— И что теперь?
Дарьен уже привязал лошадей и сейчас смотрел, как я рассеянно вожу рукой по темной от влаги дубовой коре. Кончик моего безымянного пальца был красен, как листва, трепещущая на мощных ветвях. Кривых, точно пальцы старухи-прачки.
Осень. Опять. Забавно.
— Ждать, — я прижала место укола к подушке зеленого мха.
Дарьен подошел к поваленному стволу, но тот слишком мокр, чтобы сидеть, не опасаясь за сохранность штанов. И здоровья — в эту пору ветра Бру-Калун беспощадны к особам беспечным.
— Угу, — хмыкнул Дарьен, осматривая дышащую влагой чащу, — и долго?
— Нет, сын бледной змеи. Недолго.
Он выступил из тени высокой сосны, и длинный плащ из багряных с золотом листьев тянулся по земле, словно драгоценная мантия.
— Ты вернулась, merc'h.
— Да, — я коснулась гладкой ладони и прохладных, нечеловечески гибких пальцев, — я вернулась.
Мы возвращались в Чаячье Крыло медленно и помпезно. Как и полагалось законным владетелям этих земель. Впереди скакал всадник, несущий знамя с гербом рода Морфан. За ним торжественный, точно Эльга во время венчания, Лютик в парадной сбруе из красной кожи, под роскошным седлом, в котором, мысленно проклиная обязательное для благородной адельфи платье, сидела я. Рядом со мной, как правило, Жовен — Дарьен командовал охраной и часто кочевал из авангарда в арьергард и обратно. Сразу за нами карета, в ней Магин и новый управляющий, а дальше вереница повозок с одеждой, тканями, гобеленами, коврами, постельным бельем, утварью и провизией. Да, род Морфан возвращался в свои земли основательно. И, надеюсь, навсегда.
Нас встречали. Мои — святая Интруна, до сих пор не могу поверить! — мои арендаторы выходили к дороге, чтобы своими глазами убедиться: слухи не врут. Королевский суд действительно отправил барона на плаху и вернул на юг чудом Всеотца не иначе уцелевших детей Ниниан мап Морфан. Нас приветствовали поклонами и криками радости, а я, глядя на изможденные, осунувшиеся лица людей, тихо свирепела: за стоимость платья, в котором Констанца явилась ко двору, можно было зиму кормить целую деревню.
— Я видела, что сделали у границы с Драгнаном. Прости.
Зелень в узких, точно листья ивы глазах крестного, стала темной, почти черной. Мертвой, как пустошь, появившаяся там, где восемь лет назад шептались деревья.
— Они пожалели об этом.
— Мне говорили.
О том, как начали пропадать лесорубы. Брокадельен и раньше забирал неосторожных путников, но сейчас это было сравнимо с объявлением войны. После, когда люди не вняли предупреждениям, пришли волчьи стаи. Болота поступили совсем близко. Сорные травы душили посевы. И все больше детей в колыбелях оказывались напоенными магией деревяшками.
— Я остановила вырубку. Там и вдоль западного берега Бруйна. Люди помнят закон. А тот, кто заставил нарушить его, больше никогда не вернется.
Я развернула ладонь, сдавила палец, чтобы добыть из него алую каплю, и глядя в глаза, которые сейчас были светлее майской зелени, сказала:
— В этом я, Гвенаэль из рода Морфан, клянусь тебе. Кровью своей и именем.
Нужно ли говорить, что когда на горизонте показались башни Чаячьего крыла, я была зла, точно дикий рой. А потом нам не открыли ворота. И ни уговоры, ни угрозы, ни обещание предъявить командиру гарнизона грамоту, которой Его Величество вернул мне титул и земли, не возымели должного эффекта. Пришлось задержаться под стенами, дождаться ночи и брать замок силой. Мой, екаи их сожри, собственный замок! Хвала Интруне, тайный ход за восемь лет не обнаружили. А там дело оставалось за малым, пробраться внутрь и открыть ворота. Битва была короткой — у Дарьена больше людей, они лучше обучены и, в отличие от солдат гарнизона, трезвы.
— А дитя?
— Брат, уже не дитя, — я улыбнулась. — Он выше меня и… Я приведу его. Позже. Ему нужно привыкнуть.
К тому, что он дворянин и наследник баронского титула. К новой одежде, поклонам и обращению адельфос. И ко мне, которую знает только по письмам и рассказам Магин. Он очень серьезный, мой маленький брат, и мы все еще чувствуем себя немного неловко. Хорошо, есть Дарьен. Они поладили и, боюсь, когда нам придется вернуться в Керинис, по нему Жовен будет скучать куда больше.
— Это мой муж, — я протянула Дарьену руку. — Я обязана ему жизнью.
Он отказался отпускать меня одну. И ждать на границе отказался. Он ведь уже был в Брокадельене и будет только справедливо, если он наконец-то увидит фейри. Не знаю, кого он, не обладающий истинным зрением, сейчас видел перед собой, но в синих глазах не было страха. Только любопытство.
— Дарьен, — он подошел, представился и кивнул почти по-приятельски.
— Ты же не ждешь, что я назову тебе свое имя, человек?
— Нет. Гвен сказала, у вас не принято. Но вы заботились о ней, — Дарьен привлек меня к себе, — да и мне как-то не хочется быть просто сыном бледной змеи. Кстати, почему я вдруг сын бледной змеи?
Крестный наклонил голову и ягоды остролиста в осеннем венце сверкнули, словно живые рубины.
— Я слышу в тебе кровь того, кто пришел из-за моря. На корабле с головой змеи. Того, кто принес нового бога и привел жрецов, вырубивших священные рощи.
Дарьен недоуменно нахмурился, а меня вдруг осенило.
— Naer Gwenn?
— Ye, merc'h. Мы не вмешиваемся в войны людей, но он хотел взять то, что людям не принадлежит.
— Хлодион, — сказала я уверенно, — Naer Gwenn, Белый Змей.
— Ye, merc'h. Да. Ты выбрала себе странного мужа.
— Лучшего, — я прижалась к моей любви, моей опоре, и широко улыбнулась. — Самого лучшего.
— Я тут подумал, — Дарьен отложил в сторону потертый том «Хроники» мэтра Эрво и притянул меня к себе, — он сказал, что Хлодион был белым. И белым не потому, что ходил в белом, или, как тут написано, носил на щите образ белого морского змея. А потому что он был белым. Сам по себе. Как Хильдерик. Понимаешь?
— И что?
Я оторвала голову от подушки.
— А то, — сказал он, довольно целуя меня в нос, — что Хиль не подменыш, а живое воплощение нашего великого предка.
— Конечно, он не подменыш, — фыркнула я.
— Бывший Верховный Прелат в этом сомневался.
— Он идиот.
— Да, — улыбнулся Дарьен, но улыбка его почему-то была грустной, — идиот. Но главное, даже не это, а то, что у Хлодиона были дети. Семь!
— Ты для этого притащил в постель книжную пыль? — я оперлась локтями на широкую грудь мужа. — Вспомнить сколько детей было у Бледной Змеи?
— Во-первых, он Белый Змей, сама говорила, а во-вторых…
Он вздохнул.
— Условие Хильдерика, когда он давал согласие на наш брак. Я все собирался сказать…
— Да? — я подобралась.
— Хиль решил, если у него не будет детей, назвать наследником нашего первенца.
Я смеялась, пока на глазах не выступили слезы.
— Дочь рода Морфан на троне Арморетты? Да море раньше замерзнет, чем семьи севера проглотят такое!
— А если будет сын…
— Нет, — я покачала головой и сказала, наконец, то, о чем подозревала, и что после короткой фразы на древнем языке, брошенной на прощанье, превратилось в уверенность. — Будет дочь.
Не сразу, но я обещала привезти ее в Брокадельен. Как когда-то привела меня мама.
Он обещал ждать.
— Почему ты так, — начал было Дарьен, но вдруг моргнул, и вид у него сделался растерянный. — Давно ты… Семь демонов Дзигоку, когда?!
— Думаю, в мае. И…
Договорить я не успела, потому что меня схватили, обняли и несколько мгновений не давали нормально вдохнуть.
— Дочь, значит, — счастливо улыбнулся Дарьен. — Дочь — это прекрасно. Только учти, назвать ребенка Гульфрудой, не дам.
Святая Интруна, неужели он запомнил?
— Аделаида, — я заглянула в любимые глаза. — Кстати, тогда в Луви я шутила.
— Аделаида? — он провел пальцем по моей щеке, убирая за ухо непослушную прядь. — Ладно, тогда вторая будет Ивенн.
— Хорошо.
— А третья…
— Дар!
Третью мы назвали Ниниан.