Прекрасная тьма

Глава двадцать четвертая Восемнадцатое июня. В зазеркалье

Моя тетя Кэролайн жила на Ист-Либерти Стрит, что около собора Святого Иоанна Крестителя. Я не был у нее дома несколько лет, но я знал, что надо держать курс на Булл-Стрит, потому что мимо ее дома пролегал маршрут исторического трамвайного тура по Саванне, который проходил как раз по этой улице. К тому же улицы шли по направлению от парка к реке, и площади почти в каждом квартале служили неплохими ориентирами. В Саванне было сложно заблудиться, даже не будучи Проводником.

От Саванны до Чарльстона можно было найти исторический тур о чем угодно. Туры по плантациям, кулинарные туры Старого Юга, туры Дочерей Конфедерации, туры по домам с привидениями (мои любимые), и — классика — туры по историческим домам. Сколько я себя помню, дом тети Кэролайн всегда был частью подобного тура. Ее внимание к деталям было легендарным, не только в нашей семье, но и во всей Саванне. Она была куратором Исторического музея Саванны, и она знала об истории каждого здания, каждой достопримечательности и каждого скандала в Городе Дубов столько же, сколько моя мама знала о Гражданской войне. С учетом того, что скандалы тут случались не реже исторических туров, подобная осведомленность была истинным подвигом.

- Ты уверен, что знаешь, куда идти, чувак? Нам бы передохнуть и перекусить заодно. Я готов убить за бургер, — в мои способности к навигации Линк верил куда меньше, чем в те же способности Светоча. Объявившаяся Люсиль села у его ног и склонила голову набок. Она тоже во мне сомневалась.

- Будем идти в сторону реки. Рано или поздно мы доберемся до Ист-Либерти. Смотри, — я указал на шпиль собора в нескольких кварталах отсюда. — Это собор Святого Иоанна. Мы почти у цели.

Двадцать минут спустя мы все еще ходили кругами около кафедрального собора. Линк и Лив начали терять терпение, и я не винил их за это. Я рассматривал дома по Ист-Либерти в поисках хоть чего-то знакомого.

- Дом должен быть желтым.

-Желтый здесь, должно быть, популярный цвет. Все дома на этой улице желтые, — я уже и Лив раздражал. К этому моменту я провел нас вокруг одного и того же квартала уже раза три.

- Я думал, он сразу за площадью Лафайет.

- Я думаю, нам надо найти телефонную книгу и поискать ее номер, — Лив вытерла пот со лба.

Я покосился на фигуру вдали.

— Нам не нужна телефонная книга. Это вон тот дом в конце квартала.

Лив прищурилась:

— Откуда ты знаешь?

— Потому что перед ним стоит тетя Дель.

Не было ничего более странного, чем оказаться в Саванне, проведя всего несколько часов в Магических Туннелях, благодаря каким-то искажениям времени. Кроме как добраться до тети Кэролайн и найти там Ленину тетю Дель, стоящую на краю тротуара и машущую нам. Она ждала нас.

- Итан! Я так рада, что, наконец, нашла тебя. Я была везде: в Афинах, Дублине, Каире.

- Вы искали нас в Египте и Ирландии? — Лив удивилась не меньше моего, но тут я мог кое-что ей разъяснить.

- В Джорджии. Афины, Дублин, и Каир — это города в штате Джорджия, — Лив покраснела. Иногда я забывал, что она так же далека от Гатлина, как и Лена, только по-своему.

Тетя Дель похлопала меня по руке:

- Аурелия пыталась предугадать ваше местоположение, но ничего кроме Джорджии увидеть не смогла. К сожалению, гадания это скорее искусство, чем наука. Хвала звездам, я нашла вас.

— Что вы здесь делаете, тетя Дель?

- Лена пропала. Мы надеялись, что она с тобой, — она вздохнула, понимая, что это не так.

- Нет, но я думаю, что могу найти ее.

Тетя Дель расправила складки на юбке.

— Тогда я могу помочь.

Линк почесал затылок. Он встречался раньше с тетей Дель, но он никогда не видел ее дар Времяворота в действии. Было ясно, что он не понимал, как рассеянная старушка поможет нам. А я после темной ночи, проведенной с ней на могиле Женевьевы Дюкейн, знал чуть больше.

Я громыхнул тяжелым железным дверным молотком. Тетя Кэролайн открыла дверь, вытирая руки о передник с буквами Д. В. Н. Ю. «Девушки, взращенные на Юге». Она улыбнулась, и от уголков глаз разбежались морщинки.

- Итан, что ты здесь делаешь? Я не знала, что ты собирался в Саванну.

К этому моменту я не додумался до хорошей лжи, поэтому был вынужден довольствоваться плохой.

— Я в городе, чтобы навестить… друга.

- Где Лена?

- Она не смогла поехать, — я отошел от двери, чтобы отвлечь ее знакомствами, — Линка ты знаешь, а это Лив и тетя Лены — Дельфина.

Я был уверен, что тетя Кэролайн сразу же после моего ухода позвонит моему отцу, чтобы рассказать ему, как она была рада меня видеть, тем самым уничтожив в прах мои попытки сохранить мое местонахождение в тайне от Аммы и дожить до собственного семнадцатилетия.

- Рад видеть вас снова, мэм, — я всегда мог рассчитывать на благовоспитанность «хорошего мальчика» Линка, когда это было необходимо. Я попытался придумать кого-то в Саванне, кого тетя не знает, хотя такового быть не могло. Саванна была больше, чем Гатлин, но все южные города одинаковы — там все друг друга знают.

Тетя Кэролайн проводила нас внутрь. Она исчезла и через считанные секунды уже появилась вновь со сладким чаем и тарелкой кленового печенья, которое было еще слаще, чем чай.

- Сегодня такой странный день.

- В каком смысле? — я потянулся за печеньем.

- Сегодня утром, когда я была в музее, кто-то вломился в дом, но это не самое странное. Удивительно, что они не взяли ни вещички. Перекопали весь чердак, а к остальной части дома даже не притронулись.

Я покосился на Лив. Совпадения быть не могло. Тетя Дель, возможно, думала о том же самом, но по ней было сложно судить с уверенностью. Она выглядела немного помешавшейся, как будто она с трудом продиралась через все то, что случилось в этой комнате с момента постройки дома в 1820 году. Вероятно, перед ее глазами вспышками проносились две сотни лет, пока мы сидели и пили чай с печеньем. Я вспомнил, что она сказала о своем даре в ту ночь у могилы Женевьевы, обладание даром Времяворота было большой честью, но еще большим бременем.

Интересно, что у тети Кэролайн было ценного, что стоило бы украсть?

— А что на чердаке?

- Ничего на самом деле. Рождественские украшения, парочка архитектурных планов дома, какие-то старые бумаги твоей матери.

Лив под столом пнула меня ногой. Я подумал о том же самом. Почему они не в архиве?

— Какие бумаги?

Тетя Кэролайн достала еще немного печенья. Линк лопал их быстрее, чем она выкладывала.

- Точно не знаю. За месяц или около того до своей смерти твоя мама спросила меня, может ли она оставить здесь несколько коробок. Ты же знаешь, как она относилась к своим записям.

- Ты не возражаешь, если я посмотрю? Этим летом я работаю в библиотеке с тетей Мэриан, и некоторые из них могут ее заинтересовать, — я старался, чтобы мой голос звучал обыденно.

- Конечно, но там такой беспорядок, — она взяла пустую тарелку. — Мне нужно сделать несколько звонков, и я все еще должна закончить подшивку полицейских рапортов. Но если я понадоблюсь, я буду внизу.

Тетя Кэролайн была права: на чердаке был бардак. Повсюду были разбросаны одежда и бумаги. Кто-то, должно быть, вывалил содержимое каждой коробки в одну гигантскую кучу. Лив подобрала несколько случайно попавшихся бумажек.

- За каким… — Линк смущенно посмотрел на тетю Дель. — Я имею в виду, как, черт возьми, мы найдем здесь что-нибудь? Что мы хотя бы ищем? — он пнул пустую коробку на полу.

— Все, что могло принадлежать моей матери. Кто-то что-то здесь искал.

Все рылись в куче с разных сторон. Тетя Дель нашла целую коробку гильз времен гражданской войны и круглых шариков.

— Здесь, должно быть, когда-то лежала прелестная шляпка.

Я взял старый школьный ежегодник моей мамы и путеводитель по битве при Геттинсберге. Я заметил, что по сравнению с ее ежегодником путеводитель был изрядно поношен. В этом была вся моя мама.

Лив стояла на коленях над кипой бумаг.

- По-моему, я что-то нашла. Эти, похоже, принадлежали твоей маме, но вряд ли они интересны, это всего лишь старые эскизы особняка Равенвуда и несколько заметок по истории Гатлина.

Все, что было связано с Равенвудом, имело значение. Она протянула мне заметки, и я пролистал страницы. Реестры Гражданской войны в Гатлине, пожелтевшие эскизы особняка Равенвуда и других старых зданий в городе: Исторического Общества, старой пожарной части, даже нашего дома, имения Уэйтов. Но ничего из этого не показалось ценным.

- Кис-кис-кис. Эй, я нашел друга для… — Линк вытащил кошку, сохранившуюся благодаря южному искусству таксидермии, а затем отшвырнул ее, когда понял, что это чучело мертвой кошки с плешивой черной шерстью, — Люсиль.

- Должно быть что-то еще. Тот, кто был здесь, искал явно не реестры Гражданской войны.

- Может быть, они нашли то, за чем приходили, — Лив пожала плечами.

Я посмотрел на тетю Дель.

— Есть только один способ это выяснить.

Несколько минут спустя, мы все сидели по-турецки на полу, как будто вокруг костра. Или на спиритическом сеансе.

- Не думаю, что это хорошая идея.

- Это единственный способ узнать, кто сюда вломился и зачем.

Тетя Дель кивнула, но едва ли я ее убедил.

- Хорошо. Помните, если вы почувствуете тошноту, опустите голову между колен. Теперь возьмитесь за руки.

Линк посмотрел на меня.

- О чем это она? Почему нас должно затошнить?

Я взял Лив за руку, замыкая круг. Ее ладонь была мягкой и теплой. Но я еще не успел осознать, что мы с ней держимся за руки, как перед глазами начали вспыхивать изображения, одно за другим, открываясь и закрываясь, как двери. Каждое изображение накладывалось на следующее, как костяшки домино, или как картинки в одной из тех книжек — кинеографов, которые я читал в детстве.

Лена, Ридли и Джон, перетряхивающие коробки на чердаке...

- Он должен быть здесь. Ищите, — Джон швыряет на пол старые книги.

- Почему ты так уверен? — Лена залезает рукой, покрытой черными узорами, еще в одну коробку.

— Она знала, как его найти, без помощи звезды.

Другая «дверь» открылась. Тетя Кэролайн, тащит коробки через весь чердак. Она становится на колени около коробки и рыдает, гладя старое мамино фото.

И еще «дверь». Моя мама — волосы отброшены за плечи, на голове в роли ободка очки для чтения в красной оправе. Я видел ее так ясно, как если бы она стояла прямо передо мной. Она второпях что-то пишет в потертом кожаном дневнике, потом вырывает страницу, складывает ее и всовывает в конверт. Наискосок подписывает конверт и запихивает его в конец дневника. Затем отодвигает от стены старый сундук, вытаскивает расхлябанную доску без обшивки позади сундука. Оглядывается, как будто чувствует, что кто-то может наблюдать за ней, и засовывает дневник в узкое отверстие.

Тетя Дель выпустила мою руку.

- Срань господня! — Линк напрочь забыл о манерах в присутствии дам. Он был зеленого цвета и сразу сунул голову между колен, как будто ему предстояла аварийная посадка. Я не видел его в таком состоянии с того самого дня, когда Саванна Сноу на спор уговорила выпить его бутылку просроченного мятного шнапса.

- Извини, пожалуйста. Я знаю, как нелегко прийти в чувство, после такого путешествия, — Тетя Дель похлопала Линка по спине. — Ты неплохо справился для первого раза.

Мне было некогда обдумывать все увиденное. Поэтому я сосредоточился на одном: Она знала, как его найти, без помощи звезды. Джон говорил о Великом Рубеже. Он думал, что моя мама что-то знала об этом, что-то, о чем, возможно, написала в своем дневнике. Лив и я, должно быть, подумали об одном и том же, потому что одновременно ухватились за старый сундук.

- Он тяжелый. Осторожно, — я начал оттаскивать его от стены, он был таким тяжелым, словно был набит кирпичами.

Лив занялась старой доской в стене. Но достать содержимое тайника не успела. Я сунул руку внутрь и сразу же коснулся потрепанной кожи. В руках у меня оказался толстый и тяжелый дневник. Это была часть моей матери. Я пролистал его до конца и наткнулся на изящный почерк моей матери на конверте.

Мэйкону

Я разорвал конверт и развернул один единственный листок.

Если ты читаешь это, значит, я не смогла добраться до тебя вовремя, чтобы сказать тебе сама. Все намного хуже, чем любой из нас мог себе представить. Может быть, уже слишком поздно. Но если шанс все-таки есть, ты единственный, кто должен знать, что делать, чтобы наши худшие опасения не стали реальностью.

Абрахам жив. Он в бегах. И он не один. С ним Сарафина, такая же преданная ученица, как и твой отец.

Ты должен остановить их прежде, чем у нас не останется времени.

ЭлДжи.

Мой

взгляд зацепился за нижнюю часть страницы. ЭлДжи. Лайла Джейн. Я заметил кое-что еще — дату, и тут мне словно дали под дых — 21 марта. Это было за месяц до того, как с мамой случилось несчастье. До того, как ее убили.

Лив отступила, понимая, что стала свидетелем чего-то очень личного и болезненного. Я листал страницы дневника, ища ответы. Тут был еще один экземпляр Генеалогического Древа Равенвудов. Я уже видел его раньше в архиве, но это выглядело иначе. Некоторые имена были зачеркнуты.

Леа Энн Равенвуд

Когда я пролистывал страницы дневника, из него выскользнул листок и плавно опустился на пол. Я поднял его, разворачивая хрупкую бумагу. Это был пергамент, тонкий и немного прозрачный, как калька. На нем были странные фигуры, написанные на одной стороне. Бесформенные овалы, с провалами и восхождениями, как будто ребенок рисовал облака. Я повернулся к Лив, показывая ей фигуры на пергаменте. Она молча покачала головой. Никто из нас не знал, что это значит.

Вложив тонкий листок обратно между страниц, я долистал дневник до конца и остановился на последней странице. Там была еще одна бессмысленная, по крайней мере, для меня, запись.

In Luce Caecae Caligines sunt,

Etin Caliginibus, Lux.

InArcu imperium est,

Etinimpeho, Nox.

Инстинктивно я вырвал страницу и сунул её в карман. Моя мать умерла из-за письма, и, возможно, из-за того, что было написано на этих страницах. Теперь они принадлежали мне.

- Итан, ты в порядке? — в голосе тети Дель сквозило беспокойство.

До «порядка» мне было так далеко, что я даже не мог вспомнить толком, каково это. Мне нужно было выйти из этой комнаты, подальше от прошлого моей мамы, и справиться с хаосом в мыслях.

- Сейчас вернусь, — я скатился вниз по лестнице в комнату для гостей и прямо в грязной одежде завалился на кровать. Я смотрел в потолок, покрашенный небесно-голубой краской, в точности как в моей комнате. Глупые пчелы. Их дурачат, а они и не понимают. А может быть дурачат меня.

На меня напал ступор от переизбытка мыслей и эмоций. Я чувствовал себя тетей Дель, впервые вошедшей в этот старый дом.

Абрахам Равенвуд не остался в прошлом. Он был жив, скрываясь в тени вместе с Сарафиной. Моя мать узнала это, и Сарафина убила ее.

Перед глазами все плыло. Я протер их, думая, что вытираю слезы, но легче не стало. Я зажмурился, но когда вновь открыл глаза, я не видел ничего кроме вспыхивающих огней и цветов, проносившихся мимо, как будто я бежал. Я видел какие-то отрывки и частицы: стена, помятые жестяные урны, окурки. Что бы там ни случилось в моей ванной, это происходило вновь. Я попытался встать, но слишком кружилась голова. Картинки продолжали пролетать мимо, наконец, замедлившись настолько, что я смог разглядеть происходящее.

Я был в комнате, возможно, в спальне. С моего места было трудно определить однозначно. Серый бетонный пол, белые стены, покрытые такими же черными узорами, которые я видел на руках Лены. Когда я смотрел на них, казалось, что они двигаются.

Я внимательно осмотрел комнату. Она должна быть где-то здесь.

- Я чувствую, что отличаюсь от всех остальных, даже от других Магов, — это был голос Лены. Я поднял голову вверх.

Они были прямо надо мной, лежа на расписанном черным потолке, — Лена и Джон, голова к голове, болтают, даже не глядя друг на друга. Они смотрели на пол так же, как я по ночам разглядывал свой потолок, когда не мог заснуть. Волосы Лены лежали на ее плечах, прямо вдоль потолка, как если бы она лежала на полу.

Это могло бы показаться невозможным, если бы я такого еще не видел. Только на этот раз она на потолке была не одна. И там не было меня, чтобы вернуть ее вниз.

- Никто не может объяснить мне природу моих сил, даже моя семья. Потому что они не знают, — отрешенно сказала она. — И каждый день я просыпаюсь, и могу сделать что-то, чего не могла еще за день до этого.

- Со мной так же. Однажды я проснулся с мыслью, куда бы я хотел пойти, и через секунду оказался там, — Джон подбрасывал что-то в воздух и ловил, снова и снова. За исключением того, что он подбрасывал это что-то не к потолку, а к полу.

- Ты не знал, что умеешь Путешествовать?

- До того момента, когда первый раз сделал это, нет, — он закрыл глаза, но подбрасывать мяч не перестал.

- А как же твои родители? Они знали?

- Я никогда не знал своих родителей. Они исчезли, когда я был маленьким. Даже маги сбегут от фрика, стоит им увидеть одного.

Я не мог сказать, лгал ли он. В его голосе были горечь и боль, звучавшие искренне.

Лена перевернулась на бок и приподнялась на локте, чтобы лучше его видеть.

- Мне очень жаль. Это, должно быть, ужасно. По крайней мере, у меня была бабушка, чтобы заботиться обо мне, — она посмотрела на мяч, и он застыл в воздухе. — Теперь у меня никого нет. Мяч упал на пол. Он подпрыгнул несколько раз и закатился под кровать. Джон повернулся, чтобы посмотреть на нее.

— У тебя есть Ридли. И я.

— Поверь мне, как только ты узнаешь меня, быстро удрать уже не успеешь.

Между ними сейчас было всего несколько дюймов.

- Ты не права. Я знаю, каково чувствовать себя одиноким, даже если вокруг полно людей.

Она ничего не сказала. Неужели именно так она себя и чувствовала, когда была рядом со мной? Она чувствовала себя одинокой, даже когда мы были вместе? Когда она была в моих объятиях?

- Ли? — мне стало плохо, когда он назвал ее так. — Когда мы доберемся до Великого Рубежа, все будет по-другому, обещаю.

- Большинство людей говорят, что его не существует.

- Это потому, что они не знают, как его найти. Ты можешь попасть туда только через Туннели, я отведу тебя туда, — он приподнял ее подбородок, чтобы заглянуть ей в глаза. — Я знаю, ты боишься. Но я буду с тобой, если ты этого хочешь.

Лена отвернулась, вытирая один глаз тыльной стороной ладони. Я увидел черные завитушки, которые стали мрачнее, они меньше были похожи на рисунки, сделанные шарпи, больше на татуировки Ридли и Джона. Она смотрела прямо на меня, но она не могла меня видеть.

- Я должна убедиться, что я никому больше не наврежу. Не важно, чего хочу я сама.

- Это важно для меня, — Джон большим пальцем аккуратно стер Ленины слезинки, наклоняясь к ней ближе. — Ты можешь мне доверять. Я не причиню тебе боли, — он прижал ее к груди, положив ее голову себе на плечо.

Можно?

Я больше ничего не слышал, и видеть ее стало труднее, как будто изображение стало уменьшаться. Я заморгал, пытаясь сфокусироваться, но когда я снова открыл глаза, передо мной вновь был кружащийся голубой потолок. Я повернулся на бок, лицом к стене.

Я снова был в комнате тети Кэролайн, а они исчезли. Вместе, где бы они сейчас ни были.

Лена забывала меня, она откровенничала с Джоном, и ему удавалось вернуть прежнюю Лену, которой, я думал, больше нет. Может быть, я никогда и не смог бы удержать ее.

Мэйкон жил во Тьме, моя мама в Свете.

Может быть, нам не дано было найти способ, чтобы Смертные и Маги могли быть вместе, потому что так было предрешено.

Кто-то постучал в дверь, хотя она была открыта.

- Итан? Ты в порядке?

Лив. Ее шаги были тихими, но я их слышал. Я не пошевелился.

Край кровати немного прогнулся, когда она села. Я почувствовал ее руку, когда она коснулась моего затылка. Прикосновение было успокаивающим и знакомым, как если бы она делала это тысячу раз. В этом была вся Лив — как будто я знал ее всю жизнь. Казалось, что она всегда чувствовала, что мне нужно, как будто она знала даже то, чего о себе не знал я сам.

- Итан, все будет хорошо. Мы разберемся, что все это значит, я обещаю, — я знал, что она так и думает.

Я повернулся. Солнце уже зашло, и в комнате было темно. Я не удосужился включить свет, но мне был виден ее силуэт, она смотрела на меня сверху вниз.

- Я думал, что тебе не положено вмешиваться.

- Не положено. Это первое, чему профессор Эшкрофт научила меня, — она ненадолго замолчала. — Но я ничего не могу с собой поделать.

- Я знаю.

Мы смотрели друг на друга в темноте, ее рука лежала на моей щеке, куда переместилась, когда я перевернулся. Я впервые увидел саму возможность быть с ней вместе. Я чувствовал что-то, глупо было это отрицать, и Лив тоже чувствовала, я видел это в каждом ее взгляде.

Лив легла рядом и обвила меня руками, склонив голову на мое плечо.

Моя мама нашла способ жить дальше после Мэйкона. Она влюбилась в моего папу, что, казалось, доказывало, что можно потерять любовь всей жизни и полюбить снова. Разве не так?

Я услышал тихий шепот, не внутри моего сердца, а дыхание у моего уха. Лив наклонилась ближе.

- Ты с этим справишься, как и со всем остальным. Кроме того, у тебя есть кое-что, чего нет у большинства Проводников.

- Да? И что это?

- Отличный Хранитель.

Я провел пальцами по шее Лив. Жимолость и мыло — так она пахла.

- Поэтому ты пришла? Потому что мне нужен Хранитель?

Она ответила не сразу. Я понимал, что она размышляет над ответом — скольким она может рискнуть, как многое она может сказать. Я знал, что это так, потому что сам думал о том же.

- Это не единственная причина, хотя должна быть таковой.

- Потому что тебе нельзя быть сопричастной?

Я чувствовал, как бьется ее сердце у моей груди, ее голова удобно лежала на моем плече.

- Потому что я не хочу, чтобы мне было больно.

Она боялась, но не Темных магов, мутировавших инкубов или золотых глаз. Она боялась чего-то обычного, но не менее опасного, меньшего, но куда более могущественного. Я прижал ее покрепче.

- Я тоже, — потому что боялся того же, что и она.

Больше мы не сказали ни слова. Я обнимал ее и думал обо всем том, что может причинить боль, о том, как я могу сделать больно ей и пострадать сам. Это было отчего-то взаимосвязано. Сложно объяснить, но когда ты столько месяцев закрываешься ото всех, как я в последнее время, открыться кому-то так же сложно, как прийти в церковь нагишом.

Осветят звезды путь сердец,

Одно разбито, одно опустело.

Это была наша песня, Лены и моя. И мое сердце было разбито. Означает ли это, что оно должно оставаться пустым? Или для меня уготовано что-то другое? Может, целая новая песня, «Пинк Флойд» для разнообразия. Пустой смех в мраморных залах.

Я улыбался в темноте, слушая ее размеренное тихое дыхание, когда она уснула. Я был вымотан. Хотя мы вновь были в мире смертных, я чувствовал себя частью мира Магов, а Гатлин казался бесконечно далеким. Я не мог понять, как оказался здесь, сколько милей преодолел, и сколько мне еще предстоит пройти.

Я провалился в забытье, не зная, что буду делать, когда доберусь до цели.