родан объяснил, что такая мебель популярна в Тапойи – она лёгкая и долговечная, выдерживает и жуткий холод, и чудовищную жару. Николь решила установить её в оранжерее, где она будет уместна.
Но самым ценным подарком стали два щенка суресской борзой – редкой породы кудрявых собак, способных выдерживать зной пустыни благодаря плотной серебристой шёрстке. Десять лет назад хан, посетивший прежнего короля Беллира, привозил ему несколько таких собак, но они либо погибли, не оставив потомства, либо затерялись среди обычных дворняг.
Николь приказала разместить малышей в своих покоях, выделив им отдельную комнату и приставив служанку. Аристократки уже выстроились в очередь, умоляя отдать им щенка из будущего помёта.
Для бала Николь выбрала восточный наряд, похожий на тот, в который были облачены принцессы Тапойи во время своего пребывания в Беллире десять лет назад: полупрозрачное платье из многослойного шёлка, расшитое узорчатое покрывало на голову, ярусы нитей жемчуга на лоб и плотная вуаль, закрывающая нос, щеки, губы и подбородок. Повезло, что женщины Тапойи закрывают лицо, не нужно думать о маске. Плюс это был знак уважения к дипломатам Тапойи и одновременно извинение за войну, развязанную старшим Лотаром. Её фрейлины тоже подобрали наряды в восточном стиле.
Родан вырядился грозным, внушающим страх божеством: чёрный с серебряной окантовкой костюм, чёрная же рубашка, перчатки, кожаные кавалерийские сапоги, чёрная маска, полностью закрывающая лицо. Даже в глазницы было вставлено тёмное крашеное стекло.
Удивительно, но они великолепно смотрелись вместе – нежная соблазнительная гурия и высокий, мощный, безликий защитник рядом.
Придворные удивлялись, наблюдая за королевской четой. Раньше Николь и Родан всегда держали дистанцию на любых мероприятиях, а сейчас не отходили друг от друга ни на шаг. Держались за руки, ворковали, словно влюблённая парочка, уединившись на балконе, и танцевали… танцевали почти все танцы подряд, наплевав на протокол и приглашения других кавалеров.
Улыбку можно было узнать только по дрожащей вуали у Николь и исказившейся ткани маски на месте губ Родана.
– Нужно чаще проводить маскарады, – голос короля звучал сипло, словно он едва сдерживал рвущиеся наружу эмоции.
– Давай вообще заменим все балы маскарадами, – рассмеялась королева.
Она впервые за долгое время расслабилась. И пусть Николь не видела лица мужа, но чувствовала его тело, тепло кожи, голос, запах, силу его рук, знакомую волнующую близость прикосновений.
И решила сегодня же рассказать Родану обо всём. Хватит притворяться и отворачиваться. Она любит мужа. Просто, чтобы это понять, нужно было закрыть себе и ему лицо.
Она проснулась среди ночи. Родан не спал, лежал на боку, максимально приблизившись к жене, и водил кончиками пальцев по её коже: снизу вверх, сверху вниз, осторожно, едва касаясь. В спальне было темно. Она не помнила, когда муж встал и задвинул портьеры. Свечи они задули сразу, когда пришли. Кто первым начал целовать? Чьи руки первыми потянулись к одежде другого, стянули маски? Кто из них двоих первым не сдержал стон? В голове Николь об этом не осталось ни единого воспоминания.
Родан почувствовал, что жена проснулась. Рука замерла над её плечом, скользнула по локтю и пропала. Сердце Николь сжалось, ощутив странное разочарование, словно без его руки её тело лишилось последней крошки тепла.
Почему он отдаляется? Боится показаться смешным? Или ощутить её ненависть – ту самую, что каждый раз встречала его при встрече?
Нет, с этим пора что-то решать…
Спальню окутывала кромешная тьма, но тем не менее Николь легла на бок и закрыла глаза.
– Я люблю тебя, – тихо сказала она в темноту и вдруг услышала, как потрясённо втянул в себя воздух Родан.
– Нет… не любишь.
В сдавленном ответе звучала абсолютная уверенность.
Николь подумала, что выбрала неудачный момент для признаний. Да и не поверит он ей, что бы она ни сказала. Слишком много в его жизни было ненависти и боли, чтобы вот так, с ходу принять на веру её слова.
– Я знаю, что ты вызываешь у всех женщин неприязнь, – зашла она с другой стороны.
Матрас за спиной Николь прогнулся – Родан приподнялся, опираясь на локти.
– Откуда?
– Селл проболтался. Он сказал, что ни одна женщина тебя не полюбит… Дар сына Богини вашей семье.
– Это правда, – бесстрастно уронил король. – Ты никогда не сможешь меня полюбить.
– Ты тоже.
Два коротких слова, но они прозвучали в тишине спальни как гром среди ясного неба. Николь ощутила обжигающую волну гнева, шквалом пронесшуюся над её головой. Родан резко перевернул её на спину, крепко сжал плечи и навис над ней, будто стараясь прижать к постели не только телом, но и тяжестью накопившихся чувств.
– Знала бы ты… – проскрежетал он сердито, обжигающее дыхание коснулось её губ. – Знала бы ты, как сильно я тебя люблю.
Николь грустно рассмеялась, отодвигаясь.
– Это не ты… Это тоже дар Богини. Только нам.
Родан замер, пальцы, впившиеся в её плечи, закаменели. Девушка протянула руку, обняла супруга за шею и заставила лечь рядом. Положила ладонь ему на грудь, уткнулась лбом в плечо и начала рассказывать историю своей семьи – честно, ничего не утаивая.
– Значит, улыбки, кокетство?.. – негромко спросил Родан, когда Николь закончила.
– Да… После моей улыбки мужчины выполняют любой приказ, – подтвердила она.
Родан тихонько хмыкнул.
– Ты когда-нибудь мне улыбалась? – скептически поинтересовался он. – Тем более флиртовала? Я, например, не помню.
Николь нахмурилась. А ведь правда… Он сразу вызывал у неё стойкую неприязнь. Она вообще редко смотрела ему в лицо, а уж улыбаться, заигрывать… Этого точно не было. Неужели… он любит её по-настоящему? Сердце трепыхнулось в робкой надежде.
– Возможно, вначале твоя сила заставила обратить на себя внимание, – спустя время медленно произнёс Родан, что-то обдумав и сделав выводы. – Тогда, в Академии, я бесился, что мне нравится парень. Я следил за каждым твоим движением, злился, ненавидел себя…
– Это сила так работает, – горько сказала Николь. – Ты бы никогда не влюбился в парня по своей воле. Значит…
– Не важно, – прервал её Родан. – Мне всё равно, что было первопричиной: сила повлияла или я подсознательно чувствовал твою настоящую суть. Я твёрдо знаю, что…
Ладонь Николь взлетела и безошибочно легла на его губы, прерывая признания.
– Молчи. Прошу, – попросила она сдавленно. – Это неправда. Эти чувства нам навязаны.
Рука Николь соскользнула вниз и замерла на его плече.
– Пообещай, что больше ни разу не скажешь о своей любви. А я обещаю, что не скажу о ненависти… Будем просто жить, общаться на расстоянии, не смотря в лицо, не улыбаясь. Будем помогать друг другу, править, воспитывать детей, спать каждую ночь в одной кровати в полной темноте… Без слов, без признаний…
Голос Николь дрогнул от сдерживаемых рыданий. Родан ничего не ответил, только порывисто прижал жену к груди, утыкаясь подбородком в макушку. Он был согласен на всё, на любые условия, если только будет рядом с ней. В тёмной спальне с погашенными светильниками и зашторенными окнами? С радостью! На балах – в разных концах зала? Пусть! Стоя спиной друг к другу? Хоть так…
Да, он хотел видеть её глаза, когда целует, выражение лица, когда ласкает. Он хотел смотреть, как она кусает губы, не в силах сдержать стоны. А больше всего – узнать, как восхитительна она в страсти.
Хотел завтракать с ней, обедать и ужинать, спрашивать о её планах на день и рассказывать свои, хотел при всех целовать ей руки, приглашать на танец, утешать, когда ей грустно, улыбаться и шутить, когда весело.
Хотел видеть её днём и любить ночью.
Хотел всего. Но пусть лучше так, чем ничего.
– Если ты этого желаешь, то я буду молчать, – сказал Родан, медленно гладя всхлипывающую жену по волосам. – Буду говорить о любви поступками. Прикосновениями, поцелуями, своей верностью и честностью. Будь уверена: безмолвные признания сильнее слов.
Николь продолжала беззвучно плакать. Для неё этот всплеск эмоций был чересчур сильным. Родан обнял ладонями лицо жены и нежно поцеловал мокрые от слёз глаза.
– Ты будешь счастлива, я сделаю всё для этого, – произнёс он. – Даже если мне придется всю жизнь ходить в непроницаемой маске, скрывая лицо.
– Они что, сами закончили наше пари?! – Лю с возмущением уставилась на Яра. – Что значит, не будут говорить о чувствах? Никогда?
– То и значит… – раздражённо пробурчал её брат. – Помогаешь им, подталкиваешь друг к другу, а они…
– Точно! – согласилась девушка. – Да они бы и не встретились, если бы не мы! Они должны быть благодарны нам!
Яр поморщился. Конечно, свою часть удовольствия от спора он получил. В войнах Лотаров в общей сложности погибло более ста тысяч человек. Жаль, что прикрыть его спину теперь некому – сестра не согласится врать Матери.
– А если так, то я выиграл, – уверенно заявил он. – Два с половиной больше, чем один.
– Не выиграл! – взвизгнула Лю, упираясь кулачками в бёдра. – Условием было – подтвердить три раза!
– Ладно, – мрачно сказал Яр, одурачить сестру не удалось, – ничья?
Он придумает, как самому обмануть Мать.
– Ничья, – согласилась Лю, – признаю, людишки нас переиграли. В следующий раз для спора придумаем что-то новое. Любовь и ненависть сыграли не лучшим образом. Хорошо, что успели до приезда Матери…
– Не успели…
Услышав за спиной властный насмешливый голос, Яр с Лю испуганно обернулись. Сзади стояла Богиня, величественная, могущественная, и выражение её лица сулило деткам большие неприятности.
Секунду назад Она появилась в этом мире. Вдохнула тёплый влажный воздух, лёгкие раскрылись и наполнились жизнью, застучало сердце, кровь побежала по венам, нос втянул в себя десятки разнообразных запахов. Ей нравилось это тело. Голова, две руки, две ноги. Оно не было полностью идеальным: на других планетах у других существ были и более сложные тела – с большим числом конечностей, с крыльями, рогами, когтями вместо ногтей, глазами, способными видеть в различных спектрах, совершенными органами слуха, улавливающими шорох листьев за тысячу шагов до леса.
Все тела были по-своему привлекательны, но всегда безупречны для того мира, в котором они родились.
Она так долго жила на свете, что уже забыла своё истинное имя. Имя Мать было не совсем правильным – скорее её можно было назвать Сеятелем, потому что она сеяла жизнь. Разумную жизнь.
В каждом мире она наделяла сознанием какой-либо вид существ, который, как ей казалось, был самым перспективным или самым распространённым на планете. В некоторых мирах это были млекопитающие, в других – рептилии, а в последнем ей пришлось вдохнуть жизнь в растения. В нём не было животных, зато росли интересные деревья – могучие, сильные, умеющие передвигаться по земле на своих корнях, и ей показалось забавным наделить их сознанием. И она некоторое время была деревом, жила корнями, ветвями, производила на свет саженцы.
На каждой планете она оставляла своих детей, созданных из частицы её божественной сущности и той сущности, что жила в этом мире. Здесь, в мире людей, у неё родились двое – девочка и мальчик. Может быть, потому что люди разделены на женскую и мужскую особь или потому что самыми сильными людскими эмоциями были любовь и ненависть. Эти эмоции и воплотились в детях.
Она любила всех своих отпрысков, но сейчас на конкретно этих была зла.
– Я оставила вас, чтобы вы помогали людям! – прогремел её голос. – Чтобы останавливали войны и эпидемии, засухи и землетрясения. А вы чем занимаетесь? Играете? Делаете ставки?
Яр и Лю опустили головы.
– Ваши подопечные сейчас спят. Я забрала у них частички вашей силы, как и всю остальную силу у вас. Оставила вам лишь долголетие. Это будет моим наказанием. Вы будете жить среди простых людей без моего благословения.
– Что?! – вскрикнула Лю, ощупывая своё лицо.
Она хотела взлететь, но не получилось, обернуться ласточкой, кошкой – но опять ничего не вышло.
– Как ты могла, мама?! Ты нас поставила вровень с этими обезьянами?!
Мать грустно улыбнулась. А Любовь, как оказалось, тоже может быть жестокой и бессердечной: делать подлости, врать, лицемерить.
– Вы когда-то были ими, ведь я вас сделала по образу и подобию, – ответила Богиня холодно. – До следующего моего визита поживёте обычной жизнью – может быть, чему-то научитесь. Если сделаете выводы – я верну часть силы, нет – умрёте людьми.
Мать перевела тяжёлый взгляд на сына. Тот угрюмо молчал, понимая, что на жалость давить бессмысленно. Чего у него было не отнять, так это того, что он прекрасно понимал значение слова «наказание». Сам любил это делать.
– Прощайте.
Тело Богини замерцало и растворилось в воздухе. Девушка с парнем остались на лесной поляне в одиночестве.
– Где мы? – всхлипнула Лю, осматриваясь. – В какой стране, на каком континенте? Я ничего не знаю и не умею. Как мы выживем?
– Будем учиться, других вариантов нет… – ответил брат, взял за руку сестру и пошёл в сторону, откуда вставало солнце.
Утром Николь и Родан одновременно открыли глаза. Яркое солнце весело пробивалось сквозь щели в шторах, освещая полумрак спальни. Лица супругов находились напротив, почти нос к носу, и первое мгновение после пробуждения они бессмысленно таращились друг на друга в полнейшем недоумении.
Родан всегда старался уходить затемно, до восхода, и сейчас с ужасом ждал, когда Николь придёт в себя и её лицо исказится от ненависти.
Но она удивила: медленно подняла руку и положила ладонь на его щёку. Погладила скулу, провела кончиками пальцев по носу, тронула уголок губ.
– Доброе утро, – произнесла Николь сипло, не в силах оторвать восхищённый взгляд от лица Родана. – Какой всё-таки красивый мне достался муж. Сама себе завидую.
Родан почти не дышал, наслаждаясь ласковыми касаниями её пальцев, боясь спугнуть этот волшебный момент. Всё его тело превратилось в один оголённый нерв.
Она видела его! Любовалась им! И смотрела… Бесконечно смотрела, не отрывая глаз, с такой трепетной нежностью, что у Родана сдавило горло.
– Мы лишились божественных даров? – вопросительно пробормотал он.
– Похоже, да… И знаешь, я безумно этому рада, – ответила Николь, останавливая руку на его груди, потом показательно широко улыбнулась и спросила ехидно: – Ощущаешь желание выполнить мой приказ?
Родан ловко перевернулся, нависнув над женой на вытянутых руках.
– Всегда ощущал и буду ощущать. Неправильный вопрос ты выбрала для проверки.
– Ничего, – делано надулась Николь, – проверю на твоём секретаре или дворцовых слугах.
– Только попробуй, – рассмеялся Родан, склоняясь к её губам.
Он чувствовал внутри себя такую колоссальную смесь из облегчения, любви и желания, что казалось, его сердце вот-вот разорвётся на куски.
Она лежала перед ним – трогательная, застенчивая, нежная, улыбающаяся, самая прекрасная женщина на свете. Его жена. В глубине её взгляда таились отражения золотого света, обещание счастья, бесконечных ночей и дней, надежда на то, что их волшебство только начинается.
Он мог любоваться ею вечно, но уже чувствовал, как изнутри поднимается нестерпимый голод присвоить её, быть в ней, наполнить собой. И какой же радостью было для Родана увидеть тот же голод в её глазах, то же нетерпение и страсть.
Ни Николь, ни Родан не закрывали глаза, наоборот – всматривались в лица друг друга, отслеживая каждую эмоцию, гримасу, каждый стон или вскрик. Вместе загорались, пылали и падали без сил на кровать, чтобы через минуту снова вспыхнуть и взлететь.
А безразличное к людским делам солнце продолжало светить за окном, освещая королевскую спальню и переплетённые тела двоих влюблённых – мужчины и женщины.