Глава 11

В моменте я держалась. Не привыкла никому никогда показывать свою боль.

Но когда мы со Снежной вернулись домой, меня накрыло. Слишком много событий произошло за последние два дня. Вот что происходит, когда в твою жизнь возвращается человек, которого в ней быть не должно.

А ведь задача мужчины — защищать, оберегать.

Тогда почему всем вокруг Золотова больно?

Ведь даже его невеста с мамашей не просто так у меня подкараулили… Я видела глаза Миланы, в них нет и намёка на счастье. Хотя это уже совсем не моё дело.

Хорошо, что в жизни матери-одиночки забот хоть отбавляй. В заботах о Снежане я успокаиваюсь, приоритеты сами выстраиваются в правильном порядке.

Она на первом месте.

А Золотов… он обязательно остынет и отвалится сам. Главное — не подпускать его к себе близко и не верить его словам. Вообще, не мешало бы выбрать технику «серого камня» и никак на него не реагировать.

Если что-то меня и спасёт то это безразличие. Но как оставаться безразличной к человеку, который вырвал у тебя из груди душу, бросил её на пол и растоптал?

Если я ему поддамся, чего не будет, он снова разобьёт моё сердце.

Если я буду держаться особняком, то он вцепится в меня мертвой хваткой, потому что привык всегда добиваться своего.

Остаётся безразличие и холод. Но откуда взять на него силы?

Уложив Снежану спать, я ставлю телефон на авиарежим и поудобнее устраиваюсь в спальне у окна с книгой. Заметила, что чтение помогает мне замедлиться и привести в порядок мысли.

Скроллинг социальных сетей и бесконечный поток информации лишают покоя, необходимого молодой маме. Я очень быстро это для себя поняла.

Но телефон на авиарежим поставила не из-за этого. Вовсе не из-за этого…

Время на часах близится к полуночи, когда я, проверив, как там Боня с её лапой, отправляюсь спать.

Подхожу к окну в спальне, чтобы поправить шторы, и вижу яркий свет фар. Внутри сразу же всё опускается, потому что мне прекрасно понятно, кто только что приехал.

И действительно, из машины выходит Паша. Даже несмотря на приличное расстояние, я прекрасно узнаю его по походке.

Ладони сжимаются в кулаки, и я, не думая, вылетаю в прихожую. Набросив на плечи куртку, выхожу во двор. В пылающее лицо моментально бьёт ледяной ветер.

— Таня, привет, — мы с ним буквально сталкиваемся на повороте. — Почему у тебя телефон выключен? Я волновался.

В его голосе настолько отчётливая претензия, что на секунду я зависаю.

Потом смотрю на него исподлобья и спрашиваю:

— Ты ничего не перепутал, Золотов? Телефон у меня выключен, потому что я так захотела. Волноваться за меня не надо. Впрочем, у тебя это в последний год и так прекрасно получалось. Можешь разворачиваться и уходить. Всего доброго!

— Таня, стой, — он буквально хватает меня за рукав, когда я, развернувшись на пятках, ухожу.

Чёрт, опять все пошло не так — хотелось сделать это общение максимально коротким.

— Я сегодня сделал перевод…

От этих его слов хватает, чтобы я резко выдернула руку и развернулась к нему с полным мне ненависти взглядом.

— Кстати об этом: пришли мне данные своего счёта — я тебе всё верну!

Золотов хмурится и смотрит на меня так, словно я говорю на непонятном ему языке.

— Вернёшь? — недоверчиво уточняет он.

— Именно. Мне от тебя ни копейки не нужно. Я без тебя прекрасно справлялась до этого и собираюсь продолжать в таком же духе!

— В каком духе? — он делает ко мне шаг по свежему хрустящему снегу. — Матери-одиночки, которая перебивается от пособия к пособию? Или в духе государственного садика, куда ещё не пробиться? В каком духе, Таня? Объясни поподробнее.

— Ах ты гад! — его слова бьют меня за живое, внутри начинает клокотать от обиды. — Не все, как родились, с серебряной ложкой во рту. Я ходила в государственный садик, и ничего со мной не стало.

— Я хочу для своего ребёнка лучшего, — настаивает он.

— Да? — высмею его интонацией. — Тогда воспользуюсь шансом в очередной раз тебе напомнить, что твоим первым актом заботы о Снежане было — предложение сделать аборт.

— Я никогда не говорил этого слова. Не лги.

— Хорошо, прямо не говорил, а завуалировано — ещё как. Твои слова были про «оставлять ребёнка на своё усмотрение». Огромный процент будущих матерей на моём месте могли бы сделать аборт. Ты далеко не дурак, Золотов, и понимал, к чему могли привести твои слова.

— Но не привели, — останавливает меня он и впивается в моё лицо бешеным взглядом. — И Снежана родилась. Чему я рад. Правда, рад, Таня. Даже благодарен…

— Не могу тебя слушать, — разворачиваюсь; и, придя обратно в дом, через плечо бросаю: — Больше чтобы я тебя не видела у себя на пороге! Не приближайся ко мне. И чтобы никто из твоей семьи больше за нами со Снежаной не следил!

Только в конце я понимаю, что не просто болтнула лишнего, а обеспечила себе целую кучу проблем.

— Не понял, — бывший муж оказывается рядом со мной за секунду. — Кто за тобой следил?

Сначала мне хочется послать его к чёртовой бабушке и ничего не рассказывать. Просто закрыть эту страницу и всё. Но с другой стороны, почему я должна быть мудрой и проглатывать обиды? Почему кому-то можно всё, а я должна молчать?

— Сегодня в поликлинике ко мне подошли две женщины.

— Какие? Кто они и как выглядели? Что говорили? Во сколько это было? — он тут же заваливает меня вопросами.

— Это была твоя невеста и её мама.

— Что, блядь? — он звучит так, словно сильно удивлён. — Откуда ты знаешь, что это были они? Представились?

— Вроде того. Но, как ты понимаешь, они ко мне подошли не для того, чтобы познакомиться.

— Они тебя обидели?

О как. И всё-таки Золотов своих родственников знает хорошо — раз другого варианта на ум так и не пришло.

— Попытались.

После моих слов Паша делает резкий вдох и на пару мгновений уходит в свои мысли.

— Что конкретно они тебе сказали?

— А вот у них, Паша, и спрашивай. А от меня — будьте добры, все отвалите!

Загрузка...