После развода. Зима в сердце

Глава 20

Павел Золотов

— Потому что я понял, что всё ещё сильно тебя…

Из спальни доносится плач Снежаны, и Таня сразу же подрывается с места. Проносится мимо меня пулей, пряча взгляд в пол. Она прекрасно поняла, что я хотел ей сказать.

В голове дилемма: проследовать за ней или оставить в покое?

Я много на неё вывалил. И это были не просто слова — это была правда, тяжёлая, громоздкая и неприятная.

Мне безумно хочется остаться дома и провести время с ними — с бывшей женой и дочерью.

Я не знал, что иметь ребёнка ощущается именно… так.

Даже не догадывался, что при одном только виде малышки, жизнь которой теперь полностью в твоих руках, в груди появляются чувство, ни на что не похожее.

Я сразу понял, что не буду тем отцом, который командует.

Наоборот. У Снежаны есть все шансы командовать мной. Я серьёзно.

Но для того чтобы это случилось, мне сейчас нельзя оставаться в этой квартире ни минуты больше. Мне нужно уйти, проветрить голову на свежем воздухе и морозе, и кое-что решить.

Я прощаюсь с Таней из коридора, коротко упомянув, что у меня есть несколько дел. Уверен — она выдыхает, когда я закрываю за собой входную дверь и ухожу.

Иду к машине и на ходу прикладываю к уху телефон. Раздаются гудки.

— Алло, — отвечает сонный женский голос.

— Тёть Оль, Золотов Павел беспокоит, — открываю дверь с пассажирской стороны, тянусь к бардачку за сигаретой, но останавливаю себя.

Я даже не злюсь — я в бешенстве.

Какое в жопу курение, когда у меня в доме младенец? Совсем охренел, Золотов?

— Меня слышно? — захлопываю дверь.

— Слышно, Паша, слышно. А ты чего в такое время звонишь? С Таней что-то случилось?

Так и знал, что поджог — её рук дело. Неужели она настолько тупая, что после череды приконченных мужиков размечталась, будто и ей удастся выйти сухой из воды?

— А должно было? — еле фильтрую слова, так хочется её припечатать фактами.

— Не знаю, — изображает растерянность. — Просто сейчас четвёртый час утра, а в такое время обычно звонят в экстренном случае.

— Например, при пожаре, да? Или чтобы сообщить, что родственница, с которой у вас был «конфликт на бытовой почве», вместе со своей дочерью могла задохнуться от угарного газа?

— Паша, ты меня пугаешь!

— Тёть Оль, актёрский талант оставьте ментам и суду. Хотя я сделаю всё, чтобы ваши отмазки они разнесли в пух и прах.

— Так, мы с тобой друг друга, кажется, не понимаем. Где сейчас Таня и дочь её… как её там?..

— Снежана, — цежу сквозь зубы.

— Да-да, Снежана! Где они сейчас?

— В безопасности…

— Так это хорошо! Тьфу, чего ж ты меня пугаешь так?

— …Потому что успели выбраться из дома, который вы подожгли.

На том конце провода повисает мёртвая пауза. Я слышу только учащённое дыхание.

Волнуется. Правильно, что волнуется — я камня на камне не оставлю.

— Дом горел?! — женский голос ломается, переходит в свист.

— Горел, — всех деталей не рассказываю, на случай если она хочет выведать у меня больше информации.

— Боже милый! Паша, а почему ты думаешь, что это я подожгла? Как тебе такое в голову прийти могло?

— Вас видели.

— Меня? Что? — у женщины начинается ступор, она заикается. — Меня не могли видеть.

— Но видели, — огибаю машину, открываю багажник.

Достаю из него монтировку, которой подпёрли дверь. Всматриваюсь в серийный номер, пока на другом конце провода начинается настоящая истерика.

— Я невиновна! Ты мне что позвонил — ради того, чтобы обвинить в таком? Да как ты… Да как ты…

— Тихо, — чутьё вдруг настораживается.

Я всматриваюсь в логотип на железке — и понимаю, что уже видел его раньше.

— Паша! — как резаная орёт в трубку тётя Оля, но я уже сбрасываю звонок.

— Ах ты сука… — бросаю монтировку обратно в багажник и выжимаю газ, направляясь в дом, где больше никогда не планировал появляться.

Во всех окнах дома Королёвых моментально вспыхивает свет — неудивительно, я барабанил в дверь, не жалея сил. Анфиса Олеговна распахивает дверь в домашнем халате и бигудях.

— Паша, ты что себе… — претензия застревает у неё в горле, когда она, опустив взгляд, замечает у меня в руке ту самую монтировку, которой подпёрли дверь дома Тани. — Позволяешь…

Побледнев, она отшатывается, что позволяет мне зайти в дом. Милана уже бежит со второго этажа, ломая ноги. На лице удивление и улыбка, но они мгновенно слетают, когда она понимает, что я сюда пришёл не с добрыми намерениями.

— Что здесь происходит? — Милана переводит взгляд с меня на мать и обратно.

Анфиса Олеговна стоит, проглотив змеиный язык.

— Спроси свою мать, где она была прошлой ночью.

— Зачем? Мам, о чём он говорит?

— Без понятия, — спесивым тоном отвечает та.

В этот момент я бросаю монтировку ей под ноги. Анфиса Олеговна с визгом отскакивает. Что, впрочем, не мешает ей тут же броситься на меня с осатанелыми воплями.

— Что ты здесь устроил, а?!

— У пожара есть свидетели. Соседи видели, как с территории уходила женщина, по описанию очень похожая на вас. А монтировка… — указываю на инструмент. — Принадлежит вам.

— Ты никогда не сможешь этого доказать, — смеётся мне в лицо Анфиса Олеговна.

— Все знают, что у вашего покойного мужа, отца Миланы, была страсть к машинам, — по женскому лицу пробегает тень. — Он особенно любил свой старенький «Лексус». Полировал его постоянно, пылинки сдувал. В комплекте к нему как раз шли вот такие рычаги-монтажки…

Мне даже не нужно приводить все доводы — сказанного хватает, чтобы моя несостоявшаяся свекровь озверела.

Она поднимает монтировку с пола рывком.

— Только у сильных людей хватает смелости брать судьбу в свои руки. Что я и сделала! Жаль, не вышло… — за её поганый смех в этот момент мне хочется придушить тварь. — Ну а ты, если бы правда был таким умным, Паша, не разбрасывался бы важными уликами, — хладнокровно произносит она, и у меня больше нет сомнений, что к пожару причастна именно Анфиса Олеговна. — Спасибо, что вернул мне мою вещь!

— На здоровье, — направляясь к выходу, бросаю через плечо: — Только это моя монтировка. Та, которой вы подпирали дверь, уже в полиции.