— Это не мои проблемы, Золотов, — шепчу, чтобы не потревожить нашу с ним засыпающую малышку.
А может, дело в том, что он настолько близко, что сил у меня хватает только на шёпот? Чем больше времени мы вот так стоим одновременно, держа в руках нашу дочь, тем больше мне кажется, что это сон.
Реальность не может быть такой. Не может! Он — жестокий мужчина, который когда-то меня бросил, решив не марать своих рук даже о такой процесс, как развод.
С чего ему вдруг стать эмпатичным и заботливым отцом?
И всё-таки…
— Позволь мне? — всё так же мягко говорит он, и я передаю ему в руки дочь, которая всё так же не отводит от него взгляда.
В глазах закона он всё-таки её папа, которому она вдруг так остро стала интересна.
«Позволь» — слово-то какое выбрал. Глядя со стороны, можно подумать, что он нормальный человек, заботливый отец и мужчина, но меня не проведёшь.
Не знаю, как у него это получается, но он укладывает Снежану спать в два счёта. Так и хочется буркнуть что-нибудь злое, съязвить, чтобы перестал строить из себя папашу года.
— Ты должен уйти прямо сейчас, — говорю, как только закрываю за собой дверь в спальню, где спит дочь. — Вот собери свою волю в кулак и проваливай. Наша встреча сегодня ночью — случайность. Не более того.
— Согласен, — скрипя голосом, произносит он и, сюрприз-сюрприз, стоит надо мной, о чём-то углублённо думая. — Я хочу тебе кое-что предложить…
— Нет!
— Ты перебила меня, недослушав, — щурит веки он, а я наблюдаю за тем, как дымка «ласкового отца» рассеивается.
— Я знаю. В этом весь смысл.
— Ты даже не знаешь, что именно я хочу тебе предложить.
— Ты ничего, — подчёркиваю я, по слогам произнося это слово, — ничего не можешь мне предложить, Паша.
Напряжение между нами усиливается, я чувствую, как у меня всё внутри готовится к обороне.
— Да? — его глаза блестят словно лезвия. — Вообще-то, я могу предложить тебе многое, — он делает шаг назад, чтобы рукой обвести скромную гостиную, — намного больше, чем у тебя есть сейчас.
Жаль, под рукой нет ничего потяжелее, чтобы его огреть.
— Верю, — говорю таким тоном, что у него лицо искажается, словно он съел лимон. — Правда, не понимаю: с чего ты вдруг решил, что мне нужно больше, чем у меня есть?
Он открывает рот, чтобы со мной поспорить, и… закрывает. Не ожидал, что я не продаюсь. В отличие, например, от той цацы, что сидела в его машине. Красивая девушка — настолько, словно только сошла со страницы соцсетей.
Идеальная.
И такая идеальная, неземная красота стоит денег. У Золотова они, как раз, есть, вот он и привык, что, говориться, «покупать». Не зря же сунул в коляску Снежаны деньги и уже готов высылать мне алименты.
Всё, чтобы добиться от меня благосклонности, правда, непонятно зачем…
— Видишь, Золотов, насколько мы с тобой разные. Хорошо, что развелись, — теперь наступает моя очередь нагло ему подмигивать.
Слышу хруст его зубов на расстоянии метра.
Он думает, что напоролся на свою нищую бывшую, которая по первому щелчку упадёт спасителю в ноги. Не угадал. Вот совершенно не угадал.
— Чем больше ты мне грубишь, Таня, — его голос обретает хрипотцу, которая запускает на моей спине табун мурашек. Становится нехорошо, потому что я знаю этот голос, — тем сильнее я хочу тебя обратно.
— Ты просто больной, Золотов, — мотаю головой. — Тебе надо лечить свою башку… Что ты делаешь?..
Он подходит, но останавливается в миллиметре, словно напарывается на невидимую стену. Моего лица касается его быстрое, слишком быстрое дыхание.
Ладно, я дышу как загнанный зверь, он, вообще-то, разрушил мою жизнь. Но он… с ним-то что не так?
— Что я делаю? — его корпус едва заметно пошатывается в мою сторону. — Пока ничего, — Паша окидывает меня тёмным, пронизывающим насквозь взглядом. — Просто смотрю на свою бывшую жену и понимаю, почему тогда женился.
— Дурак.
— А вот и шарм, — он делает глубокий вдох, словно вдыхает меня. — Я бы сейчас… — он проглатывает слова. — Подумай над моими словами и не бойся, я тебя не трону.
— Спасибо, — швыряю в него сарказмом.
Он смеётся, и тогда я не выдерживаю. В глазах встаёт красная пелена, сердце распахивается, и оттуда выходит копившаяся годами боль.
Толкаю его в грудь со всей силы, обеими руками. Ладони глухо ударяются о «каменные пластины» грудных мышц.
Стереть с его лица ухмылку не получается, но я слишком завелась, чтобы остановиться.
Снова его толкаю. Он отступает на шаг.
Ещё толчок, и вот мы в прямом смысле слова вываливаемся в прихожую.
Боня смотрит на нас большими глазами, но, слава богу, напугаться не успела.
Я не успокаиваюсь. Во мне столько ярости, что я распахиваю дверь на улицу, впуская в лёгкие морозный воздух. Срываю с крючка куртку бывшего мужа и бросаю её в снег, которого нападало по колено.
— Ну ты завелась, — судя по насмешке в голосе, Золотову все шутки.
— Даже не начинала! — хватаю его за грудки и выволакиваю на улицу.
Сил я не жалею, и как результат в снег падают сразу несколько оторванных пуговиц. Ткань его явно дорогой рубашки трещит.
В одном я не обманываюсь: он позволяет мне вымещать на нём свой гнев и вот так себя вести. Учитывая его прошлое в вооружённых силах, он мог меня обезвредить, не моргнув взглядом.
— Тань, — он всё-таки перехватывает мои запястья, заводя мне их за спину. А прижав их к моей пояснице — надавливает. Наши тела, разгорячённые ненавистью и чем-то еще, соприкасаются, и лицо бывшего мужа вдруг оказывается прямо над моим. Миллиметр, и наши губы сольются воедино. — Я бы тебя сейчас целовал до распухших губ, милая. А потом распластал под собой и долго и нежно трахал, но есть одно но: у меня скоро свадьба, и поступить с тобой, как урод дважды — я не могу.