Завожу нашу собаку Боню домой после того, как она хорошенько облаяла Золотова. Я через окно видела, как тот опешил. Так ему и надо.
Нефиг было за мной следовать по пятам! Надо будет как-то ещё подловить момент и забрать коляску…
Но это потом, сейчас надо покормить Снежану и как-то снова растопить старую печку, с которой я так и не научилась справляться. Дом был тёплым, когда мы уходили, но я чувствую, как стремительно он остывает.
Малышка наедается и сладко засыпает в своей кроватке. Боня отдыхает на лежанке в прихожей. А я, попутно с делами по дому, сама того не замечаю, как окунаюсь в прошлое.
Я любила Пашу. Простой, наивной, но самой настоящей любовью. И была уверена, что он тоже меня любит. А как иначе? В моей голове мы были олицетворением того самого «вместе навсегда».
Я объяснила ему ещё до того, как мы стали встречаться, что меня не интересуют отношения ради отношений. Для меня важна любовь, которая приведёт к браку и рождению детей. Договорив, я разрешила ему смеяться, если мои слова покажутся глупыми.
Но Золотов не только не рассмеялся — он внимательно меня выслушал и добавил, что ещё никогда такого не слышал. Что-то в его взгляде тогда изменилось, а я даже подумать не могла, что тот разговор стал точкой отсчёта его чувств ко мне. Паша мне в этом сам признался, но уже потом, когда мы стали встречаться.
Золотов — очень красивый мужчина. Был, есть и будет. Такие, как он, с возрастом становятся ещё более притягательными. Это особенность типажа.
Я всегда представляла нас зрелой, а той пожилой парой, и как я любуюсь своим мужем сквозь годы. А так же, как и своими детьми, в которых обязательно буду находить черты самого любимого мужчины на свете.
Между нами было много тепла, я купалась в любви мужа и чувствовала, как ему нужна моя.
Когда мы только познакомились, таинственный Павел Золотов, о котором никто ничего толком не знал, показался мне скалой. Неприступным, черствым мужчиной, совершенно неспособным на то, чтобы понимать женщин — особенно ранимых, вроде меня.
Я уже в него влюбилась по уши, мечтала о нём, зарываясь лицом в подушку, сходила с ума от чувств — но всё равно твердилa себе, что мы с ним точно не пара.
А оказалось, что пара… Более того, та самая скала, этот таинственный мужчина, бархатным голосом иногда меня просил, чтобы я говорила ему слова любви. Меня! Такую, как я…
В печи вспыхивает совсем слабое пламя, и я боюсь дышать, чтобы его не потушить. Осторожно выпрямляюсь, иду на кухню. Делаю себе горячий шоколад и подхожу к окну.
В стекло бьётся набирающий силы снежный вихрь. Полная луна освещает белые от снега поля и сугробы таким ярким светом, что в глазах рябит…
Сегодня я уже видела нечто белое — то, от чего рябило в глазах и болело в сердце, хотя не должно было.
Прочь эти мысли. Золотов — разведённый мужчина и вполне может проводить время в компании кого угодно. Мне он ничего не должен, более того, мне от него ничего не нужно.
Моё «нужное» сладко сопит в кроватке.
А он пусть хоть сдохнет… Да, я, наверное, плохой человек, но ничего лучшего пожелать ему не могу.
Снежану он хотел на руки взять… Зла не хватает. Она что, игрушка? Нельзя взять на руки своего ребёнка один раз в жизни — и потом навсегда о нём забыть! В таком случае лучше ребёнка вообще не трогать.
Но он это сделал. И когда я на них смотрела — родных и таких чужих одновременно — мне очень хотелось плакать. Внутри себя я орала, срывая горло. Потом забрала у него дочь и, так быстро, насколько могла, пошла домой. Ужас. Какой же это был ужас.
«Всё-таки ты родила…»
Да как у него язык повернулся такое сказать? Как посмел, чудовище, притворяться, что не знал о Снежане? А что я должна была сделать, если не родить? По его указке рвануть на аборт? Сдать её в детдом?
Чем больше я об этом думаю, тем сильнее во мне пускает корни лютая ненависть. Она холоднее той зимы, что разыгралась за окном. В разы холоднее.
Вдруг за окном появляется тень. Быстрая тень. Большая… Я сразу понимаю — мужчина. Чужой. Всё бросив, я бегу в прихожую, чтобы поднять Боню, и с ужасом понимаю, что дверь на улицу распахнулась! Слышу хруст снега, шаги. Сердце подскакивает в груди, провоцируя чувство тошноты. Боня рычит, оставаясь рядом со мной.
— Да угомони ты уже эту собаку, — на пороге моего дома появляется бывший муж. — Я коляску притащил, — он демонстрирует мне её через проём. — Почему сама не вышла забрать?
Завершает свои слова он своей фирменной ухмылкой хозяина жизни, но глаза насторожены. Мы с ним не виделись с того самого дня, когда он сказал, что спит с другой.
Зато сегодня судьба ко мне особенно жестока, раз подсылает этого придурка опять. Боня — воспитанная девочка, и пока сидит рядом со мной.
— Ты… Золотов… Обалдел совсем?!
— Тань…
— Одна команда, — намекаю на собаку. — И ты будешь отсюда бежать, роняя тапки. Вернее, туфли. Судя по всему, дорогие — для какого-то мероприятия. Так туда и вали. Что ты ко мне привязался?
— Смотрю, тебя голыми руками не возьмёшь, — жёстко бросает он.
— Наглый.
— Раньше ты вела себя попроще.
— Раньше я не знала, какой ты козёл, Золотов… — взгляд цепляется за сбитые в кровь костяшки его пальцев. Меня передёргивает. — Смотрю, жизнь тебя ничему не учит. Где уже подрался? У нас в деревне одни старики живут.
— Пусти в дом, расскажу.