Таиров
За руль сажусь сам. Отпускаю водителя. Хочу так отвлечься, переключиться. Потому что в башке искрит. Сильно искрит, мощно.
Пока дохожу до своей тачки, чую, злоба заново поднимается.
Помню же, как было.
Выкидыш ее. Больница. Я пока ждал, что врачи про Веру скажут, чуть не обезумел.
До сих пор перед глазами та сцена.
Вера бледная. Теряет сознание. А на ее светлой одежде проступает кровь. Как же меня тогда тряхнуло. Бросился к ней, подхватил на руки.
Знал — мой косяк.
Та дрянь ее довела. Снежана. Липла ко мне, придумала бредовую историю со своей беременностью, чтобы мозги запудрить. А сама, как только подвернулась возможность, решила довести Веру.
Упустил многое.
Про то, что моя жена в положении я только там и узнал. В той проклятой клинике.
Даже сейчас по ушам тарабанит голос врача.
«Нам не удалось спасти ребенка».
Так мне тогда сказали. Даже в палату не пустили. Официально я ей стал никто. После нашего развода.
Я был уверен, что у Веры случился выкидыш. Не сомневался в этом. Не проверял ничего.
А как теперь выясняется, стоило бы. Еще как!
Обвели меня вокруг пальца. Как лопуха. Ловко.
— Разберемся, — рычу.
И с врачами. И с клиникой. И с тем, как тогда все настолько быстро и четко провернули.
Но это подождет.
Сейчас главное — Вера.
Завожу двигатель. Выезжаю.
Вождение меня расслабляет. Обычно. Однако сейчас ни черта не помогает. Злоба только сильнее душит. Каждый новый вдох легкие обжигает.
Просто осознаю, сколько всего потерял.
Сколько она у меня забрала.
И добивает то, что все вокруг знали. Все! И долбанный Пылаев. И этот гребаный Кузнецов. Все, кроме меня.
Тут приходит мысль про дочь.
Ксюша…
Она ездила к Вере. Не раз. Про это я был в курсе. Дочка встречалась с ней, даже жила тут.
Ну не могла она не знать. Не могла.
А мне ни слова!
Вся в мать.
Тихушница.
Ладно, с Ксюхой я тоже поговорю. Обсудим, стоит ли так обходиться с тем, кто тебя полностью содержит, кто все твои счета оплачивает.
От дочери такого ножа в спину не ждал.
Зубы скрежещут. Так сильно штормит, что дорогу разбираю с трудом. Наматываю пару кругов, просто чтобы хоть немного отойти.
Не отхожу.
Какой там к чертям покой?
Меня несет…
Наконец, паркуюсь возле нужно подъезда. А дальше — к ней. Пообщаться нужно.
Консьерж внизу начинает мозг выносить. Жилец я или не жилец. Куда пришел, зачем и к кому.
Этот вопрос решаю быстро.
Затыкаю его деньгами.
Потом — в лифт. Наверх. Звоню в дверь. Шаги слышу. И слышу, что открывать Вера не спешит.
Она там. За дверью. Прямо чую.
Снова звоню. И снова. Вообще уже палец от кнопки не убираю.
Замок, наконец, щелкает. Дверь распахивается.
— Ты что такое опять устраиваешь? — выпаливает она.
Глаза сверкают. Взвинченная вся.
— Уходи.
— Нет, — оскаливаюсь. — Теперь я точно никуда не уйду.
— Что?
— Сама глянь.
Достаю из кармана смятый конверт с результатом теста. Протягиваю ей. Она берет. Скорее на автомате. Опускает взгляд, пробегает глазами по строчкам.
И я не могу не заметить, как начинают дрожать ее пальцы, как вибрирует и шелестит трясущийся листок в ее руках.
Что-то царапает меня изнутри.
Просто видеть ее такой оказывается неожиданно… тяжело?
Побледневшая. Нервная. Дрожащая. Перепуганная даже.
Но потом я вспоминаю, как хотел от нее сына. Как мечтал о наследнике. И как она от меня ребенка скрыла.
Малой подрос.
Первое слово, первые шаги. До черта всего «первого» прошло без меня. И это время теперь никогда не вернуть.
— Отойди, Вера, — чеканю. — Хочу увидеть сына.