Плохие намерения

Глава 2

Дэйр

— Мне нужно успеть в автомастерскую. Сможешь сегодня закрыть салон? — спрашиваю я Корделла, заканчивающего работу с клиентом. Сегодня будний день, и обычно я засиживаюсь здесь до двенадцати. По выходным могу проторчать до двух ночи, потому что народу слишком много, но сегодня салон закроет Корд.

— Хорошо.

— Спасибо, чувак.

Я натягиваю на голову капюшон и выхожу на улицу. Сейчас конец октября и это означает две вещи. Во-первых, скоро зима. Во-вторых, скоро прибудут толпы туристов. Что ж, в этом городке туристический сезон длится круглогодично — озеро и река для летних видов спорта, а зимой бескрайние сугробы идеально подходят для лыж и сноуборда. Но декабрь и январь особенно многолюдны. Бизнес процветает. Как и моя неприязнь к человеческим созданиям.

Спешу к машине, на ходу проверив время — осталось шесть минут. Твою мать. Я еще могу успеть, если не попаду в пробку. К несчастью, я пробил колесо, а мастерская — единственное место в городе, где продаются подходящие шины. Управлять машиной проблематично, но я должен вернуться в «Плохие намерения» к двенадцати.

Я запрыгиваю в салон, включаю передачу и мчусь к мастерской. Яркие слепящие лучи заходящего солнца полыхают над гладью озера и пробиваются сквозь кроны сосен. Я подъезжаю к месту назначения, до закрытия осталась минута. Надеюсь, старый придурок не вздумал закрыться пораньше. В Ривер-Эдж бизнес живет в своем собственном ритме. Короче говоря, никогда нельзя быть уверенным в том, что кто-то откроется вовремя. Если нет дел — или они вдруг решили, что самое время взять перерыв или выходной — никто не сможет им помешать. Я слишком люблю деньги, чтобы управлять своим салоном таким образом. Более того, я прекрасно знаю, каково это — не иметь за душой ни гроша. И я не планирую возвращаться к подобной жизни.

Когда я вхожу внутрь, над дверью звенит колокольчик, и в глаза мне бросается совсем не восьмидесятилетняя добрячка Дорис, которая обычно сидит за стойкой администратора. Этот кто-то намного моложе и, надо признать, выглядит куда более привлекательно. Скрестив руки на груди, девушка из салона стоит лицом к двери, расположенной за стойкой. Я рассматриваю ее профиль, не упускаю из виду притягательный изгиб задницы, обтянутой узкими штанами. Девушка меня не замечает.

— Что ж, быстро ты управилась, — произношу я, откинув капюшон, стянув с головы шапочку и взъерошив волосы рукой. Голова девушки поворачивается, и при виде меня ее взгляд становится еще более хмурым. Ох, она меня помнит. Я польщен. — Уже нашла работу?

— Нет, — коротко отвечает она. На лице девушки я замечаю коричнево-фиолетовый синяк возле глаза. Кто поставил этой цыпочке фингал?

— Тогда ладно. Генри на месте?

— Ответ — нет, — отвечает она, съязвив так же, как и я ранее.

— Туше.

Из задней двери появляется Генри, вытирая перепачканные маслом руки о грязную тряпку.

— Вижу, ты успел познакомиться с моей дочерью Логан, — говорит он, поглядывая на меня так, словно сам не понимает, во что ввязался.

Его дочь? Вот же дьявол.

— Не знал, что у тебя есть ребенок.

— Ребенок тоже был не в курсе, — бормочет девушка.

— Не слушай ее. Вообще, у меня их двое. Просто я… давненько их не видел.

— Десять лет. Время пролетело как один миг, верно, папа? — невозмутимо произносит Логан.

Я вскидываю брови, а мой взгляд мечется между девушкой и Генри так, словно я смотрю теннисный матч. Они еще с минуту перекидываются колкостями, после чего я встреваю и спрашиваю о шинах. Я решил купить новую резину на все четыре колеса, поскольку старая уже совсем лысая. Генри — благодарный за то, что я их прервал, — сообщает, что резина есть в наличии.

— Вот только мой механик заболел, а у меня нет свободных мест. Обещаю, утром мы примем тебя первым. Во сколько открывается твой салон?

Чудесно. Если что, это сарказм.

— В полдень.

— Поскольку дорогая дочурка без малейшего зазрения совести взяла мою машину, она может сказать мне «спасибо», подбросив тебя до дома. Ты можешь оставить свой грузовик здесь, и он будет готов завтра к десяти тридцати или одиннадцати.

Я почти говорю ему нет. Глаза Логан умоляют меня произнести отказ вслух, а мне почему-то жутко хочется сделать все наоборот. Кроме того, мне нужно со всем управиться как можно скорее.

— Договорились.

Логан сердито хватает со стойки ключи и уносится на улицу.

— Колесница ждет, — отвечаю я и пожимаю плечами.

— Удачи, — бормочет Генри себе под нос. — И постарайся быть с ней милым, ладно? Ее жизнь была не самой легкой. Если ты думаешь, что она сумасшедшая, то ты еще не видел ее мать.

Кивнув, я отдаю Генри ключи от машины и ухожу.

Я подхожу автомобилю и забираюсь на пассажирское сидение, Логан не произносит ни слова и даже не смотрит в мою сторону. Я окидываю ее взглядом, бесстыдно рассматриваю впервые после нашей встречи. Длинные, темные и растрепанные волосы. Фарфоровая кожа. Маленький рост. Большие и невинные карие глаза источают яд. Я провел наедине с этой девушкой чуть больше пяти минут, но уже с уверенностью могу сказать, что она из тех сумасшедших, от которых мне нужно держаться подальше. Сегодня утром, кода Логан вошла в тату-салон, она была воплощением радуги и солнечного света. Не потребовалось много времени, чтобы проявилось ее истинное лицо.

— Ты собираешься сказать мне, куда ехать, или…

Точно. Она же без понятия, где я живу.

— Сейчас налево, а на светофоре поверни направо.

Девушка послушно выполняет указания.

Долгое время мы едем в полной тишине. Даже музыка не играет, потому что в этом богом забытом месте радиостанции звучат с перебоями. Я замечаю, что девушку бьет дрожь, она одета лишь в легкую фланелевую рубашку. Если Логан мерзнет уже сейчас, то через месяц ее ждет жесткое разочарование.

Я наклоняюсь вперед, чтобы включить обогрев салона, но пальцы девушки останавливают меня, не дав совершить задуманное.

— Печка не работает. И к тому же воняет.

— Лучше бы твой папочка ее починил, иначе через пару недель тебе понадобится одежда посерьезнее.

Она усмехается, как будто такой исход событий невозможен, но ничего не отвечает.

— Долго еще ехать? Не думала, что поездка до дома обернется полноценным путешествием.

— Я живу за городом. Осталось несколько миль.

— Ты живешь один?

— Ага.

— Избегаешь людей?

— Именно.

Логан бросает на меня косой взгляд и еще какое-то время молчит. Оценивает обстановку. Затем она прерывает тишину.

— Наверное, классно жить одному.

Не похоже, что эта цыпочка часто ведет непринужденные беседы. Ее слова вымучены. Поэтому я решаю подыграть.

— А что насчет тебя?

Она качает головой.

— Не было такой возможности. Пока что я вынуждена жить с Генри.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать один, — она словно оправдывается.

— Я не хотел задеть тебя своим вопросом. — Странно, но я удивлен ее возрасту. Логан выглядит юной, но что-то внутри нее кажется намного старше своих лет.

— Мамы никогда не было дома. К тому времени, как я стала достаточно взрослой, чтобы переехать, мой брат только-только пошел в среднюю школу. Я понимала — в случае отъезда у него не будет шансов закончить обучение. — Логан смотрит на меня широко распахнутыми глазами. Наверное, сейчас она ненавидит себя за то, что так многое рассказала. Я прекрасно знаю этот взгляд, потому что сам терпеть не могу делиться подробностями жизни.

— До двенадцати лет я мочился в постель, — выпаливаю я, пытаясь разрядить обстановку. Оглашаю этот позорный факт, лишь бы перетянуть внимание на себя. Это срабатывает. Выражение лица Логан меняется с ужаса на удивление, а затем она надувает щеки, пытаясь сдержать смех. Девчонка проигрывает эту битву, и из нее вырывается нечто среднее между смехом и фырканьем. Мне тоже не удается сдержать смешок.

— Зачем ты это рассказал? Серьезно?

Я пожимаю плечами. По понятным причинам я никому этого не рассказывал до сегодняшнего дня.

— Поверни сюда, — отвечаю я, указывая пальцем влево. — Езжай по этой дороге, пока справа не увидишь дом.

— А ты и впрямь не шутил, когда сказал, что живешь в одиночестве, — говорит Логан, разглядывая растущие вдоль извилистой дороги сосны. — Здесь ты действительно в полном уединении.

— Мне нравится уединение.

— Охотно верю.

Логан подъезжает к дому и останавливается, глядя на меня. Она облизывает губы, и я невольно слежу за этим движением. Девушка нервно сглатывает. Меня распирает от желания провести ее в дом и увидеть, как выглядят ее карие глаза, когда она стоит передо мной на коленях. Как выглядят ее пухлые губы, обхватывающие мой член. Но последнее, что мне сейчас нужно, это встречаться с кем-то, кто в нашем городке лишь проездном. Когда-нибудь она узнает ползущие по городу слухи обо мне и решит держаться подальше, это лишь вопрос времени. Ей действительно стоит держаться подальше.

Неимоверным усилием воли я заставляю себя открыть дверцу и выйти на улицу. Облокотившись на крышу автомобиля, я наклоняю голову и говорю:

— Увидимся завтра.

— Завтра? — спрашивает она, нахмурившись в замешательстве.

— Ага. Мне же нужно как-то добраться до мастерской. Жду тебя к девяти.

— Я не собираюсь делать это бесплатно, — предупреждает она.

— Я не удивлен. Сколько ты хочешь?

— Пятьдесят баксов.

— Пятьдесят баксов, — повторяю я. — Даже долбаный Uber вышел бы дешевле. — Ей не стоит знать, что Uber сюда не ездит.

— Либо так, либо никак. — Она пожимает плечами, ожидая, что я откажусь.

— Увидимся в девять.

Логан вскидывает бровь, явно удивленная тем фактом, что я собираюсь заплатить ей пятьдесят баксов за поездку.

— Я даже не знаю твоего имени.

— Ты и не спрашивала.

— Ну? — с надеждой спрашивает она.

— Дэйр (прим. игра слов: Dare (анг.) — вызов, но и одновременно имя героя).

Я похлопываю по крыше колымаги, которую Логан называет машиной, и ухожу. За спиной я слышу шум колес по гравию.

Ло

Дэйр. Это не имя. Это предупреждение. За свою жизнь я связывалась с достаточным количеством плохих парней, поэтому моментально распознала красный флажок. Мне так кажется. С другой стороны, в прошлый раз я пыталась найти кого-то совершенно иного — порядочного парня в строгом костюме и с солидной карьерой. Все пошло крахом. Даже у самых хороших мужчин есть темные стороны.

В любом случае, я не могу отрицать, что Дэйр меня интригует. Он выглядит так, будто знает все укромные уголки женского тела. Но я решила начать жить с чистого листа. И я не могу все испортить, переспав с первым встречным парнем, даже если у него самые красивые, самые голубые глаза на свете и ухмылка, которая отозвалась ноющей болью между бедер. Это небольшой городок. Люди болтают, и меньше всего мне нужно, чтобы меня называли шлюхой. Я просто хочу спокойно жить, устроиться на работу и помочь Джессу окончить школу.

В кармане вибрирует телефон, я выуживаю его и замечаю надпись на экране — «неизвестный номер». Тревога покалывает позвоночник. У меня новый номер. Прошлый мобильник мне купил Эрик — мой бывший босс и одна из причин, по которым я уехала. Ему не нравилось, что он не может следить за мной, поэтому я выбросила телефон перед отъездом. Большую часть отложенных денег я потратила на покупку нового мобильника, добавив в него отдельную линию для Джесса. В магазине была акция, поэтому номер брата обошелся мне всего в девяносто девять центов.

Эрик попросту не мог раздобыть мой номер. Единственные, кто его знают — мама, Джесс и Генри. Но я не могу отделаться от ощущения, что ублюдок продолжает за мной следить. Не то чтобы я боялась Эрика. Он бы никогда не причинил мне физического вреда — его фишкой были манипулирование и запугивание — но мысль о том, что он каким-то образом раздобыл мой номер… нервирует. Почувствовав себя королевой драмы, я закатываю глаза и пихаю телефон обратно в карман. Невозможно, чтобы это был он. Скорее всего, юрист.

— Ло? — осторожно спрашивает Джесс. — Все в порядке?

Может быть, Джесс и является моим младшим братом, но он заботится обо мне как настоящий родитель. Вот что бывает, когда твоя мать где-то шляется, а отец исчез с радаров. Мы — все, что есть друг у друга.

— Я в порядке! — отвечаю я чрезмерно бодро, и брат бросает на меня подозрительный взгляд. — Как дела в школе? — Я кладу в рот кусочек яичницы и пытаюсь сменить тему.

Иногда мы с братом устраиваем — как я это называю — «день наизнанку», когда на ужин мы едим яичницу, а на завтрак — блинчики. Я придумала это, когда Джесс был ребенком. Это было куда веселее, нежели говорить: «Слушай, братишка, на нормальную еду денег нет, поэтому мы можем себе позволить лишь яйца и готовое тесто для блинчиков». Спустя годы наше материальное положение не сильно изменилось, но эта фишка стала традицией. Даже в то время, когда я работала на Эрика и зарабатывала достаточно, чтобы нас прокормить, мы все еще устраивали «дни наизнанку».

Джесс подходит к раковине, наполняет стакан водой, делает глоток и вытирает рот тыльной стороной ладони.

— В обед я пробрался в женские душевые, так что день можно считать удачным.

Я морщу нос.

— Что я тебе говорила? Ради всего святого, помалкивать и держать штаны застегнутыми. Всего восемь месяцев.

— Не парься, меня не поймали.

— Пока что, — предупреждаю я. — Думаю, мне стоит радоваться, что это была не та секретарша.

— Я не говорил, что это была не Лейси, — ехидно отвечает он.

— Джесси, клянусь Богом…

— Да шучу я. Это была какая-то девчонка с урока по математике. Кто тебе звонил минуту назад? — он искусно переводит все стрелки обратно на меня.

— Что? — спрашиваю я, прочищая горло.

— Это был он? Эрик? Он снова к тебе пристает? Ради всего святого, если ты снова вернешься к нему…

Я понимаю его беспокойство. Каждый раз, когда он предупреждал меня об Эрике, я лишь отмахивалась. Сначала все дело было в деньгах. У Эрика они были, а я в них нуждалась. Он обеспечил меня всем необходимым. Но потом все усложнилось. Границы стерлись, принципы исчезли. Это было некрасиво, и я совершенно этим не горжусь, но все кончено. Я больше никогда не превращусь в ту девушку, которой была рядом с Эриком.

— Нет. Думаю, это контора, в которую я обращалась ранее.

— Странно, потому что у тебя был такой панический взгляд, что и всякий раз, когда в деле замешан этот кусок говна.

— Это был не он, — твердо отвечаю я. Резко встаю, и ножки стула со скрипом скользят по дешевому деревянному полу. — Почему здесь так чертовски холодно? — Я снова меняю тему, застегивая рубашку. — Пойду приму горячий душ, а то сиськи отмерзнут.

Джесс мне не верит и качает головой, но не произносит ни слова, пока я поднимаюсь по ступенькам.

Как только я снимаю с себя одежду и встаю под обжигающую воду, мои мысли возвращаются к горячему парню с татуировками. Я позволяю своим фантазиям всплыть на поверхность в стенах ванной комнаты, потому что этого не может произойти в реальной жизни.

Жужжание под подушкой нарушает мой сон и возвращает обратно в суровую реальность. Я открываю один глаз, силясь разобрать слова на экране.

«Ты опоздала».

Опоздала? Сообщение пришло от местного номера. Моему мозгу требуется целая минута, чтобы вспомнить, что сегодня я должна была забрать Дэйра. Откуда, черт возьми, он взял мой номер?

Я медленно перевожу взгляд на крохотные цифры в углу экрана. Девять часов двенадцать минут. Вот же срань. Джесс опаздывает в школу. Я выбираюсь из постели и копаюсь в сумке. Конечно же, у меня не осталось чистых джинсов. И леггинсов. И нижнего белья. Да всего, на самом деле. Пора спросить Генри, есть ли у него стиральная машинка и сушилка. До этого я их не замечала, а так как дом далеко не похож на дворец, перспективы неутешительные.

Мне остается лишь ехать в том, что надето на мне сейчас: мятые серые пижамные шорты и белая майка. Я натягиваю пушистые полосатые гольфы и огромную толстовку Джесса, которая висит на мне как платье. Сбегаю вниз по лестнице прямиком в гостиную, ожидая обнаружить спящего брата на диване.

Вместо этого я замечаю на подушке листок, на котором написано: «Генри отвезет меня в школу. Ага, это не прикол. Он предложил, а ты еще спала».

Его отвез Генри? Надо же. Может, приезд сюда и не был ошибкой.

Я подхожу к столу и беру сумочку и ключи. Перекинув через плечо потрепанную коричневую сумку, я замечаю бумаги с подписью Генри, которые Джесс должен был взять с собой в школу.

— Черт возьми, Джесси, — бормочу я себе под нос, прежде чем схватить документы со стола. Засовываю их в сумку и мысленно добавляю новый пункт в список дерьмовых дел на сегодня. Я просто умираю от голода, но времени на завтрак не осталось, поэтому я откусываю кусочек тоста, оставленного на столе, надеваю сапоги и выхожу за дверь.

— Ох, не стоило наряжаться ради меня, — шутит Дэйр, глядя на мои растрепанные волосы, мешковатую одежду и ненакрашенное лицо. Его забавляет мой потрепанный внешний вид, но затем взгляд парня падает на мои обнаженные бедра. Клянусь, его ноздри раздулись от такого зрелища. У меня возникает стойкое желание раздвинуть ноги чуть шире, просто чтобы помучить его. Увидеть реакцию. Но я этого не делаю.

— Мой лучший прикид специально для незнакомцев, у которых я подрабатываю шофером, — язвительно отвечаю я, отъезжая от дома и направляясь в мастерскую Генри. Глаза Дэйра все еще прикованы к моим бедрам, но через мгновение наши взгляды встречаются. Его глаза полны чего-то необъяснимого, полны жара. Это не примитивное вожделение как у большинства мужчин. Это что-то… большее. Что-то более напряженное. И я хочу знать, что это значит. Но прежде чем я успеваю расшифровать этот взгляд, выражение лица Дэйра становится нейтральным, и парень отводит глаза.

— Откуда у тебя мой номер?

— От твоего отца.

— Как мило со стороны Генри раздавать мой номер незнакомцам.

— Перестань меня так называть. Я знаком с Генри гораздо дольше, чем ты, — язвит Дэйр.

— Туше, — устало отвечаю я. А что еще добавить? Он не врет. Возможно, они действительно знают друг друга лучше и дольше.

— Погано вышло, — произносит парень через минуту. — Прости.

Он произносит слово «прости» так, словно его заставили проглотить горсть гвоздей. Словно это слово ему чуждо, и Дэйру никогда раньше не приходилось извиняться. Этот факт едва ли не заставляет меня смеяться.

— Да ладно, — я качаю головой, стараясь выглядеть невозмутимо. — К тому же это правда. Итак, зачем мне потребовалось забирать тебя в такую рань?

— Надо позавтракать. Рядом с мастерской твоего отца есть ресторанчик.

Не обращая внимания на странное чувство, которое возникает, когда Генри называют моим отцом, я спрашиваю:

— Ты приглашаешь меня позавтракать?

— Нет, я прошу подбросить меня до соседнего здания, чтобы я смог поесть. В моем холодильнике шаром покати.

Ох.

— Но, если ты тоже захочешь перекусить, — продолжает он, смутившись и почесывая шею. — Я не стану тебя останавливать.

— Пожалуй, я пас, — смеюсь я. Может я и голодна, но у меня нет времени и лишних денег. Не то чтобы моя гордость оказалась задета его жалким предложением.

— Ты бы оделась, — парень пожимает плечами.

Мы едем в тишине, я подергиваю ногами, пытаясь согреться. Дэйр молчит. Его ноги широко расставлены, он сидит как чертов король в моей дряхлой колымаге. Он опирается рукой на дверцу и смотрит в окно. Мне нравится, что он не спешит заполнить тишину бессмысленной болтовней.

— Остановись здесь, — говорит он, когда мы подъезжаем к мастерской. Я делаю, как он говорит, въезжая на узкую парковку заведения под названием «У Сисси». Рядом стоит похожее здание с вывеской «У Белль». Дэйр не колеблется. Не просит меня присоединиться.

Парень тянется ко мне, и дыхание перехватывает, когда его холодные пальцы касаются бедер. Кожу покрывают мурашки, а соски болезненно напрягаются. Дэйр закусывает губу и бросает на меня дерзкий взгляд.

— Благодарю за поездку, — тихо произносит он и уходит.

Я опускаю взгляд на колени и замечаю то, что он оставил.

Пятидесятидолларовая купюра. Господи. Я и не надеялась, что он заплатит.

Отдав документы Джесси в школу, я вернулась домой и обнаружила в гараже стиральную машинку и сушилку, и сразу же запустила стирку. Затем я еще немного бесцельно покаталась по городу, подавая резюме куда только можно. Вскоре позвонила Саттон — девушка из бара. Она сообщила, что я получила работу и первая смена будет в четверг. Когда я спросила ее о том, нужно ли мне заполнить какое-нибудь заявление, она лишь рассмеялась, будто я задала самый глупый вопрос на свете. Как же я рада, что она позвонила.

Ощущая приятную легкость впервые с тех пор, как мы сюда перебрались, я решила потратить часть денег Дэйра — которые я планирую вернуть как можно скорее, что будет несложно, учитывая, что я теперь работаю по соседству — чтобы купить на ужин пиццу и пиво после того как заберу Джесси из школы.

Генри побыл с нами после работы, и впервые за последние десять лет мы поужинали с отцом за одним столом. Это было странно, но приятно. Он не был похож на маму, которая вещала о том, что за ней наблюдают через камеры в пуговицах чьих-то джинсов, что ее хотят поймать, что она никому не может доверять. Паранойя во всей ее красе. Ужин с Генри казался нормальным. Я не знала, что это такое, но видела по телевизору.

Мы все еще сидим за столом, пьем пиво. Пицца съедена, а коробка из-под нее заполнена корочками, скомканными салфетками и крышками от бутылок.

— Итак, ребята, расскажете, почему вы все еще здесь? — спрашивает Генри, отпив «Bud» из бутылки (прим. марка пива). Я не посвящала его в подробности, когда позвонила. Я лишь сказала, что нам нужно поскорее убраться из города, и не упоминала маму, Джесса или Эрика. Отцу не стоит знать об Эрике, да и взгляд, который мне бросает Джесс, красноречиво говорит о том, что брат не хочет освещения своих проблем. Но все же мне нужно что-то рассказать. Я решаю, что проще всего рассказать отцу о Кристал.

— Маме стало совсем плохо, — начинаю я. Генри хмурится, ставит локти на стол и внимательно слушает. Не знаю почему, но меня это задевает. Как он может изображать обеспокоенность, когда выкинул своих собственных детей как мусор на помойку? — Она не платила по счетам годами, — продолжаю я, прогнав раздражение. — Ее постоянно не было рядом. Она пропадала месяцами, мы с Джессом пытались хоть как-то прожить, перебиваясь подработками. Но все было нормально. Мы справлялись. Нам нравилось, когда ее не было дома. Так было проще. Спокойнее, — уточняю я, кивнув. — Но потом у нее появился очередной хахаль-наркоман. У него не было собственного жилья, поэтому мама вдруг вспомнила, что у нее оказывается есть дом.

— А еще он был чертовски мерзкий, — вмешивается Джесс, рассеянно покручивая монетку. — Этот ублюдок не мылся. Воровал мои вещи. Жрал нашу еду. Ну, когда у них не было денег на покупку дури, а наполнить желудок было нечем.

— Они не уходили. Притащили в дом своих дружков-отморозков. А потом все достигло апогея, когда мамин бойфренд избил Джесса до полусмерти за то, что он не отдал им наши последние двадцать баксов. Она сидела и смотрела, как эта мразь причиняет боль ее сыну и мне, и даже не вмешалась.

Джесс сжимает кулаки, и я знаю, что он вспоминает тот день. Он дремал, когда хахаль нашей матери Даррелл напал на него. Ублюдку повезло, что Джесс не убил его. Брат послал его, когда тот попросил денег, а потом — бац. Даррелл слетел с катушек. Когда я попыталась его оттащить, он набросился на меня. Глаза Джесса были залиты кровью, мама кричала. Она переживала за Даррелла. Не о своих детях. Она позволяла ему избивать себя, но в глубине души я все еще надеялась, что в ней сохранилась хоть крупица материнского инстинкта или любви. Вы же наверняка слышали о том, как в панике матери могут и машину голыми руками поднять, лишь бы защитить свое дитя. Мне бы хватило одного слова. Всего одного слова. Прекрати — слово, которое бы дало мне понять, что для нее еще не все потеряно. В этот день я поняла, что моей матери больше нет, хотя она и до этого не была хорошим родителем. Но она была нашей мамой, единственным, что у нас оставалось.

— Господи, — произносит Генри, потирая лоб. — Ребята, я не виню вас за то, что вы сбежали из этой дыры.

— Есть кое-что еще, — говорит Джесс, и складка между бровями отца становится глубже.

— Я позвонил в полицию. Когда они прибыли и стали расспрашивать о произошедшем, мама стояла поодаль и качала головой, умоляя ничего не рассказывать. Я этого не сделал. У полиции были ордера. Обвинения в том, о чем мы даже не догадывались. Короче говоря, мама с ее ублюдком в тюрьме.

Если ей повезет, то по решению суда вместо тюремного срока она пройдет реабилитацию, а затем ей грозит испытательный срок. Будь то тюрьма или реабилитационный центр, я знаю, что ее накормят, приютят и дадут протрезветь. Честно говоря, мне плевать, что с ней будут делать.

Я до сих пор помню, как она смотрела на меня. Как я стойко выдержала ее взгляд, медленно и широко распахнув дверь. А в нашем районе вы не делаете этого ни при каких обстоятельствах. Вы никого не сдаете. Особенно не своих родственников.

Когда я увидела залитого кровью избитого Джесса, то кое-что поняла. Брату нужно, чтобы я показала ему, что люблю его так, как он того заслуживает. Заступлюсь за него. Защищу его. Что я любила его как мать, как сестра, как лучшая подруга. Я делала все, чтобы его жизнь была лучше, когда родная мать даже не вспоминала о нас. И я поступала также по отношению к Кристал. Если у нее есть хоть малейший шанс на нормальную или хотя бы трезвую жизнь, то, возможно, тюрьма была бы для нее самым лучшим и безопасным местом.

Поэтому я буду крысой. Стукачом. Зовите меня как угодно, но я никогда не пожалею о своем решении. Ни на секунду. Но это не значит, что мы бы остались, дабы посмотреть на исход событий, если бы мама и Даррелл легко отделались. В довесок ко всему Джесса поймали на взломе школьной сети и изменении оценок, а также на подозрительных связях с дерьмовыми дилерами, с которыми он спутался по дурости. А в довершении я узнала, что Эрик мне лгал. Идеальное стечение обстоятельств. Нам нужно было бежать, пока существовала такая возможность. Других вариантов не было.

Генри затих, на его лице появилось странное и непонятное мне выражение. Вина? Злость? Может быть ему неудобно, что он не может защитить Кристал, поскольку и сам нас подвел.

— Что ж, — произносит он, прочистив горло. — Дети, вы можете оставаться здесь, пока меня не выселят. — По телефону Генри упомянул, что срок его аренды скоро истекает. Владелец продает дом, но я была слишком взволнована, чтобы обращать на это внимание. — Я нечасто бываю дома. Нужно следить за мастерской. Вам придется самим заняться своей едой. Все, о чем я прошу, — уважать мой дом, и, может быть, время от времени оставлять мне что-нибудь на ужин?

— А машина? — спрашиваю я, надеясь, что не испытываю удачу. Генри вздыхает и пощипывает переносицу.

— Почему бы и нет. Завези ее в мастерскую. Я поменяю масло и проверю, что она в нормальном состоянии.

Это было легко. Слишком легко. Жизненный опыт нашептывает, чтобы я была начеку, но интуиция твердит, что отец говорит искренне.

— Спасибо, — со всей серьезностью отвечаю я.

Генри встает и кивает мне, прежде чем уйти. Он делает несколько шагов и останавливается, колеблясь.

— Я… ох… знаю, что бросил вас, дети. — Отец замолкает, по-видимому испытывая неловкость. — Правда заключается в том, что тогда я был таким же потерянным, как и ваша мать. Я не пытаюсь притворяться святым. Не сейчас и уж точно не в то время. Но я трезв уже много лет, если не считать пива, — говорит он, указывая подбородком на стол. — Я лучше всех знаю тот хаос, который окружает вашу мать, и вы совершенно точно не найдете подобного в этом доме. Это единственное, на что вы можете рассчитывать.

Он забыл, что я была достаточно взрослой, чтобы понимать происходящее. Даже в десятилетнем возрасте я видела, как мама отравляет все вокруг, включая Генри. Намерения отца были хорошими, а вот их исполнение хромало. А затем он ушел. Он и раньше пропадал, но в этот раз так и не вернулся. Мама скатывалась по наклонной. Так крупица заботы, что нас окружала, исчезла. Никто не следил за тем, чтобы у нас была еда или одежда. Никто не следил за счетами и посещениями школы. В итоге, я сделала все, что было в моих силах, чтобы воспитать нас с братом, затаив горечь и обиду на сбежавшего Генри.

Джесс прощает быстрее. Он делает вид, что держится — то ли потому, что не хочет в этом признаваться, то ли просто не хочет меня разочаровывать — но я вижу это в его глазах. Он готов принять отца, и я не хочу этому мешать. Брат был слишком мал, чтобы понимать происходящее, когда Генри еще жил с нами. Может, он и не был любящим отцом, но он был рядом в те времена, когда мама исчезала. Он никогда не бил нас. Никогда не кричал. Я чувствовала, что он относился к нам с теплотой. Затем он ушел. Даже не знаю, что хуже — помнить, что у тебя когда-то был заботливый родитель, но потерять его, или же вовсе ничего о нем не знать.

Я не жалею себя. Просто так обстоят дела. Рискну предположить, что добрых восемьдесят процентов детей из нашего квартала вели такую же жизнь. В этом не было ничего необычного, но это не значит, что я не обижаюсь на родителей за их выбор. За ту жизнь, которая могла бы быть у нас с братом, если бы они остались вместе.

Джесс смотрит на меня, как бы спрашивая «мы можем ему доверять?». Я коротко киваю.

— Спасибо, — бормочет брат Генри, а затем достает из рюкзака потрепанную книгу и плюхается на диван, на котором скорее всего проведет всю оставшуюся ночь. Генри уходит наверх. Я сажусь рядом с Джесси. Я закидываю руку ему на шею и кладу голову на плечо, прежде чем рассмотреть обложку его книги. Я уже догадываюсь, что это за произведение. «Изгои» (прим. «Изгои» — роман автора Сьюзен Хинтон). Я не читала это произведение, но однажды Джесс пошутил, что он современный Понибой Кёртис (прим. Герой из вышеуказанного романа).

— Как ты? — спрашиваю я.

— В порядке, — легко отвечает брат.

— Не слышал вестей из дома? — Джесс все еще поддерживает связь со своими старыми друзьями нашим соседом, который должен был сообщить о появлении матери.

— Не-а. А ты?

— Нет. Я даже не рассказывала о том, что собираюсь уехать.

— Бунтарка, — произносит брат, не отрывая глаз от страниц книги.

— Предпочитаю не рисковать. — Не вдаюсь в подробности, брат знает, что я имею в виду. Не хочу, чтобы Эрик меня нашел и снова затащил в свой испорченный мир. — И тебе не стоило бы, — добавляю я, тыкнув пальцем в щеку парня. Он отстраняется.

— Я не идиот. Я рассказал только Мел и Дэнни.

Дэнни и Мелани — его лучшие друзья, а последняя периодически играет роль его девушки. Дэнни заслуживает доверия. Но Мелани темная лошадка.

— Знаю. Просто хочу, чтобы ты был осторожен.

Больше всего на свете я желаю лучшей жизни для своего брата. Это его возможность, наша возможность, и я не могу отделаться от ощущения, что у нас вот-вот ее отнимут.

Джесс уверяет меня в своем благоразумии и возвращается к чтению, в то время как я включаю Джимми Фэллона и вскоре засыпаю.