Помни обо мне

Глава 33

Он нес меня полутемными коридорами, где из теней проступали силуэты канделябров, золоченые рамы картин или доспех, охранявший портрет какой-то богато одетой дамы. По ступеням вверх и вновь чередой коридоров, пока мы не оказались в галерее под самой крышей: просторной, открытой прохладному дыханию моря. Дарьен поднес меня к свободному от стекла стрельчатому проему, и я замерла, любуясь гладью залива с живым серебром лунной дорожки.

— Вот, — Дарьен аккуратно опустил меня на пол из разноцветных керамических плит, — дельфинов, конечно, сейчас не увидеть, но…

Я не дала ему закончить. Его слова, его голос и бережные объятья словно обернули вспять неумолимое время — и вот мне опять семь, а он должен уехать далеко-далеко на север, забрав мою ленту. И с ней — мое глупое сердце.

Я рыдала отчаянно, взахлеб, изливая бездонное, как мне казалось, озеро слез на бархат его кафтана, а он держал меня, нежно и бережно, словно величайшую драгоценность, гладил по спине и повторял:

— Все хорошо, Гвен. Все будет хорошо.

И я поверила. И вера эта высушила мои слезы, наполнила душу светом и силой.

Да, будет.

Непременно будет.

Потому что ты со мной.

— Гвен, — позвал Дарьен, и радость, с которой он произносил это имя, стала моей радостью.

— М?

Только и смогла выдавить из себя, не смея поднять наверняка опухшее лицо.

Святая Интруна, на кого я сейчас должно быть похожа…

— Может, давай я его убью?

Я резко втянула воздух и замотала головой так сильно, что, кажется, оцарапала нос о тонкий серебряный шнур на кафтане.

— Нет? — переспросил Дарьен, а когда я для убедительности вцепилась в полуночно-синий бархат, вздохнул: — Жаль. А то тебе ведь придется его быстро убивать, а у меня он бы еще помучался…

Я замерла, не веря собственным ушам, и вдруг икнула. А потом еще раз, только громче, и опять.

Святая Интруна, какой стыд. Ну кто же знал, что не стоит мешать смех со слезами?

Дождавшись, когда я запрокину голову, Дарьен коварно поймал мое лицо в плен своих ладоней и прижался лбом к моему, на котором наверняка отпечаталась одна из украшавших его наряд серебряных пуговиц.

— Я должна тебе рассказать.

Я наконец-то смогла посмотреть ему в глаза.

— А ты хочешь? — спросил он серьезно.

— Да, — кивнула я. — Хочу.

Рассказать, объясниться, поблагодарить и попросить прощения. За все мои сомнения, недоверие, за то, что позволила страху встать между нами.

— Сейчас?

— Сейчас.

Он улыбнулся. Снял кафтан и опустил мне на плечи, как тогда, на стене Чаячьего крыла.

— А ты? — спросила я, прижимаясь плечом к мягкому бархату.

А он согрел меня поцелуем и взглядом. И вдруг до смешного надменно вскинул подбородок.

— Запомни уже, женщина, я потомок Хлодиона, мы не боимся холода.

— Помню, — улыбнулась я. — Уже помню.

Я рассказала ему все. Впервые в жизни я рассказала кому-то все, что случилось со мной после того, как королевский кортеж скрылся за холмами Бру-Калун. О рождении Жовена и смерти мамы. О повторном браке отца и предательстве Констанцы. Побеге из Чаячьего крыла. И моем решении оставить брата в Седонне. О Сан-Мишель и собственной глупости, которая чуть не стоила мне жизни. О годах, когда я под защитой и покровительством наставницы, перековывала себя, словно обветшавший клинок. И что действительно не узнала его в Луви. Потому что тогда, после шестнадцати лет разлуки, его встретила Алана. А Гвен…

— Я убила ее, — и мое горло сжалось от боли за девочку, которую предали все. Все. Даже я. — Тогда мне казалось — это из-за нее. Ее слабости, ее глупости, ее неспособности постоять за себя, как это должно сделать дочери рода Морфан. Я обвинила ее во всем. И убила.

Я опустила голову, позволяя слезам пятнать шелк моего платья.

— Нет, — Дарьен прижал меня к себе так, что перехватило дыхание, — Гвен, нет. Ты… Когда ты улыбнулась мне в Шатли… Семь демонов Дзигоку, я ведь узнал тебя. Я тебя узнал, просто… Я столько раз представлял нашу встречу, думал, ты замужем давно. А когда вернулся, оказалось, ты…

— Умерла…

— Не замужем, — сказал он, целуя меня в макушку. — Пока.

И вдруг отстранился и опустился на одно колено. Словно рыцарь из романа, которые не выносил с детства.

— Ты ведь выйдешь за меня?

— Дарьен, — прошептала я на полувздохе, — ты не понимаешь… Я…

— Ты, — он улыбнулся, — выйдешь за меня? Замуж, — добавил, словно можно было истолковать ситуацию как-то иначе.

Я зажмурилась, пытаясь успокоить сорвавшееся в галоп сердце. Святая Интруна свидетель, как я хотела просто сказать ему да. Но сейчас, как никогда, мне хотелось быть с ним честной.

— Я люблю тебя, — я смотрела ему в глаза, и мой голос не дрогнул, — но…

— Никаких отговорок, — он согрел мои ладони в своих. — Ты самая удивительная женщина из всех, что я знаю. Я люблю тебя и буду стоять в этой дурацкой позе, пока не скажешь, что согласна стать моей женой.

— Я…

— Ты ведь сделаешь это до завтрака?

Я набрала полную грудь пьяняще свежего воздуха и, понимая, что сейчас, кажется, опять заплачу, кивнула.

Несмотря на поздний, точнее, уже ранний час, у дверей в покои Дарьена стояли солдаты королевской гвардии. А за столом, на котором сейчас царил неожиданный порядок, в окружении десятка горящих свечей сидел король.

— Как думаешь, — спросил он, не отрывая взгляда от листа, покрытого прыгающей вязью строк и несколькими мелкими кляксами, — мы можем пригласить его?

— Кого? — совершенно буднично спросил Дарьен и легонько подтолкнул меня в спину.

— Автора этих «Колец»? И я вижу, почему тебе не понравился перевод Айолы, однако твоему слогу, брат, все же недостает изящества. Не обижайся.

Его Величество положил прочитанный лист поверх ровной стопки, после чего наконец-то поднял взгляд. На нас.

Я опустилась в реверансе.

— К екаям изящество, — проворчал Дарьен, — если для этого книжника разные клинки все одно меч.

Он подхватил меня под локоть, а когда я выпрямилась, обнял за плечи. И сказал уверенно, возможно, даже слишком, если вспомнить, кто стоял перед нами:

— Кстати, поздравь меня, брат, я женюсь.

— Если, — поспешила добавить я, — на то будет воля Вашего Величества.

О нас станут говорить. При дворе не так много развлечений, чтобы закрыть глаза на историю столь пикантную. И если мы хотим оставаться здесь, история эта должна быть рассказана нами.

С согласия короля. И при полной его поддержке.

— И вы, адельфи Гвенаэль, — Его Величество встал из-за стола, — подчинитесь моей воле?

— Брат…

— Нет, Дарьен, — я накрыла его ладонь своей, — мы должны следовать закону. Член королевской семьи не может сочетаться браком без разрешения правящего монарха.

— У меня есть разрешение отца.

— Правящего монарха, брат, — мне показалось или уголки губ Его Величества дрогнули, — и мне приятно знать, что твоя будущая жена это понимает.

— То есть ты не возражаешь?

Дарьен улыбался и это придавало мне уверенности.

— При условии, что, называя тебя женихом, адельфи Гвенаэль также назовет тебя своим защитником. А ты, брат, примешь завещанное тебе отцом.

Я запрокинула голову, чтобы встретить серьезный взгляд Дарьена. И на лице его не было сожаления, только готовность отступиться от чего-то, несомненно, для него важного. Иначе зачем Его Величеству именно сейчас разыгрывать эту карту.

Однако он молчал, не из сомнения, нет. В его глазах я прочитала вопрос. И кивнула. Уверенно, без колебаний.

— Только пусть, — сказала я тихо, — это не будет быстро.

— Не будет, — пообещал Дарьен и посмотрел на брата. — Давай, Хиль, ты победил.

Король протянул руку, и я послушно вложила в нее свою. Несмотря на всю видимую холодность ладонь Его Величества была теплой.

— Вы можете пожениться, — сказал король, соединяя наши с Дарьеном руки.

— Отлично! Гвен, как насчет сегодня?

— Нет!

— Нет? — озадаченно переспросил Дарьен.

И, кажется, то же удивление я прочла в светлых глазах короля.

— Нет, — я выдохнула и постаралась объяснить. — Нужно подождать до отъезда вашей сестры. Свадьба Ее Высочества должна быть первой и обязательно самым громким событием сезона. Я и так почти украла ее праздник, превратив бальный зал в судилище.

— Эльга не злится на вас, адельфи Гвенаэль, — спокойно сказал король.

— До тех пор пока я не попытаюсь в чем-то ее затмить. Ставки слишком высоки, Ваше Величество. А я точно знаю — для успеха дела иногда лучше оставаться в тени.

Святая Интруна, он, что, правда, мне улыбнулся?!

Я стояла в тронном зале Цитадели под высоким сводом, украшенным портретами святых и гербами благороднейших домов Арморетты, среди драгоценных гобеленов, сияющих золотыми и серебряными нитями, и слепящей белизны королевских знамен. На мне было верхнее платье из узорчатого дамаста с широкими рукавами и лифом, густо расшитым жемчугом. Синее с легким оттенком зелени, оно переливалось на ярком дневном свету, словно морская гладь в жаркий летний полдень. Уши мои чувствовали почти забытую тяжесть серег, а шея — ожерелья. Желтые и голубые топазы, бриллианты и жемчуг в благородном золоте — подарок Его Величества по случаю нашей с Дарьеном помолвки. Я стояла в первом ряду придворных дам едва ли в пяти шагах от пуфа, на котором восседала заметно нервничающая перед первой встречей с женихом Эльга, и, не подавая виду, прислушивалась к тихим голосам за спиной. Голоса обсуждали меня, Дарьена, наше обручение и то, как не по-рыцарски он обошелся с графом Дюваль.

И, вы ведь видели, даже без оружия! Какое восхитительное варварство!

Воистину, восхищаться было чем — никогда не видела, чтобы человеку так точно и быстро ломали руки. И ноги. Да еще сразу в нескольких местах.

После поединка Эльга несколько дней досадовала невозможности проделать

Это и с бароном Мален. Увы, нанесенная мной чистая, святая Интруна мне свидетель, рана воспалилась, и барон скончался, несмотря на все усилия приглашенного целителя. Родственники покойного, которым волей Всеотца досталось еще не до конца промотанное состояние и титул, разбирательств учинять не стали. И только рассказ, сколь мучительной может быть такая смерть, успокаивал Ее кровожадное Высочество. Рассказ и еще обещание раздобыть Эльге с десяток кайсанских шпилек. Только золотых, с сапфирами. А еще изумрудами, рубинами, гранатами…

Чей-то слишком тихий, чтобы быть узнанным, голос поспешно пересказывал еще не остывшую сплетню. Да, смерть адельфи Гвенаэль из рода Морфан уже ни для кого не секрет. Барон и баронесса Бру-Калун скоро прибудут в столицу, дабы изобличить самозванку перед королевским судом. Вот уж никогда бы не думала, что буду так ждать встречи с Констанцей. Готовясь слушать дело о моем наследстве, Его Величество пригласил ко двору еще нескольких надежных свидетелей. Старый барон Лоргенез, оказывается, еще жив, как и адельфи Азенор — моя двоюродная тетка по отцу. А еще я написала Магин и попросила их с Жовеном приехать в столицу. Не говорила зачем, но, думаю, сюрприз будет приятным. Мой брат перестанет быть просто Жовеном из Арля. Он станет Жовеном из рода Морфан и, пусть через брак, но родичем короля. После окончания суда, он сможет жить в Чаячьем крыле, как мой сенешаль и наследник, или, если захочет, поедет учиться в нэнтский коллегиум. Не пропадать же честно заработанной королевской стипендии.

— Маркиз Ривеллен? Волочится? Ах, дорогая, вы опять все напутали…

Действительно. Самый галантный кавалер Цитадели не может волочиться. Он ухаживает в строгом соответствии с законами куртуазной любви. И повторяет, что ждет не дождется нашей с Дарьеном свадьбы, — тогда-то его прекрасная дама наконец-то станет идеальной. Маркиз не учел одного. Сейчас, когда я не безымянная тень, не жонглерка Алана, а Гвенаэль мап Морфан, игра наконец-то станет равной. И раз уж король хочет видеть кузена живым и здоровым, придется воевать поэзией. Думаю, нескольким особо прытким дамам польстит внимание адельфоса столь блистательного.

Ударил о мрамор парадный жезл церемониймейстера, обрывая шепотки, подготавливая собравшихся в зале к почтительному, пусть и любопытному, молчанию. На третьем ударе придворные, кажется, перестали дышать.

— Его королевское Высочество наследный принц Касталии Рамиро!

Вот он. Идет под сотней придирчивых взглядов с небрежным изяществом, которое отличает тех, кто привык с младых ногтей находиться в центре внимания. Гордый хищный профиль под шапкой черных кудрей, гладковыбритое лицо, полные смеющиеся губы, глаза черные, словно жемчужина одинокой серьги. И, ну надо же, гитара за спиной. Идеальное воплощение странствующего поэта. Впрочем, гитара, насколько я смогла разглядеть, отнюдь не выглядела декорацией, а пустая петля на поясе явно предназначалась для шпаги. Да и Дарьен говорил что-то о турнире. Похоже, Эльге повезло — этот рыцарь явно не подделка.

Принц Рамиро подошел к возвышению и в нарушение протокола опустился на колено перед своей невестой.

— Простите мою неучтивость, венценосный брат мой, — сказал он, не сводя завораживающе черных глаз с притихшей Эльги, — но честь обязывает меня первой приветствовать даму. Ведь, жизнью клянусь, не видел я донны прекраснее.

И по тому, как зарделась Ее покоренное Высочество, я поняла: все у них будет хорошо.

Вот только в добавление к парюре, Дарьену, определенно, придется сказаться больным и не участвовать в турнире. Эльга должна получить титул Прекраснейшей, а с остальными претендентами принц Рамиро, кажется, вполне способен управиться сам.

Я посмотрела на своего будущего мужа, пока не подозревающего, на какие жертвы он готов пойти ради любви, семьи и блага королевства, и улыбнулась.