Под слезами Бостона. Часть 1

Глава 20. Рождественское чудо

Не помню, когда я в последний раз целовал кого-то с таким удовольствием. Так, чтоб не хотелось отлипать. Так, чтоб до посиневших губ и стального стояка, которым можно разбивать бетонные плиты, как каратисты. Только у них руки, а у меня каменный член, который упирается Серене в живот. Но ни меня, ни ее это нисколько не волнует.

Привет, я Эзра, мне снова шестнадцать и вместо того, чтоб трахаться, я целуюсь до того момента, пока сперма не ударит в мозг.

Но, блин, в этом есть свой особенный кайф. Или я мазохист. Или извращенец. Одно из трех. Или все вместе.

– Бро! У меня для тебя просто опупенная новость! – кричит кто-то из холла, и мы с Сереной замираем, так и не прекращая обнимать друг друга. – Я договорился, и завтра ты со мной обслуживаешь просто охренительно дорогущий рождественский банкет у каких-то богатеньких снобов. Бабок платят немерено! Погладишь мне белую рубашку?

– Какого черта? – шепчу насколько возможно тихо, чтобы не выдать своего присутствия.

Чувствую себя бойфрендом прилежной девочки, родители которой запрещают им встречаться, поэтому ему приходится влезать в ее окно после отбоя ради одного поцелуя в губы.

«Да, Эзра, быть застуканным на чужой кухне с девушкой в объятиях – это именно то, о чем ты мечтал в свои тридцать. Хорошо, что на этот раз успел спрятать член в штанах».

– Бро! Эй! Ты где? Серена-а-а-а! – взвывает Юджин откуда-то, по-видимому, из гостиной. – Твою ж медь! Серена, какого хрена тут осколки? Серена! С тобой все в порядке?

– Ты собираешься ему ответить? – провожу ладонью по ее щеке и безумно не хочу выпускать ее из своих рук.

– У нас нет выбора.

– Может, если останемся тут тихо стоять, он нас не заметит? – она улыбается так красиво, что мне снова хочется ее поцеловать. Шестнадцатилетний Эзра снова в игре.

– Боюсь…

– Что за… Хрень?! – лютое возмущение Юджина оповещает о его присутствии на кухне. Он слишком быстро отыскал наше укрытие.

– Юджи! Дорогой! Рад тебя видеть, – выпускаю Серену из рук и шагаю навстречу обескураженному Юджину, застывшему в дверях. Его плечи едва умещаются в проеме, а голова достает до верхней балки. Не человек, а какой-то великан из страны чудес.

Хлопаю его по плечу и натягиваю на лицо парадную улыбку во все тридцать два зуба – «Эзра Нот предельно рад видеть Вас».

– И че ты тут делаешь? – раздражается он.

– Пришел проверить, как рука Серены. Она поранилась на работе.

– Чего? – не верит он, но Серена поднимает перебинтованную руку и машет ей в воздухе, как королева Великобритании. – А это что было?

– Что было? – переспрашиваю я.

– Ничего не было, – одновременно со мной отвечает Серена, и мы тут же с ней переглядываемся. Юджин прищуривается, и становится максимально дискомфортно. По всей видимости мне пора валить.

– Ладно, рад был тебя видеть, Юджи, но к твоему сожалению, мне придется удалиться.

Еще раз хлопаю его по плечу, и пока он соображает, что произошло, разворачиваю его боком и пролезаю в дверной проем к холлу.

– Я проведу тебя! – Серена следует за мной, оставляя пораженного переизбытком информации Юджина все в тех же дверях. Представляю, какой допрос ее ждет, как только я перешагну порог. Но она сильная Пандочка, она справится.

Натягиваю ботинки, и Серена подает мне куртку. Затем выходит вместе со мной к лестнице и прикрывает входную дверь. Думаю, Юджин тот еще любитель вклеить ухо или глаз в чужой разговор, и Серена, как никто другой, это знает.

– Поедешь ко мне, если я предложу прямо сейчас? – не тяну кота за яйца и выдаю напрямую, заранее зная, что она откажет.

– Ты серьезно? – искренне удивляется она, и я не могу поверить, что передо мной та самая девушка, которая несколько минут назад доводила меня до стояка одними поцелуями.

«А до этого сжимала мой член».

Стоп. Хватит. Так я точно не доеду домой в одиночестве – я просто утащу ее с собой на плече, а дальше будь что будет.

– Серьезнее не бывает. Поедешь? Я красиво перебинтую тебе руку, – беру в ладони ее раненую кисть и провожу большим пальцем по запястью.

Она вся сплошное изящество. Кроме острого и развязного языка. И характера отчаянного пацана. Если брать в расчет только ее внешность – это самый настоящий шедевр, мечта любого фотографа дома Calvin Klein или даже Gucci. И почему я не хотел замечать этого раньше? Почему не видел, что передо мной та, которая должна выписывать круги по подиумам Милана, красоваться на плакатах в полный рост, ловить изумленные вздохи толпы, а не простаивать ночи за барной стойкой? Это место не годится для такой, как Серена. Даже Бостон не годится для такой, как она. Серена Аленкастри должна попивать вино в излюбленной Италии у фонтана Треви22, улыбаться самой ослепительной улыбкой, пряча счастливые глаза от палящего солнца под темными стеклами дорогих очков, и сводить мужчин с ума. Серена Аленкастри достойна лучшего. Серена заслуживает пиков высот. Как жаль, что она об этом не знает.

– Не хочу вызывать у Юджина лишних вопросов… – робко улыбается она. Такая милая. Совершенно не та Серена, которая посылала меня куда подальше.

– А если бы не он, ты бы поехала? – притягиваю ее ближе. Это происходит непроизвольно. Мои руки уже не подвластны мне. Они сами тянутся к ней, будто они и Серена – молекулы одного вещества. – У меня очень удобная кровать, как ты помнишь. А еще твои носки и ключи от машины по-прежнему валяются где-то на просторах моей квартиры.

– Так сложно было вернуть мне хотя бы ключи? – наиграно хмурится она. – Ты оставил меня без средства передвижения. Тебе не стыдно?

– Нисколько. Ведь так бы мне пришлось придумывать новый повод, чтобы затащить тебя обратно в свою постель, – прищуриваюсь и вскидываю бровь.

Но вместо того, чтобы съязвить в ответ, Серена заливается смехом. Кажется, я сломал Аленкастри. Но это даже к лучшему, потому что мне слишком нравится, когда она смеется. Она должна делать это чаще. Определенно. Я, конечно, без ума, когда она забавно бесится, но ее смех…

«С тобой всегда весело, Эзра», – флешбэк из прошлого поражает мозг голосом Джейд. Ее смех звенит в ушах, а длинные золотистые волосы снова щекочут мои руки, отчего меня бросает в пот.

– Эм, ладно. Мне пора. Не стой, здесь – простудишься.

Серена явно озадачена сменой моего настроения, но не подает вида. Она обнимает меня за плечи и тихо говорит:

– Будь аккуратен на дороге… – пах! К первому флешбэку плюсуется и второй. – И… С Рождеством, Эзра, – пах! Третий, смертоносный, летит в самое сердце, а ведь оно только начало биться.

Я удаляюсь, как в тумане. Сажусь в тачку, будто вколол пачку транквилизаторов.

Уже Рождество.

День семейных торжеств, украшенных домов, вкусных блюд, звона бокалов и шипения пузырьков шампанского. День улыбок, поздравлений и дурацких подарков. День, когда в автокатастрофе погибла Джейд Мур. День, когда на свет появился семимесячный Бостон. День, который я проклял и вычеркнул из календаря на всю оставшуюся жизнь.

Не знаю, какие боги или ангелы благословили мой путь до дома, но я доезжаю в неведении целым и невредимым. Первым делом плескаю в стакан ви́ски и только потом читаю сообщение от отца:

«Эзра, знаю, что ты не празднуешь Рождество, но Бостон так ждет праздника. Может, ты все-таки приедешь к нам? Мы будем тебе очень рады. Я приготовлю твой любимый запеченный картофель с индейкой. А еще Бостон говорил про какую-то панду. Возьми и ее с собой. P.S. Так и не понял, о чем это он».

Желание размолотить телефон об стену захлестывает меня с головой. Я даже поднимаю руку и сжимаю айфон, но не бросаю его. Вместо этого издаю гортанный рев, и приземляю телефон обратно на кофейный стол.

Черт бы его побрал. Этот праздник. Когда все должны быть счастливыми и в кругу семьи.

Я ни разу не был. За десять лет ни разу. Ни одного подарка, ни одного напоминания о Рождестве в моем доме. Именно поэтому каждый год в это время Бостон отправляется к отцу. Этот период я всегда переживаю в одиночестве.

Допиваю порцию ви́ски до дна и на слабых ногах поднимаюсь в спальню. Обрушиваюсь у изголовья кровати и выдвигаю нижний ящик прикроватной тумбы.

Джейд.

Смотрит на меня с этого снимка совсем молодая. Интересно, как бы она выглядела сейчас? Наверняка была бы такой же прекрасной, как и тогда. Улыбалась бы так ярко, будто каждый день подарен судьбой. Смеялась бы с моих шуток. Я бы специально еще больше шутил для нее. Воспитывала бы Бостона как полагается. Делала бы все правильно. Не то, что я.

– Прости, Джейд… Что не уберег тебя, – провожу большим пальцем по стеклу, и чувствую, как к глазам подступают слезы. – Прости, что не видишь, как растет твой сын. Ему сегодня уже десять, представляешь?

Казалось, сердце заморожено уже давно, но на рамке с фотографией до сих пор появляются соленые капли.

Я чертовски размяк.

– Я плохой отец, Джейд. Ты бы не гордилась мной, – убираю пальцами влагу со взмокших ресниц. – Но я стану лучше. Обещаю.

Еще раз касаюсь рукой ее красивого лица и убираю обратно в темный ящик. Такой же темный, как и все мое прошлое, хранящее воспоминания о ней.

Принимаю душ, укладываюсь в постель и печатаю ответ на сообщение отца:

«Буду к четырем».

Откладываю телефон и закрываю глаза.

Как бы было хорошо, если бы сейчас здесь рядом лежала… Серена.

Утро всегда стирает остатки вчерашнего дня. Остаются только последствия. И ты сам выбираешь, как их принимать.

Я решил двигаться по выбранному пути перемен и заказал сразу два подарка: один Бостону и отцу (они точно будут рады) и второй Серене. Надо будет еще прикупить какую-нибудь нелепую хреновину для Стен, чтоб она не слишком растрогалась из-за моего внезапного порыва.

Новый Эзра теперь празднует Рождество и дарит подарки. И, наверное, умеет делать сальто назад, раз пошло такое дело. Но пробовать пока не буду.

Еще тот самый новый Эзра сегодня оставляет кожаную куртку в шкафу, меняет ее на темно-синий костюм и белую рубашку от Brioni, на туфли от Louis Vuitton и пальто до колена, сшитое на заказ всем известным Armani. Отец не впустит меня в дом в таком виде, потому что не поверит, что на пороге его сын. Надеюсь, хотя бы Бостон узнает меня.

И он узнаёт, только смотрит как-то странно, ровно, как и отец, оглядывая меня с головы до ног на пороге своего дома.

– Черт возьми, я долго буду тут мерзнуть? – стряхиваю с плеч подобие мокрых снежинок, скорее больше похожих на капли, но снежинок, которые именно сегодня решили удивить Бостон своим появлением. Можно счесть за самое настоящее рождественское чудо, если не брать в расчет мое перевоплощение.

Чувствую себя в роли мистера Скруджа из «Рождественской истории», который за одну ночь потерпел глобальные перемены в себе. Надеюсь, завтра утром я тоже проснусь счастливым.

– Мы так рады тебя видеть, – отец впускает меня внутрь. – Раздевайся.

– А где Панда? – Бостон не из тактичных. Всему виной мое воспитание.

– У нее дела.

«Обслуживание рождественского банкета. Я все слышал. Юджин обладает невероятно громким голосом».

– Жаль. Она бы понравилась Нику.

– Понравилась бы мне? – смеется отец. – А разве панды могут кому-то не нравиться?

– Нет, Ник, – поясняет Бостон. – Она не настоящая панда. Она только ей кажется.

– А у этой «панды» есть имя? – кажется, отец вникает в суть дела, потому что слишком неоднозначно прищуривается и поглядывает на меня.

– Не Рэйчел, – невозмутимо бросает Бостон.

– Бостон! – подхватываюсь я. Этого мне еще не хватало.

– Значит, не Рэйчел, – отец хлопает меня по плечу и проводит в гостиную, где накрыт скромный стол на четыре персоны.

Вокруг все охвачено рождественской атмосферой: на окнах мигают разноцветные гирлянды, на камине болтаются огромные носки и стоят электрические свечи в форме плоской пирамиды. По канту скатерти бегают красно-зеленые олени, а угол комнаты занимает яркая, светящаяся огнями елка.

– Это мы с Бостоном наряжали, – поясняет отец, замечая, куда устремлен мой взгляд.

– Да, ведь дома мы не наряжаем елку, – добавляет Бостон, и я начинаю вспоминать, почему же столько лет не праздновал Рождество.

– Ладно, – прочищаю горло и решаю сменить тему. – У меня для вас подарок, – оба уставляются на меня, будто я произнес какое-то магическое заклинание на латыни. – И не надо так смотреть. Вам понравится.

Вынимаю из внутреннего кармана пиджака конверт и вручаю его Бостону.

– Открывай.

С недоверием в глазах он принимает конверт и начинает его вскрывать уже с очевидно растущим восхищением. Достает оттуда два билета и устремляет на меня свой восторженный взгляд.

– Горнолыжный курорт в Вермонте?! – вскрикивает Бостон, и я впервые вижу у него такую реакцию. – Вылет завтра?! Это правда?

– Правда. Ты и Ник. Неделя в лучшем отеле на лучшем курорте Штатов. Тебе же всегда нравились лыжи, – улыбаюсь я и легко треплю его по голове.

– Нет, я хочу ездить на сноуборде! Мне уже почти десять!

«Тебе уже десять. Сегодня», – отгоняю от себя негативные мысли и стараюсь звучать радостно:

– Все, что угодно. Инструктор обучит тебя всему, о чем ты попросишь.

– Спасибо, Эзра, – папа приобнимает меня. – Ты молодец, – шепчет на ухо. – Наконец-то.

Отец приглашает к столу, я присаживаюсь, Бостон занимает место рядом со мной, поправляет свою черную рубашку, застегнутую на все пуговицы, и оборачивается ко мне.

– Прости, что я не подготовил подарок, – шепчет он. – Я не знал, что ты придешь сегодня.

– Ничего, – выдавливаю сквозь ком в горле. – Ты мой подарок. Этого достаточно.

– Жаль, что та девушка не пришла. Мы с Ником накрыли стол и для нее, – тактичность и Бостон снова не нашли общий язык.

– Ты видел ее один раз в жизни. Почему о ней спрашиваешь? – делаю вид, что мне все равно. Надеюсь, получается достаточно убедительно.

– Мне она показалась честной, – заявляет он.

«О знал бы ты, сколько она врет».

– И все?

– И красивой, – как-то смущенно добавляет Бостон.

– Истинный Нот, – снова треплю его по голове, а Бостон тут же приглаживает челку.

Выпито немного ви́ски, съеден под чистую мой любимый запеченный картофель с индейкой, и я начинаю понимать, что терял все эти годы – семейное единение, которому раньше я никогда не придавал значения. Оказывается, это важно и даже приносит удовольствие. До того момента, пока неожиданно не обнаруживаешь конверт с фамилией «Кёртис» на кофейном столике отца, который еще не успел выбросить просмотренную почту.

Скомкать и спалить в камине – первое примитивное желание.

Открыть и прочитать – требует любопытство, которое берет верх над отвращением к имени, разбившему нашу семью.

«Николас и Эзра Нот!

Приглашаем Вас на скромный рождественский вечер, который состоится…»

Меня не хватает на большее. Я мну этот гребаный лист, усыпанный золотистыми рельефными буквами, и отправляю прямиком в камин. Блестящая бумага моментально вспыхивает, как и мои внутренние органы – это бешенство начало палить нутро. Что прискорбно, ведь я никогда не горю один.

К тому времени, как отец возвращается с десертом, я почти осушаю до дна бутылку ви́ски. Стекло стакана трещит под пальцами, верхние пуговицы рубашки уже расстегнуты, но вены на шее не перестают пульсировать и вот-вот взорвутся. Лучше бы так и случилось, и я бы всего лишь забрызгал праздничную мишуру кровью, чем то, что я вытворю сейчас.

– Бостон мигом вернется, – оповещает отец, располагая на прибранном столе яблочный пирог. – Как только учует запах, сразу прибежит сюда.

– Может, тогда позовем и Кёртисов? Славно справим Рождество одной большой чудной семьей, да, пап?

Отец замирает возле стола и не спешит смотреть мне в глаза.

– Может, даже присядем за один стол. А Чарльз Кёртис разделает здесь гребаную индейку! – тон непроизвольно повышается, а стакан с недопитым ви́ски летит прямо в стену.

– Эзра, пожалуйста, успокойся. Не нужно портить праздник.

– Не портить праздник?! – ору, подлетая к отцу. – Какого черта ты с ними общаешься? Какого черта, Ник?! Они убили Джейд! Ты хочешь, чтобы добрались и до Бостона?! Хочешь, чтобы они и от него так легко избавились, пока ты будешь распечатывать их очередной золотой конверт?!

– Эзра, успокойся! – впервые прикрикивает отец. – Никто не тронет Бостона! Только через мой труп.

– Им это не составит труда. Одним больше, одним меньше.

Хватаю недопитую бутылку ви́ски со стола и выметаюсь из этого дома. Меня не остановил бы отец. Меня даже не притормозил бы Бостон. В глазах сияет лишь адрес с гребаного конверта, подписанного изящной рукой Элизабет Кёртис. Уже не Нот. Давно уже не Нот. И сегодня я ей напомню, почему стоит стереть эту фамилию не только из паспорта, но и из памяти.