После развода. Зима в сердце

Глава 6

Меня так и подмывает послать его, причём в такой форме, чтобы уши в трубочки завернулись. Но я не хочу, чтобы он знал, какую власть имеет он моими чувствами. Он заслуживает только холод.

Подлец и мерзавец. Мало ему было того, что случилось на дороге, так он приперся ко мне в дом, ещё и зайти хочет. У меня аж зубы хрустят от негодования!

Он своими руками разрушил мою жизнь и обрёк нашу с ним общую дочь на жизнь без отца. И ему хоть бы хны. Стоит передо мной, высокий, наглый, дьявольски красивый, весь из себя.

Он же сюда пришёл, чтобы удовлетворить любопытство. Не более.

Ведь есть такие мужчины, которые сначала по свету разбрасывают своих детей, а потом чисто из-за интереса с ними пересекаются пару раз в жизни.

Останавливаю себя, потому что такими мыслями только сильнее завожусь. Как кормящей матери маленького ребёнка мне этого делать нельзя — мало ли ещё на нервах молоко пропадёт.

— Размечтался, — демонстративно глажу Боню по голове, показывая, что собака на моей стороне и, если надо, по команде что-нибудь ему откусит. — Коляску оставляй, разворачивайся и проваливай навсегда. И адрес этот забудь! Тоже мне, папаша века.

Он смотрит на меня тёмным взглядом из-за прищуренных ресниц. И мне этот взгляд не нравится — слишком много в нём мужского. Как будто Золотов смотрит на меня не столько как на свою бывшую, которая родила, сколько как на женщину. Это нехорошо.

Щёки сразу же обдаёт жаром, и я ненавижу себя за такую реакцию. Я должна его проклинать, видеть в нём противного, хладнокровного монстра, которым он и является. Но ощущение такое, что где-то внутри меня всё ещё теплится слабый огонёк любви.

Но ничего… я этот огонёк потушу. Обязательно потушу!

— Ну уж нет, — он настолько наглеет, что переступает порог и, оказывается, в моей прихожей. Место сразу же становится меньше. Даже моему сердцу в груди. — Этого не будет, Таня. Я вас со Снежаной только нашёл. Глупо ожидать, что я уйду.

Боня начинает рычать, но я крепко её держу. Пальцы намертво вцепились в ошейник.

Я не понимаю смысла его фразы и не собираюсь заниматься угадыванием.

— В коляске деньги, — огорошивает меня он.

— В смысле, деньги? — мотаю головой, чувствуя, как на лоб ползут брови. — Чьи?

Я в ней оставить точно ничего не могла.

— Теперь твои и Снежаны, — как ни в чём не бывало поясняет Паша. Словно это мелочь. — Это от меня. Дашь номер счёта — буду регулярно скидывать ещё… Сколько надо.

Он ещё не успевает договорить, как у меня в голове поднимается такой шум, словно по черепу бьют кувалдами. Ага, сегодня он будет давать мне деньги, а завтра будет этим потыкать. После того, как он со мной поступил, я не удивлюсь такой низости.

Наш развод показал тот высший пилотаж цинизма, на который оказался способен мой любимый мужчина. А теперь я должна просить у него денег?!

— Остановись, Золотов! — перебиваю его. Собственный голос звучит чужим. — Ты что, где-то по дороге назад до своей машины поскользнулся и упал головой о льдину?

— Это сейчас к чему? — с типичной ему манерой наезда в голосе спрашивает он.

Господи, правду говорят — люди не меняются. Целый год прошёл, а по ощущениям как будто пять минут. Тот же гонор, тот же напор. Паша ни капли не изменился, зато я…

У меня вся жизнь с ног на голову перевернулась. Беременность оказалась испытанием со знаком плюс, и смысл этой фразы поймёт любая мама. Мне пришлось повзрослеть в одночасье, из девушки превратиться в женщину, откопать в себе силы на нелёгкие поступки.

А также мне пришлось научиться проглатывать обиды с улыбкой на лице.

Обиды на бывшего мужа, который не стал мараться разводом и натравил на меня своего адвоката; на его семью, которая отреагировала на мою беременность… никак.

Да и в целом на судьбу, когда из квартиры меня вежливо попросили родственники, и всё, что мне оставалось — это с большим животом переезжать в богом забытую деревню.

Сначала я даже расстроилась, но жизнерадостная Боня не дала мне раскиснуть. Она как будто знала, что мне нужна компания, и ни на минуту не оставляла меня.

Благодаря ей я через силу выбиралась из дома, чтобы её выгулять. И это очень помогало оттолкнуться от того мысленного дна, в котором я погрязла.

Золотов, наверное, видит во мне голодную и холодную бывшую, которая должна наброситься на его подачку, разбрызгивая слюни.

Пусть обломится.

— Мне не нужны твои деньги, — киваю на коляску. — Доставай оттуда всё, что положил, и суй обратно в свои карманы!

— А при чём тут ты, дорогая моя бывшая жена? — спрашивает он.

Не торопясь, стягивает с широких плеч куртку. Вешает её на крючок. Мне так и хочется отвернуться, но не могу. Почему он… такой? Козлина с идеальной внешностью.

Золотов продолжает:

— Это тебе мои деньги, может, и не нужны. Значит, используй их на нужды нашей дочери. Она совсем маленькая.

Его голос меняется, становясь слишком понимающим, и меня это бесит. Пусть не притворяется, что его волнует Снежана.

— Уверен, у тебя расходов выше крыши. Дети в наше время — это дорого. Так что переставай ломаться, Таня.

— Вообще-то, я не ломаюсь, — приправив в голос ядом, произношу его имя, — Паша. Я добровольно отказалась от твоих алиментов. Странно, что тебе этого не рассказал твой юрист. Тот ещё цербер, кстати, — с губ срывается колкий смешок. — Хотя, юристы они точно не те ребята, у которых есть привычка забывать. Скорее всего, тебе просто было всё равно, вот и не в курсе был. Но ничего страшного, я тебе прямо сейчас в глаза говорю: отвали от меня вместе со своими деньгами. Да, дети — это дорого, но чистая совесть мне ещё дороже!

— Намекаешь, что ни копейки от меня из принципа не возьмёшь? — сверлит меня взглядом он и, не глядя, закрывает дверь на улицу, как бы показывая мне, что решил остаться.

Обалдеть! Жаль, что под руки нет кочерги или увесистого полена… Чтобе через весь двор летел!

— Вообще-то, я тебе прямо говорю.

— М. Понял. Так мы чай пить пойдём или как? — он кивает на дверь, ведущую в дом.

— Или как! — отпускаю ошейник Бони, хватаю с вешалки его куртку и пихаю ему в руки. — Манатки свои забирай и вали!

Я пытаюсь толкнуть его к двери, прикладываю к этому все силы, а ему хоть бы хны. Он стоит, возвышаясь надо мной, как исполин, смотрит сверху вниз с высоты своего почти двухметрового роста, словно забавляется, наблюдая, как я, кряхтя и упираясь пятками в дощатый пол, пихаю его к выходу.

— Я же сказал, — он наклоняется к моему уху. — Никуда не уйду. Эту ночь я проведу здесь.