Почувствуй

Глава 46.

Ива

— Останови, пожалуйста, — шепотом прошу и впиваюсь пальцами в ремень безопасности.

Несмотря на то, что я пристегнута, мне всё равно страшно. Наиль не сбрасывает скорость и ничего не говорит. Он будто здесь и в то же время где-то очень далеко.

Ослепляющий свет фар, проносящихся мимо, режет сетчатку. Я иногда жмурюсь или вовсе отворачиваюсь, потому что смотреть на яркие неоновые вывески, что кометами проносятся мимо нас, абсолютно невыносимо.

Наиль никак не реагирует на мою просьбу.

Я смотрю на его глаза в отражении зеркала. Молюсь, чтобы он услышал меня, вернулся ко мне хотя бы на несколько секунд. Но этого не происходит.

Нас снова серьезно встряхивает. Мы оказываемся в миллиметре от того, чтобы попасть в серьезную аварию.

Страх усиливается. Это неправильно. Мы не должны становиться причиной чужой беды. Нужно притормозить.

— Наиль, пожалуйста, — не унимаюсь.

Мой ступор под натиском страха постепенно проходит. Эмоции снова начинают рвать меня изнутри, но я каким-то чудом еще не истерю и не плачу. Просто прошу. Тихо. Чуть дрожащим, но ласковым голосом.

Наиль наконец-то сбрасывает скорость. Но не потому, что вдруг услышал меня. Нет. Просто мы, кажется, приезжаем. Тормозим на бесплатной парковке. Она пустая. Дальше — городской пляж. Тоже пустой. Не сезон еще.

Наиль выходит первым. Я несколько секунд сижу в машине и наблюдаю за ним, почти не моргая. Боюсь, что он может сейчас просто развернуться и уйти. Бросить меня. Несколько раз пытается подкурить, но то ли зажигалка его не слушается, то ли руки. В конечном итоге Наиль всё же закуривает, проводит ладонью по затылку и неспешно бредет в сторону пляжа.

Ему плохо. Ему ОЧЕНЬ плохо. В сто крат хуже, чем мне.

Я кожей, нутром чувствую, как Наиля всё еще ломает. Такое невозможно не ощутить или сыграть. Впрочем, он никогда и не играл. Вся душа нараспашку, эмоции всегда яркие и стремительные.

Отщёлкиваю ремень безопасности и тоже выхожу. Захлопываю дверцу и скрещиваю руки на груди. Холодно. Не из-за вечернего воздуха, а внутри… внутри холодно.

На парковке и дальше по небольшой аллее, которая ведет к пляжу, горят уличные фонари, но Наиль почти сливается с темнотой, что царит там, вдалеке. Ускоряю шаг. Стараюсь не упустить его из виду. Другого пути, чтобы покинуть пляж — нет. Но я всё равно боюсь, что могу потерять. Я уже потеряла его и знаю, как это больно, страшно и тяжело.

Мои туфли на высокой «шпильке», но она мне не мешает быстро перебирать ногами. Даже если вдруг оступлюсь или просто подвернется нога, которую я в последствии благополучно сломаю, всё равно продолжу идти за ним. Буду идти до тех пор, пока не догоню.

Уличный свет остается позади. Мы вдвоем окунаемся в темноту вечера. Мой ориентир — блеклый оранжевый кончик сигареты.

Пляж у нас здесь длинный. Брести вдоль него можно еще очень долго. В конце он и вовсе превращается в дикий. Как далеко Наиль собирается уйти, я не знаю, но не останавливаюсь. Здесь почти не слышно шум города, хотя мы находимся в самом его центре.

Проходим Аквариум пресноводных рыб. Он, конечно же, тоже уже закрыт. Идем дальше, под старой канатной дорогой. Здесь уже местность и в самом деле немного дикая. От воды веет холодом.

Наконец-то Наиль останавливается, идет прямо по песку к высокому дереву с давно облетевшей листвой. Мои «шпильки» тонут в песке, но я упрямо пробираюсь вперед. Останавливаюсь в шаге от Наиля. Цепляюсь пальцами за свои предплечья, кусаю губы.

— Я честно пытался вытравить тебя из своей башки, — вдруг совершенно спокойным, я бы сказала, бесцветным голосом произносит Наиль. Это такой ужасающий контраст на фоне той вспышки гнева, что я увидела в галерее. — Пытался научиться тебя ненавидеть. Иногда даже верил, что ненавижу. Верил, что и не любил совсем. Удавалось продержаться до утра, потом всё откатывалось назад. Я думал, что больней чем тогда, уже не будет. Ошибся. Сегодня в этом убедился.

Я тоже думала, что тогда было больней всего. Но нет. Мне больно сейчас. Больно от каждого нового слова Наиля. Больно за него.

— Ты растоптала меня, а я не могу тебя отпустить. Дурак, да? — он издает короткий и всё такой же бесцветный смешок.

— Я просто хотела, чтобы ты был счастлив.

— Но я, блядь, не счастлив! И я не понимаю, почему всё именно так. Не понимаю, почему в детстве всем так нравилось лупить одного толстого пацана где-нибудь в школьном углу. Не понимаю, почему родители уверены, что знают, как мне будет лучше и с кем. Не понимаю, почему женщина, которая…

Наиль осекается и затягивается. Затягивается очень глубоко, я вижу, как быстро огонек ползет вдоль сигареты.

— Почему женщина, которую я видел женой и матерью моих детей просто нахуй разодрала меня в клочья? Скажи, Ива. Может, у тебя есть ответы, потому что у меня их нет. Конечно, я понимаю, что и сам далеко не святой. Но всему есть предел. Всему.

Эмоции накрывают меня с новой силой. Я крепче обнимаю себя, хоть как-то удерживаю, чтобы не рассыпаться.

— Я испугалась, — сдавленно шепчу.

— Чего? — с вызовом спрашивает Наиль.

— Что ты слишком для меня хорош. Испугалась, что не достойна тех жертв, которые ты был готов сделать ради меня. Твоя работа, твоя семья — это слишком. Я боялась, что со временем тебя разочарую. Боялась, что однажды ты вдруг осознаешь, какую ошибку совершил.

— Я никогда не считал тебя и наши отношения ошибкой, — зло выплёвывает. — И ты это знаешь.

— Я слишком проблемная, Наиль. Во всяком случае была такой. Я не могла нормально развестись. Макс пытался уничтожить твой бизнес. Твоя семья подобрала для тебя достойную невесту.

— Всё это не имело никакого значения. Я точно знал, чего хотел. А хотел я тебя, Ива. Любую и в любых обстоятельствах. Но ты… Ты не хотела меня. В этом и заключается вся моя ошибка. Я переложил свои желания на тебя. Думал, что мы будем двигаться в одном направлении.

— Это неправда! — теперь пришла моя очередь говорить на повышенных тонах. — Ты изменил всю мою жизнь. Ты меня изменил, — поворачиваюсь к Наилю лицом. Несмотря на то, что я на «шпильках» всё равно остаюсь ниже его ростом. Так было всегда. — Ты подарил мне столько любви и нежности, сколько я никогда раньше не получала. По-настоящему я стала женщиной только рядом с тобой. Я отпустила свои эмоции, чувства. Я… Я стала уязвимой. Я полюбила. Да. Ты научил меня любить, показал, что это вообще такое. Я вынуждена была сказать тебе все те страшные вещи, чтобы… Чтобы дать тебе шанс построить нормальную полноценную и счастливую жизнь. И… у тебя это получилось, верно? Я была жестокой, но это не значит, что я никогда не хотела тебя.

— И в каком это месте у меня получилось построить эту сраную счастливую жизнь? — Наиль тоже поворачивается ко мне лицом. Бросает окурок прямо на землю и растаптывает его.

Здесь нельзя сорить. Могут влепить штраф. Но вряд ли он сам сейчас грозит. Кроме нас, вокруг больше никого нет.

— Ну как же? Я видела тебя с дочерью на руках. Она замечательная.

— Дочь? Ива, это моя племянница!

— А женщина…?

— Жена Рамиля. И дочка тоже Рамиля. Маленькая Амина часто болеет. Она с матерью ездила в больницу. Я их встретил, подождал, показал город. Мы приехали в ресторан, чтобы поужинать. Ждали Рамиля.

Я чувствую, как многотонная тяжесть надуманного сценария жизни Наиля соскальзывает с моих плеч. Но легче не становится. Получается, что всё это время он… просто страдал? Не дал себе ни единого шанса стать счастливым без меня?

— А как же Марьям?

— Никак. Я же тебе говорил, что не женюсь на ней. Ни под каким предлогом.

— Но Адиль убеждал меня, что…

— Адиль? — Наиль буквально впивается в меня взглядом. — Блядь. Я должен был догадаться, — он устало проводит ладонью по лицу.

— Твой брат ни в чем не виноват. Проблема была во мне. С самого начала. Адиль просто озвучил все мои страхи, а не навязал их.

Мы замолкаем. Наиль тянется за еще одной сигаретой. Я перехватываю его руку. Не хочу, чтобы он продолжал травить себя никотином в таких дозах.

Наиль замирает. Срывает взгляд к моим пальцам, крепко вцепившимся в его запястье.

— Кто такой Эдуард? — вдруг недовольно спрашивает, но не убирает от себя мою руку.

Этот вопрос удивляет меня и заставляет губы дернуться в нервной улыбке.

— Мы работаем вместе. Он разрабатывал интерьер в моем филиале.

— Так усердно разрабатывал, что теперь наяривает тебе по вечерам?

— Обычно, он так не делает. Но в тот вечер вопрос действительно был рабочий. Если тебя интересует, состою ли я с ним в романтических отношениях, то — нет. Не состою. И не состояла. Ни с кем. После тебя.

Наиль прячет пачку сигарет обратно в пальто и сам берет меня за другую руку. Притягивает к себе. Резко и несдержанно. Я почти впечатываюсь своей грудью в его. Из меня вырывается тихий вздох.

Эта близость обжигает меня, пусть мы и одеты.

Наиль ничего не делает. Он просто смотрит на меня. Смотрит-смотрит-смотрит. Затем судорожно выдыхает и прижимается губами к моим губам. Горячечно, с жаром, с бешеной потребностью. Тихо измученно стонет, когда я поддаюсь его натиску.

Мне хочется плакать. Очень сильно. Эмоции зашкаливают. Грудную клетку рвут быстрые удары сердца.

— Ты меня уничтожила, Ива, — шепчет и снова прижимается к моим губам, проскальзывает языком внутрь. — И только ты можешь исцелить. Никто больше. Никто.

Я целую Наиля в ответ. Нет, это даже не поцелуй. Необходимость. Обнаженные уязвимые чувства. Единственный способ передать всё то, что сейчас творится в моей душе и творилось на протяжении последних двух лет.

На секунду мне кажется, что я отрываюсь от земли. На самом деле, это Наиль меня приподнимает, обняв за поясницу и прижимает к широкому и твердому стволу дерева.

Мои руки уже во всю хозяйничают. Я скольжу ладонями вверх, обхватываю лицо Наиля. Он старше меня. Я знаю, помню, но сейчас он такой уязвимый и такой ранимый. Я хочу его защитить, хочу залечить каждую его рану, которую сама же и нанесла. Теперь мне никто не может запретить сделать это. Никто: ни его брат, ни мой бывший муж, ни я сама.

Мне совсем не холодно. В руках Наиля априори не может быть холодно, даже если нас вдруг забросит куда-нибудь на Северный Полюс.

Он почти сжирает мои губы. Горячие широкие ладони скользят под пальто, под платье. Меня выгибает. По коже проходятся до одури приятные мурашки. Кажется, я плачу или… не только я. Не знаю. Не знаю, где чье дыхание, губы и руки. Есть просто мы. И мы сейчас восполняем ту необъятную пустоту, которая поглощала нас на протяжении последних двух лет.

Я не могу ни о чем думать. Только о том, что захлебнусь в своем одиночестве, если мы сейчас не станем единым целым. С Наилем, кажется, происходит то же самое. Его потряхивает. Он целует мою шею, скользит пальцами между моих бедер, убирает в сторону полоску нижнего белья. Я дрожу в его руках. Почти нахожусь на грани того, чтобы кончить. Только от одного его прикосновения.

Господи!

— У меня нет с собой презервативов, — тяжело дыша, шепчет Наиль.

— Мне всё равно.

Он подхватывает меня на руки. Я обнимаю его ногами. Черное мужское пальто, которое насквозь пропахло Наилем, почти полностью скрывает меня от чужих глаз, если такие здесь возникнут в такое позднее время суток. Наиль закрывает меня собой, отгораживает от всего мира, будто жадничает, не хочет ни с кем делиться.

Я целую его губы, нос, щеки, веки. Целую везде, куда могут дотянуться мои губы. Замираю, когда он входит в меня. Мы смотрим друг на друга. Видим недостаточно хорошо, потому что темно, но… ЧУВСТВУЕМ. Чувствуем так остро, что слезы жалят глаза с новой силой.

Наша потребность друг в друге достигает своего апогея. Срывает последние тормоза, смывает остатки любых внятных мыслей.

Наиль двигается во мне. Он не растягивает удовольствие, потому что сейчас мы не про это. Мы всё еще про потребность, про жажду и прощение.

Я обвиваю его шею руками, тихо стону, снова целую. Мои легкие словно заново раскрываются. Я вдыхаю полной грудью. Наиль прижимается лбом к моему лбу. Его пальцы почти до боли сжимают мои ягодицы. Он двигается глубоко, жадно. Хрипло стонет.

Я давно перестала принимать противозачаточные и мы сейчас совсем без защиты.

— Солнце, — шепчет Наиль, не прекращая двигаться во мне, — я…

— Да, — закрываю глаза и улыбаюсь. — Знаю. Сделаем это.

Он на секунду поднимает голову. Чувствую, что смотрит на меня.

— Я хочу подарить тебе сына, Наиль, — признаюсь и открываю глаза. — И дочь. Только тебе и для тебя.

Наиль снова обрушивается на меня градом поцелуев. Ускоряет темп, держит почти на весу, чтобы я не билась спиной о ствол дерева. Даже в этот миг нашего срыва и безумства он всё равно заботится. Всё равно не забывает.

Он заполняет меня собой до отказа. Вздрагивает всем телом, припадает губами к моей бешено пульсирующей жилке на шее. Я чувствую влагу на его висках и затылке. Он очень горячий и всё еще на эмоциях. Я сама будто пьяная и легкая-легкая, как пёрышко.

Окунаю пальцы в волосы на затылке Наиля. Перебираю их. Он не выходит из меня какое-то время. Делает еще несколько ленивых движений.

— Ты забеременеешь, — со всей уверенностью заявляет Наиль, когда аккуратно ставит меня на землю.

— Почему ты так решил? Иногда для того, чтобы зачать ребенка, требуется больше одного полового акта.

— Я чувствую, — отвечает он с нежной улыбкой на губах. — Чувствую, что через несколько недель ты меня обрадуешь.

Не знаю, почему, но я ему верю. Сомнений в том, что Наиль прав, нет. Даже тени.

— Идем в машину. Не хочу, чтобы ты мерзла, — он сам поправляет мое белье, использует сухие салфетки, завязывает пояс на моем пальто и крепко берет за руку.

Я так же крепко сжимаю его и следую за Наилем. За ним я готова идти куда угодно.