Сказать, что в съёмном жилье я чувствую себя не в своей тарелке — это не сказать ничего. Хотя не каждый на моем месте ворочал нос от просторной, светлой квартиры с качественным ремонтом и огромными окнами.
Казалось бы, живи и радуйся, но нет.
Весь день меня сопровождает ощущение, что я нахожусь на чужой территории, которое я отгоняю, чтобы не загнать себя тревогу.
Как всегда, я посвящаю себя заботе о Снежане, в свободные моменты изучая квартиру, которую Золотов снял для нас.
Утренняя доставка продуктов из супермаркета, а потом и кофе сбили меня с толку. Я настолько научилась растворяться в заботе о других, что забыла, каково это — когда заботятся о тебе.
В моей жизни было только два таких человека. Тётя, царствие ей небесное, и бывший муж.
Такой поступок с его стороны я считаю неприемлемым. Я могла сама без труда собраться и сходить со Снежаной в магазин.
Вернётся — я всё ему выскажу.
Но он не возвращается до самого вечера. И я, облегчённо выдохнув (и почему-то решив, что он не приедет до завтрашнего утра), отправляюсь купать Снежану.
Надо же, он даже купил детскую ванночку и средства гигиены.
Держу в руках эти баночки, а в груди клокочет.
Я тоже знала его именно таким. Внимательным к деталям, умеющим проявлять заботу.
Мне с Пашей было очень легко. Если внешне он мог казаться человеком, с которым тяжело найти общий язык, то у нас с ним это получилось моментально.
Поэтому его решение развестись и стало для меня громом среди ясного неба.
«Я сплю с другой, она мне очень нравится» — это не те слова, которые я ожидала услышать после того, как мчалась домой счастливая с новостью о том, что я беременна.
Вот так и получилось, что мужчина, которому я доверила свою жизнь, которого беспрекословно любила и за которым была готова проследовать на край земли, всадил мне в спину нож.
А теперь я, находясь в квартире, которую он снял для нас с дочкой, стою и не понимаю: зачем ему всё это?
Ну вот зачем? Чтобы что? Неужели совесть заела?
Он ведь не «на отвали» и не «от балды» всё это подготовил. Видно, что у него на это ушли и время, и деньги.
А ведь он без пяти минут женатый мужчина…
На этом месте мне становится совсем грустно, словно мои зарубцевавшиеся старые-престарые раны вдруг открылись и начали кровоточить.
Только мы с дочкой приступаем к ванным процедурам, я слышу, как открывается входная дверь.
— Таня, я дома, — оповещает меня Золотов такой же фразой, как когда мы были женаты.
Сначала я из протеста сжимаю губы, а потом мотаю головой, потому что упрямством я ничего никому не докажу.
— Мы в ванной.
— Чем занимаетесь? — он осторожно приоткрывает дверь.
Я надеюсь, что он развернётся и уйдёт. Но нет, Паша заходит и, закрывая за собой дверь, остаётся в ванной вместе с нами.
Заметив папу, Снежана не перестаёт на него смотреть. Он полностью завладевает её вниманием.
— Можно я её искупаю? — спрашивает он, а мне сначала кажется, что я ослышалась.
— Искупаешь? — спрашиваю, не отводя от Снежаны взгляда.
— Да. Если ты не против.
Говорит он тихо и делает между словами паузы, выстраивая речь так, чтобы ни в коем случае не напугать нашу маленькую дочь.
— Паш… — тяжело вздыхаю. — Ты просишь меня о многом.
— Я знаю, что отличился качествами хренового бати, — с еле заметной горечью в голосе произносит он. — И мне многое придётся наверстать. Да, это можно начать делать завтра, но я не хочу ждать, потому что и так упустил слишком много времени, — с этими словами он присаживается рядом со мной.
Снежана всё так же провожает каждое его движение внимательным взглядом.
А у меня в тот момент сердце разрывается, потому что чисто по-человечески я понимаю, что он имеет в виду.
Но с губ срываются совершенно иные слова:
— Знаешь, есть такая народная мудрость, Паша, которая прекрасно отражает твою ситуацию.
— И что же это за народная мудрость такая?
— «Кто тебе? Сам себе».
Он усмехается и медленным движением проводит ладонью по щетине. Он так делает всегда, когда крепко о чем-то думает.
Мне хочется прибить себя за то, что прямо сейчас, находясь в маленьком помещении вместе с дочкой и ним, я чувствую себя… хорошо. Тепло. Надёжно. В безопасности.
Но ведь так не может быть, это нелогично. Только никак это ощущение я перебороть не могу.
— Ты полностью права. Кроме себя, мне винить некого, — на этом месте он шумно выдыхает.
— Мой руки и можешь её искупать.
— Спасибо, — звуки ему даются хрипло, но я не даю себе анализировать причину почему вдруг так.
Поблагодарив меня, Паша выпрямляется так быстро, словно у него вместо ног пружины. Помыв руки, он закатывает рукава и принимается купать Снежану.
Она на перемену реагирует робкой улыбкой, и, кажется, в этот момент сердце Золотова тает окончательно.
— Обалдеть, какая у меня дочь, — хрипло и проникновенно говорит он, мотая головой.
Я в этот момент стою у него за спиной и дрожу, словно нахожусь не в тёплой ванной комнате, где даже полы с подогревом, а на морозе.
Прочистив горло, я говорю, что мне нужно отойти на минутку, а сама, выйдя из ванны, бегу в самую дальнюю комнату, чтобы прореветься.
Мне нужна буквально пара секунд, чтобы дать чувствам выход, а потом я вернусь в ванную как ни в чём не бывало.
Паша даже не догадается.
Зло вытерев влагу со щёк, я направляюсь обратно, но так получается, что я случайно останавливаюсь у приоткрытой двери и подслушиваю слова, которые Паша шёпотом говорит нашей маленькой дочери:
— Моя маленькая, — нежно произносит он. — Опоздал я… — на этом моменте я прикладываю к губам ладонь, потому что вот-вот зарыдаю. — Но больше ты от меня никуда не денешься. Я тебя и твою маму ни за что не брошу…