Прекрасная тьма

Глава восемнадцатая Шестнадцатое июня. Открытия

Когда я добрался до постели, уже почти светало. Утром меня ждет ад пострашнее, когда Амма меня увидит, но у меня было чувство, что Мэриан не ждет меня на работу вовремя. Она боялась Аммы так же, как и другие. Я сбросил ботинки и уснул прежде, чем коснулся подушки.

***

Невыносимо яркий свет.

Я был ослеплен этим светом. Или это была тьма?

От такого свечения у меня заболели глаза, как будто я долгое время безотрывно смотрел на солнце. Все, что я смог различить — это силуэт, закрывающий свет. Мне не было страшно. Этот силуэт я знал очень хорошо: узкая талия, тонкие руки и пальцы. Знал каждую прядь волос, танцующую в магическом бризе.

Лена сделала шаг вперед, подходя ко мне. Я, не двигаясь, наблюдал, как ее руки вынырнули из тьмы в тот свет, которым я был окружен. Свет пополз по ним вверх, пока не достиг талии, плеч, груди.

Итан.

Ее лицо по-прежнему было скрыто в тени, но теперь ее пальцы касались меня, скользя по плечам, шее и, наконец, по лицу. Я прижал ее руку к своей щеке, и она обожгла меня, но не жаром, а холодом.

Я здесь, Ли.

Я любила тебя, Итан. Но мне пора идти.

Я знаю.

В темноте я увидел, как она открывает глаза, и они вспыхивают золотом — глаза проклятия. Глаза Темного мага.

Я тоже любил тебя, Ли.

Я протянул руку и осторожно закрыл ей глаза. Холод ее руки исчез с моего лица. Я отвел взгляд и заставил себя проснуться.

***

Я был готов встретить гнев Аммы, когда спустился вниз. Мой отец ушел за газетой в «Стоп и Стил», и мы остались вдвоем. Втроем, если считать Люсиль, уставившуюся в свою миску с сухим кошачьим кормом, который, вероятно, она раньше никогда не видела. Думаю, Амма злилась и на нее тоже.

Она стояла возле духовки, доставая оттуда пирог. Стол был накрыт, но завтрак не готов. Ни каши, ни яиц, ни даже кусочка тоста. Все было хуже, чем я думал. Последний раз, когда она что-то пекла утром вместо приготовления завтрака, был после дня рождения Лены, а перед этим — на следующий день после смерти моей матери. Амма месила тесто, как боксер. С такой яростью она могла бы испечь столько печенья, что можно было бы накормить всех баптистов и методистов вместе взятых. Я надеялся, что этим утром основной удар тесто приняло на себя.

— Амма, прости меня. Я не знаю, что эта штука от нас хотела.

Она захлопнула дверцу духовки и повернулась ко мне.

- Конечно, ты не знаешь. Ты вообще многого не знаешь, но это не остановило тебя, и ты влез в то, что тебя вообще не касается. Теперь касается? — она схватила миску, мешая содержимое Одноглазой Угрозой, как будто не эта же ложка была на ярмарке оружием против Ридли.

— Я пошел туда, чтобы найти Лену. Она встречалась с Ридли, и я думаю, что она в беде.

Амма мигом развернулась:

- Ты думаешь, она в беде? Ты хоть себе представляешь, что это было? То, что чуть не забрало тебя из этого мира в другой? — она яростно продолжала мешать.

— Лив сказала, что это называют хмарью, и она была послана кем-то могущественным.

- И Темным. Кем-то, кто не хотел, чтобы ты и твои друзья ошивались в тех Туннелях.

- Кто может хотеть, чтобы мы держались подальше от Туннелей? Сарафина и Хантинг? Почему?

Амма стукнула миской по столу.

- Почему? Почему ты всегда задаешь так много вопросов о том, что не имеет к тебе никакого отношения? Признаю, это моя вина. Я позволяла тебе засыпать меня этими вопросами, еще когда ты пешком под стол ходил, — она покачала головой. — Это игра в поддавки. В ней не может быть победителей.

Отлично. Еще больше загадок.

- Амма, о чем ты говоришь?

Она ткнула в меня пальцем, как и прошлой ночью:

- Тебе нечего делать в Туннелях, ты меня понял? У Лены сейчас тяжелое время, и мне тысячу раз жаль, но она должна разобраться со всем этим сама. Ты ничего не можешь сделать. Так что держись от Туннелей подальше. Там есть вещи и похуже хмарей, — Амма повернулась к своему пирогу, выливая на него начинку из миски. Разговор был окончен. — Теперь ты пойдешь на работу, и будешь идти по Гатлину, а не под ним.

— Слушаюсь, мэм.

Мне не нравилось лгать Амме, но технически я этого и не делал. По крайней мере, себе я так и сказал. Я собирался пойти на работу. Сразу после того, как съезжу в Равенвуд. С одной стороны, после вчерашней ночи говорить уже не о чем, с другой — нужно все выяснить.

Мне нужны были ответы. Как долго она лгала мне и встречалась с другим за моей спиной? Еще с похорон, когда я впервые увидел их вместе? Или с того дня, когда она сфотографировала его мотоцикл на кладбище? Речь идет о месяцах, неделях, днях? Для парня эта разница существенна. Пока не узнаю, это будет снедать меня изнутри, и не даст покоя тем остаткам гордости, что еще были у меня.

Потому что факт есть факт: я слышал ее и ушами, и мысленно. Она это сказала, и я видел ее с Джоном. Ты мне не нужен здесь, Итан. Все кончено. Никогда бы не подумал, что это случится с нами.

***

Я подъехал к резным кованым воротам Равенвуда и заглушил мотор. Я сидел в машине, не открывая окон, хотя внутри дышать было уже трудно. Жара станет невыносимой через пару минут, но я не мог пошевелиться. Я закрыл глаза, слушая цикад. Если я не выйду из машины, мне не придется сталкиваться с правдой. Мне вообще необязательно въезжать в эти ворота. Ключ зажигания все еще на месте. Я мог развернуться и поехать в библиотеку.

Тогда ничего не случится.

Я повернул ключ, и в салоне заработало радио. До этого оно было выключено. Прием в Вольво был немногим лучше, чем в Колотушке, но сквозь помехи кое-что я услышал:

Семнадцать лун, семнадцать сфер,

Луна придет не в свое время

Осветят звезды путь сердец,

Одно разбито, одно опустело.

Мотор заглох, и музыка вместе с ним. Я не понял часть про луну, кроме того, что она придет, но это я и так уже знал. И мне не нужна была песня, чтобы знать, чье сердце разбито.

Когда я, наконец, открыл дверь, удушающая жара Каролины показалась мне прохладой по сравнению с пеклом внутри салона. Ворота скрипнули, когда я скользнул внутрь. Чем ближе я подходил к дому, тем заметнее было, в какой упадок пришел дом без Мэйкона. Сейчас он выглядел еще хуже, чем в мой последний визит.

Я поднялся на веранду по ступеням, скрипевшим под моими ногами. Дом выглядел, наверное, так же плохо, как и сад, но я его не видел. Куда бы я ни посмотрел, перед глазами стояла Лена. Лена, пытавшаяся убедить меня уйти домой в вечер нашего знакомства с Мэйконом; Лена, сидевшая на ступеньках в своем оранжевом комбинезоне заключенного за неделю до ее дня рождения. Я подумывал пойти в Гринбрайер, на могилу Женевьевы, чтобы вспомнить, как Лена прижималась ко мне со словарем латыни в руках, когда мы пытались разгадать тайну Книги Лун.

Но теперь это лишь призраки.

Я рассмотрел резьбу над дверью и нашел знакомый полумесяц магов. Я потрогал иссушенное дерево перекрытия и заколебался. Не зная, насколько радушно меня примут, я нажал на символ. Дверь распахнулась, и тетя Дель, улыбаясь, воскликнула:

- Итан! Я надеялась, что ты заглянешь перед нашим отъездом, — она втащила меня внутрь и обняла.

Внутри было темно. Я заметил гору чемоданов у лестницы. Большая часть мебели была накрыта чехлами, повсюду расползались тени. Значит, правда. Они действительно уезжают. С последнего школьного дня Лена не сказала ни слова о поездке, и в свете последних событий я об этом уже почти забыл. По крайней мере, хотел забыть. Лена даже не упоминала, что они собирают вещи. Сколько же всего она мне больше не рассказывала.

— Поэтому ты здесь, не так ли? — тетя Дель озадаченно прищурилась. — Попрощаться?

Как Времяворот, она не могла различать слои времени, поэтому всегда была немного потерянной. Она могла видеть все, что происходило или произойдет в комнате, как только она туда входила, но видела это все одновременно. Иногда мне было интересно, что она видит, когда я вхожу в эту комнату. Но, наверное, я все же не хотел этого знать.

— Да, я хотел попрощаться. Когда вы уезжаете?

Рис раскладывала книги в столовой, но я увидел, что она хмурится. Я по привычке отвернулся. Последнее, что мне было нужно, это чтобы Рис прочла на моем лице все события прошлой ночи.

- Не раньше воскресенья, но Лена еще не собралась. Не отвлекай ее, — крикнула она.

Два дня. Она уезжает через два дня, и я об этом не знал. Собиралась ли она вообще попрощаться?

Я опустил голову и зашел в гостиную, чтобы поздороваться с Бабулей. Она неподвижно сидела в кресле-качалке с чашкой чая и газетой, словно суета этого утра ее не касалась. Она улыбнулась и сложила газету вдвое. Похоже, что это была «Звезды и Полосы», но она была написана на языке, которого я не знал.

— Итан. Мне жаль, что ты не можешь поехать с нами. Я буду скучать, и я уверена, что Лена будет считать дни до нашего возвращения, — она поднялась из кресла и обняла меня.

Да, возможно, Лена и будет считать дни, но не по той причине, что думала бабушка. Ее семья понятия не имела, что сейчас с нами происходит, или с Леной, если точнее. Скорее всего, они не знали о том, что Лена зависает в подземных магических клубах, таких, как Изгнание, и катается с Джоном на его Харлее. Возможно, они вообще не знали о Джоне Бриде.

Я вспомнил, как впервые встретил Лену, длинный список мест, где она жила; друзей, которыми она так и не обзавелась; школ, в которые не ходила. К этой жизни она возвращается?

Бабуля с любопытством посмотрела на меня и погладила меня по щеке. Ее рука была мягкой, как перчатки, которые Сестры надевали в церковь.

- Ты изменился, Итан.

— Мэм?

- Я не могу точно сказать, что именно, но что-то поменялось.

Я отвел взгляд. Притворяться не было смысла. Она почувствует, что между нами с Леной больше нет связи, если еще не почувствовала. Бабуля была похожа на Амму. Одна только сила воли делала ее сильнейшим человеком в комнате.

- Не только я изменился, мэм.

Она вновь села и взяла газету.

- Чепуха. Все меняются, Итан. Это жизнь. Теперь пойди и скажи моей внучке, чтобы она собиралась. Нам нужно уехать до смены лунного цикла, пока мы не застряли тут навечно, — она усмехнулась, как будто я должен был понять, в чем соль шутки. Но я не понял.

Дверь в комнату Лены была едва приоткрыта. Стены, потолок, мебель — все было черным. Ее стены больше не были исписаны маркером. Теперь ее поэзия была нацарапана белым мелом. Двери шкафа были исписаны одной и той же фразой: бежатьчтобынедвигатьсябежатьчтобынедвигатьсябежатьчтобынедвигаться. Я уставился на текст, пытаясь вычленить слова, с Лениной манерой писать мне приходилось делать это не единожды. Когда я разобрался, что к чему, то узнал слова старой песни «Ю-ту» и понял, насколько они соответствуют происходящему.

Именно это и делала Лена все время, каждую секунду, после смерти Мэйкона.

Ее маленькая кузина, Райан, сидела на кровати, Лена уткнулась ей в ладони. Райан была Кудесником и применяла свою силу только, когда кому-то было очень больно. Обычно это был я, но сегодня помощь нужна была Лене.

Я едва ее узнал. Она выглядела так, словно не спала прошлой ночью. На ней была большая линялая черная футболка, служившая ночной рубашкой. Спутанные волосы, красные опухшие глаза.

— Итан! — стоило Райан меня увидеть, как она тут же стала обычным ребенком. Она прыгнула в мои объятья, и я подхватил ее, раскачивая из стороны в сторону. — Почему ты не едешь с нами? Это будет так скучно. Рис собирается командовать мной все лето, и с Леной тоже невесело.

— Мне нужно быть здесь и позаботиться об Амме и моем отце, лапушка, — я осторожно опустил Райан вниз.

Лена выглядела раздраженной. Она села на свою разобранную постель, поджав под себя ноги, и махнула Райан, выпроваживая ее из комнаты.

- Уходи. Пожалуйста.

Райан скорчила рожицу:

— Если начнете тут безобразничать, и вам понадобится помощь, то я внизу.

Она не раз спасала мою жизнь, когда мы с Леной заходили слишком далеко, и электрический ток, проходивший между нами, почти что останавливал мое сердце.

У Лены никогда не будет таких проблем с Джоном Бридом. Интересно, это его футболка сейчас на ней?

— Что ты здесь делаешь, Итан? — Лена посмотрела на потолок, и я проследил за ее взглядом на слова. Я не мог на нее смотреть. Когда ты смотришь вверх /Ты видишь голубое небо того, что может быть/Или тьму того, что никогда не случится?/Ты меня видишь?

— Я хочу поговорить о прошлой ночи.

- О том, почему ты за мной следил? — ее голос звучал раздраженно, и это меня разозлило.

- Я не следил за тобой. Я искал тебя, потому что волновался. Но теперь-то я вижу, что это тебе это было вовсе не нужно, когда ты кувыркалась с Джоном.

Лена сжала челюсти и встала, ее футболка доходила до колен.

- Мы с Джоном просто друзья. Мы не кувыркались.

- Ты со всеми друзьями так общаешься?

Лена шагнула мне навстречу, кончики ее кудрей извивались над плечами. Люстра, висящая в центре потолка, стала раскачиваться.

- А ты всех тебе подобных поцеловать пытаешься? — она смотрела мне прямо в глаза.

Свет ярко вспыхнул, посыпались искры и наступила темнота. Лампочки в люстре взорвались, и мелкие осколки посыпались на кровать. Я услышал, как дождь забарабанил по крыше.

- Что ты…?

— Не пытайся лгать, Итан. Я знаю, что вы со своей библиотекаршей делали возле Изгнания.

Голос в моей голове был полон горечи.

Я слышала тебя. Ты использовал Келтинг. «Голубые глаза и светлые волосы»? Звучит знакомо?

Она была права. Я говорил это мысленно, и она слышала каждое слово.

Ничего не было.

Люстра с грохотом упала на кровать, всего в каких-то дюймах от меня. Пол, казалось, уходит у меня из-под ног. Она меня слышала.

Ничего не было?! Ты думал, я не узнаю? Ты думал, я это не почувствую?

Это было хуже, чем смотреть в глаза Рис. Лена могла видеть все, и ей не нужно было применять для этого свои силы.

— Я разозлился, когда увидел тебя с этим Джоном, я просто не думал.

- Ты можешь убеждать себя в этом, но на все есть своя причина. Ты почти поцеловал ее, и сделал бы это, потому что хотел.

Может, я просто хотел разозлить тебя, потому что увидел тебя с другим.

Будь осторожен со своими желаниями.

Грусть на ее лице, темные круги под глазами — все это не ускользнуло от моего внимания.

Зеленый цвет глаз, которые я так любил, сменился теперь на золотой — цвет глаз Темных Магов.

Зачем я тебе, Итан?

Я уже не знаю.

На Ленином лице отразилась боль, но она тут же взяла себя в руки:

- Ты до смерти хотел этого, не правда ли? Теперь ты спокойно можешь сбежать со своей Смертной подружкой, — слово «смертной» она произнесла так, будто едва могла его выговорить, — бьюсь об заклад, ты ждешь не дождешься свидания с ней на озере.

Лена закипела. По потолку, из того места, откуда рухнула люстра, поползли трещины.

Какую бы боль она ни испытывала до этого, теперь это чувство затмила злость.

- Ты вернешься в баскетбольную команду к началу учебного года, и она сможет присоединиться к группе поддержки. Эмили и Саванна ее полюбят.

Я услышал треск, и кусок штукатурки разбился об пол рядом со мной.

В груди все сжалось. Лена ошибалась, но я не мог не думать о том, насколько проще было бы встречаться с обычной, Смертной девушкой.

Я всегда знала, что ты этого хочешь. Теперь у тебя это будет.

Еще один кусок упал. Теперь я был покрыт чудесной белой пылью ее обрушившегося потолка, а пол вокруг меня был усеян разбившимися кусками.

Она боролась со слезами.

Но я не хотел этого, и ты это знаешь.

Да ты что? Все, что я знаю — это не должно быть так сложно. Любить кого-то не должно быть так сложно.

Меня это никогда не пугало.

Я чувствовал, как она исчезает, выталкивая меня из своих мыслей и сердца.

- Ты принадлежишь кому-то, подобному тебе, а я — подобному мне, кому-то, кто понимает, через что мне приходится проходить. Я уже не та, кем была несколько месяцев назад, но, я думаю, мы оба это и так знаем.

Почему ты не можешь перестать наказывать себя, Лена? Это не твоя вина. Ты не могла его спасти.

Ты не знаешь, о чем говоришь.

Я знаю, ты думаешь, что ты виновата в смерти своего дяди, и то, что ты так изводишь себя, тебе кажется своего рода искуплением.

Нет никакого искупления для того, что я сделала.

Она отвернулась.

Не убегай.

Я не убегаю. Меня уже тут нет.

Я едва различал ее голос в своей голове. Я шагнул к ней поближе. Мне было неважно, что она сделала и что между нами, может быть, все кончено. Я не мог видеть, как она уничтожает себя.

Я прижал ее к своей груди и обхватил руками, как будто она тонула, и я хотел вытащить ее из воды. Я чувствовал каждый дюйм ее холодного тела. Ее пальцы касались моих. Моя грудь онемела в том месте, куда она прижалась лицом.

Не имеет значения, вместе мы или нет. Ты не одна из них, Ли.

Но я и не одна из вас.

Последние слова она прошептала. Я перебирал ее волосы. Я не мог ее отпустить. Казалось, она плакала, но я не был в этом уверен. Я посмотрел на потолок, оставшиеся куски штукатурки вокруг дыры начали трескаться, и, казалось, остатки крыши в любую минуту могли на нас обрушиться.

Значит, это все?

Так оно и было, но я не хотел, чтобы она отвечала. Мне хотелось продлить этот момент подольше. Я хотел обнимать ее и притворяться, что она до сих пор моя.

— Моя семья через два дня уезжает. К тому времени, когда они завтра проснутся, я уже уйду.

- Ли, ты не можешь…

Она дотронулась до моих губ.

- Если ты когда-нибудь любил меня, а я знаю, что любил, не вмешивайся. Я не могу позволить остальным дорогим мне людям погибнуть из-за меня.

— Лена.

- Это мое проклятье. Только мое. Позволь мне его принять.

- А что, если я скажу «нет»?

Она на меня посмотрела, ее лицо помрачнело:

- У тебя нет выбора. Если ты завтра приедешь в Равенвуд, я тебе гарантирую, что ты не захочешь разговаривать. Не сможешь.

- Ты собираешься наложить на меня заклятье? — это была невидимая черта между нами, которую она никогда не переступала.

Она улыбнулась и прижала палец к моим губам.

- Silentium. «Тишина» на латыни, которую ты непременно услышишь, если попытаешься рассказать кому-нибудь, что я ухожу, прежде чем я уйду.

- Ты не сделаешь этого.

- Уже сделала.

Ну вот. Приехали. Единственное, что между нами оставалось — это невообразимая сила, которую она никогда против меня не применяла. Ее глаза ярко горели золотом. В них не было даже намека на зеленый цвет. Я знал, что означают ее слова.

— Поклянись, что ты сюда не вернешься, — Лена выскользнула из моих рук и отвернулась. Она больше не хотела, чтобы я видел ее глаза, а я не мог больше в них смотреть.

- Клянусь.

Она не сказала ни слова. Кивнув, она смахнула катившиеся по щекам слезы. Когда я выходил из комнаты, там начался настоящий дождь из штукатурки.

***

Я прошелся по комнатам Равенвуда в последний раз. Чем дальше я двигался, тем темнее становился дом. Лена уходит. Мэйкон ушел. Все уходят, и дом омертвеет. Я провел пальцами по полированному красному дереву перил. Я хотел запомнить запах лака, гладкость старого дерева, едва уловимый запах импортных сигар Мэйкона, жасмина Конфедерации, красных апельсинов и книг.

Я остановился возле двери в спальню Мэйкона. Выкрашенная в черный цвет, она была похожа на любую другую дверь этого дома. Но она не была любой другой, и Страшила спал напротив нее, ожидая хозяина, который никогда не вернется. Он больше не был похож на волка, просто обычная собака. Без Мэйкона он был потерянным, как и Лена. Страшила посмотрел вверх на меня, едва подняв голову.

Я взялся за дверную ручку и толкнул дверь. Комната Мэйкона была точь-в-точь такой, как я ее запомнил. Никто не посмел накрыть тут что-либо чехлами. Огромная кровать из черного дерева с балдахином сияла посреди комнаты, как будто ее тысячу раз полировали Дом или Кухня — невидимая прислуга Равенвуда. Черные деревянные ставни делали комнату абсолютно темной, невозможно было определить день сейчас или ночь. В высоких подсвечниках стояли черные свечи, с потолка свисала черная кованая люстра. Я узнал магический рисунок, выжженный на железе. Я не сразу понял, откуда он мне знаком, но потом вспомнил.

Я видел его у Ридли, Джона Брида и в «Изгнании». Метка Темного Мага. Татуировка, которая была у всех у них. Они были разные, но чем-то неуловимо похожие. Больше похожие на клеймо, чем на татуировки, как будто их выжигали, а не накалывали.

Я вздрогнул и взял с комода небольшую вещицу. Это была рамка с фотографией Мэйкона и какой-то женщины. Я видел, что они стояли рядом, но в комнате было темно, и я мог разглядеть только ее силуэт, скрытый тенью. Интересно, это Джейн?

Сколько тайн Мэйкон унес с собой в могилу? Я попытался поставить рамку на место, но было слишком темно, я промахнулся, и фотография упала. Когда я наклонился за ней, то заметил, что уголок ковра на полу был завернут. Этот ковер был в точности таким же, как тот, который я видел в кабинете Мэйкона в Туннелях.

Я приподнял ковер, под ним оказался идеальный прямоугольник, вырезанный из досок в полу, достаточно большой для мужчины. Это была еще одна дверь в Туннели. Я вынул легко поддавшиеся доски, заглянул вниз, в кабинет Мэйкона, но там не было лестницы, а каменный пол казался слишком далеко, чтобы прыгнуть без риска разбить себе голову.

Я вспомнил потайную дверь в Библиотеку Магов. У меня не было другого варианта, кроме как попробовать. Я взялся на ножку кровати и осторожно спустил ногу в проем. Я завис на секунду, а потом нащупал что-то твердое под ногами. Ступенька. Видеть я ее не мог, но точно чувствовал шершавую деревянную лестницу под ногами. Через минуту я уже стоял на каменном полу кабинета Мэйкона.

Он не проводил все дни в кровати. Он проводил их в Туннелях, возможно, с Мэриан. Я мог представить их вдвоем, расшифровывающих мутные старые Магические легенды, обсуждающих довоенное оформление садов, пьющих чай. Она, пожалуй, провела с Мэйконом больше всех времени, кроме Лены, конечно.

Мне было интересно, была ли Мэриан той женщиной на фотографии, и звали ли ее Джейн на самом деле. Я не думал об этом раньше, но это объяснило бы многое. Почему бесчисленные коричневые библиотечные свертки аккуратно хранились в кабинете Мэйкона? Почему профессор Дюка хоронит свои таланты, занимаясь библиотечным делом, даже будучи при этом Хранителем, в таком городе, как Гатлин? Почему Мэриан и Мэйкон так много времени проводили вместе, тем более для инкуба-затворника.

Возможно, они любили друг друга все эти годы.

Я обвел глазами комнату, и мой взгляд остановился на деревянном ящике, хранившем мысли и секреты Мэйкона. Он лежал на полке, где его оставила Мэриан.

Я закрыл глаза и дотронулся до него…

То, чего Мэйкон хотел меньше и больше всего — увидеть Джейн в последний раз. Уже прошли недели с тех пор, как он ее видел в последний раз, если не считать тех вечеров, когда он провожал ее домой из библиотеки, наблюдая за ней на расстоянии, сожалея, что не может к ней прикоснуться.

Не сейчас, только не когда трансформация так близка. Но она была здесь, несмотря на то, что он сказал ей держаться подальше:

— Джейн, тебе нужно уходить. Это опасно.

Она медленно пересекла комнату и подошла к нему.

— Ты что, не понимаешь? Я не могу уйти.

— Я знаю, — он притянул ее к себе и поцеловал в последний раз.

Мэйкон достал кое-что из небольшой коробки за шкафом. Он положил предмет Джейн на ладонь, сжимая ее пальцы вокруг него. Предмет был круглым и гладким, идеальный шар. Он накрыл ее руки своими и отчужденно произнес:

— Я не смогу защитить тебя после трансформации, только не от того, что представляет для тебя наибольшую угрозу. От самого себя, — Мэйкон посмотрел вниз на ее руки, нежно сжимавшие предмет, который он так тщательно оберегал, — если что-нибудь случится, и ты будешь в опасности… воспользуйся этим.

Джейн раскрыла ладонь. Перламутровый черный шар напоминал жемчужину. На ее глазах он начал меняться и светиться. Она почувствовала гул крошечных вибраций, исходящих от этого шара.

— Что это?

Мэйкон отступил назад, как будто не хотел дотрагиваться до него сейчас, когда он начал оживать.

— Это Светоч.

— А для чего он?

— Если наступит момент, когда я стану для тебя опасен, ты будешь беззащитна. Ты не сможешь убить или ранить меня. Только другой инкуб способен на это.

Глаза Джейн заблестели, и она прошептала:

— Я никогда не смогу причинить тебе боль.

Мэйкон протянул руку и нежно дотронулся до ее лица:

— Я знаю, но даже если ты захочешь, это будет невозможно. Смертный не может убить инкуба. Поэтому тебе нужен Светоч. Это единственная вещь, способная обуздать мой вид. Это единственный способ остановить меня, если…

— Что значит обуздать?

Мэйкон отвернулся:

— Это как клетка, Джейн. Единственная клетка, которая может нас удержать.

Джейн посмотрела на шар, светившийся у нее в руке. Теперь, когда она знала, что это за предмет, ей казалось, что он прожигает дыру в ее ладони и в сердце. Она уронила его на стол, и он покатился по поверхности, свечение прекратилось, и шар опять стал черным.

— Ты думаешь, я посажу тебя в клетку, как животное?

— Я буду хуже животного.

Слезы бежали по лицу Джейн. Она схватила Мэйкона за руку, заставляя его посмотреть ей в глаза.

— И как долго ты в ней просидишь?

— Вероятно, вечность.

Она покачала головой.

— Я этого не сделаю. Я никогда не обреку тебя на это.

Казалось, слезы выступили в глазах Мэйкона, хотя Джейн знала, что это невозможно. У него не было слез, но она готова была поклясться, что его глаза заблестели.

— Если с тобой что-то случится, если я причиню тебе боль, ты приговоришь меня к гибели, к вечности, несравнимо более ужасной, чем может ожидать меня здесь, — Мэйкон взял Светоч и протянул его ей. — Если придет время, и ты будешь вынуждена воспользоваться им, пообещай, что сделаешь это.

Джейн сглотнула слезы, ее голос дрожал:

— Я не знаю, если я…

Мэйкон прижался к ней лбом.

— Обещай мне, Дженни. Если ты любишь меня, обещай.

Джейн прижалась лицом к его холодной шее и сделала глубокий вдох:

— Обещаю.

Мэйкон поднял голову и посмотрел через ее плечо.

— Обещание есть обещание, Итан.

***

Я проснулся, лежа в постели. Из окна лился свет и я знал, что нахожусь уже не в кабинете Мэйкона. Я уставился на потолок, но там не было этой сумасшедшей черной люстры, так что я был точно не в его комнате в Равенвуде.

Я сел на кровати, растерянный и смущенный. Я был в своей постели, в своей комнате. Окно было открыто и утренние лучи светили прямо мне в глаза. Как мог я быть там, а оказаться здесь, несколько часов спустя? Что случилось со временем, пространством и всеми законами физики между ними? Мог ли Маг или инкуб быть настолько могущественным, чтобы это сделать?

До этого видения никогда ничего подобного со мной не сотворяли. И Абрахам, и Мэйкон меня видели. Как это возможно? Что Мэйкон пытался мне сказать? Почему он хотел, чтобы я увидел все это? Я не мог соединить все детали, кроме одной. Менялись либо видения, либо я. И Лена в этом убедилась.