После развода. Зима в сердце

Глава 21

Паша ушёл в ночь, а я в последний момент запретила себе окликнуть его на пороге. Во мне проснулось давно забытое чувство, свойственное жене — волнение за любимого мужа.

И пусть мы с Золотовым давно лишились этих ролей, его откровение пошатнуло мой внутренний мир. А недавнее появление в нашей со Снежаной жизни — пошатнуло внешний.

Покормив Снежану, я дождалась, пока она уснёт, и урывками дремала, всё думая о том, что говорил мне Паша.

На что нас может толкнуть приближающаяся смерть близкого человека? Пожалуй, на многое.

Часть меня стремится к тому, чтобы не верить его словам, но я отдаю себе отчёт, что это свойственное моему характеру упрямство.

Мне нужно перестать видеть в нём врага, хотя бы потому, что он отец Снежаны.

И чует моё сердце — отец из него получится любящий. Уже получился. Это читается в деталях, замечая которые я чувствую, как оттаивает моё сердце.

Когда Паша возвращается ближе к обеду, я понимаю, что, даже несмотря на сильнейшую усталость, которая меня усыпляла, я всё равно его ждала.

У меня стойкое ощущение, что мы с ним недоговорили, но стоит мне вспомнить, на чём именно мы прервались — становится не по себе.

От недосыпа меня потряхивает, а на коже проступают противные мурашки, которые я никак не могу смахнуть.

— Как Снежана? — тихо интересуется он и смотрит мне через плечо в сторону спальни.

— Сладко спит.

Мой ответ заставляет его улыбнуться, что в случае Павла Золотова — явление не просто редкое, а практически краснокнижное.

Он всегда редко улыбался, особенно если мы находились, что называется, на людях. Наедине это случалось чаще, и каждый раз моё сердце таяло.

— Хочу на неё посмотреть, — говорит он, а проходя мимо меня в спальню, останавливается. Коридор вдруг ощущается особенно тесным, да что там — даже сердцу в груди становится невыносимо мало места. — Ты поспала?

— Немного, — пожимаю плечами, думая, что, наверное, он увидел под моими глазами синие тени.

— Это хорошо. Надеюсь, ты голодна, потому что я по пути домой захватил нам еды из ресторана.

— Я погрею, — прикрываясь этими словами, как поводом поскорее избежать его близости, направляюсь на кухню.

Сердце грохочет как бешеное — с такими темпами я вообще забуду, что такое сон. Ставлю чайник, чтобы сделать нам кофе, параллельно разогревая обед.

Паша заходит на кухню через несколько минут, как раз когда в воздухе появляется запах сочного мяса. Пахнет так вкусно, что даже у меня текут слюнки.

— Она так похожа на тебя, когда спит, — говорит он, а я замечаю на его лице ту самую мечтательную улыбку, как будто он до сих пор держит в голове образ личика Снежаны.

— Разве? — достаю из микроволновки горячее блюдо и раскладываю по тарелкам. — А я думала, что на тебя.

— Нет. Ты также хмуришься, когда спишь. У тебя даже складка между бровей появляется, — он указывает себе на лоб. — Снежана твоя копия. Я завидую, — и снова эта улыбка, от которой у меня в груди поднимается рой бабочек.

И вроде бы ничего крамольного он не говорит, а всё равно этот разговор кажется непозволительно семейным. Личным.

Я к такому не привыкла, не говоря уже о том, что настраивала себя на совершенно другое материнство.

Одинокое — где я буду играть сразу две роли за обоих родителей.

— Приятного аппетита, — говорю бывшему мужу и сама берусь за вилку.

Но не успеваю отправить в рот ни кусочка еды, как меня сшибают с ног слова Паши.

Если бы я стояла, то уже бы рухнула.

— Я всё узнал. Про пожар, — улыбка испарилась, теперь его губы сжаты в жёсткую линию.

— Кто? — коротко спрашиваю на выдохе.

Наши взгляды встречаются, и по глазам бывшего мужа я понимаю, что всё серьёзно. Тот, кто это сделал, перешёл ему дорогу, и просто так он этого не оставит.

— Мать Миланы.

— Что? — почва под ногами становится зыбкой. — Откуда ты знаешь?..

Меня охватывает дичайший страх, потому что, оказывается — на мою жизнь и жизнь моей дочери покушалась женщина, которую я даже не знаю.

— Есть улики, — коротко отвечает Паша, явно не желая посвящать меня во все детали.

— Ужас… — я отвожу взгляд, чтобы отвлечься и не заплакать.

Меня накрывает волной бесконтрольного страха. Я не даю себе об этом думать, но та ночь, когда наш дом подожгли, навсегда оставила во мне шрам.

Что, если бы я спала?

Что, если бы мы задохнулись от угарного газа?..

— Тебе не нужно бояться, — голос Паши звучит у моего уха, а его рука обхватывает меня за талию, помогая подняться на ноги. — Слышишь меня?

Я не понимаю, как он так быстро оказался рядом, а его свободная рука уже заботливо убирает от моего лица волосы. Костяшками пальцев он то и дело проводит по моей щеке — обжигающе ласково.

— Как я могу не бояться? — слёзы всё-таки бегут по моим щекам, а бывший муж следит за ними.

— Не плачь, Тань. Пожалуйста, — он мягко ловит слёзы, убирая их с моего лица. — Я не дам ничему плохому случиться.

— Допустим, — во мне говорит отчаяние и прагматизм. Слёзы не делают из меня нерациональную барышню. — Допустим, сейчас, пока мы временно тут, у тебя под крылом. Но когда-то мы со Снежаной вернёмся в тот дом, и…

— Тань, — он заключает моё лицо в свои горячие, словно поверхность солнца, ладони. Они греют, обжигая теплом, к которому хочется тянуться. — Вре́менным было прошлое, когда ты и я были не вместе.

— Паш…

— Нет, слушай. Я знаю, что ты гордая и упрямая, а я козёл, которому нужно будет долго и муторно заслуживать твоё доверие, — жарко произносит он. — И я на это согласен. Насчёт дома — теперь он тут. В безопасности. У вас будет всё, что захочешь.

— Это не просто, — мотая головой, пытаюсь отвернуться, но Золотов не даёт. — Мне нужно разобраться с…

— Всё очень просто. Предельно просто. Тебе больше ни с чем не нужно разбираться. Мы разделим роли, Таня, слышишь? Ты занимаешься Снежаной, а я решаю другие важные вопросы вместо тебя. Как и должен был последний год — но меня, козла, рядом не было. Я всё наверстаю, — он прислоняется лбом к моему, попутно вжимая меня в своё сильное, горячее тело. — Всё сделаю. Только, пожалуйста, не плачь. Я больше не хочу, чтобы ты плакала. Никогда.