Карету за ворота монастыря не пустили, меня тоже, а о гвардейцах и речи быть не могло. Нас даже попросили разбить лагерь метрах в ста от стены. Здесь, правда, меряют все локтями, но мне как-то метры привычнее. Кстати, надо будет в Юме ввести новые меры длинны, веса и так далее. В конце концов, кто под кого подстраиваться должен? Герцог под подданных, или они под него? Считаю, что проще переучить всех подданных, чем самому мучиться.
К слову, если быть точным, то за ворота вообще никого не пустили. Потому что достопочтенному Родрику, которому позволили проникнуть в твердыню женской святости, открыли только калитку, в которую он, вооружившись приказом короля об освобождении моей жены, и проскользнул. И на том спасибо.
Сижу на ступеньках кареты, жду, что дальше будет. Спустя где-то полчаса калитка снова открылась, и из нее, покачиваясь, выползло какое-то сгорбившееся, и даже с приличного расстояния было видно, что абсолютно забитое, существо. Это что? Моя жена? Гордая Изабелла, которая и голову-то наклонить соизволяла только в особых случаях? Однако…
По мере приближения этой облаченной во что-то темное и балахонистое фигуры все больше убеждался, что да — это госпожа герцогиня собственной персоной. Пошел ей на встречу, разводя руки для нежного объятия. Как только прикоснулся, вздрогнула так, что даже меня качнуло.
— Ричард! — простонала благоверная. — Ты приехал за мной, — и без всякой паузы. — Еда есть?
Вот ты ж. Ее здесь не кормили что ли? Только хотел ответить, что в карете всего полно, как Изабелла проскользнула у меня подмышкой и быстрыми мелкими шажками, так не вязавшимися с ее прежней походкой, устремилась к нашему средству передвижения. Залез в карету вслед за ней и под нетерпеливым взглядом горевших желанием что-нибудь срочно сжевать глаз достал из-под сиденья корзину со съестным. Хотел постелить на крепившийся сбоку откидной столик скатерть, поставить тарелки, положить салфетки, вилку, ножик, но не успел.
И эта принцесса, герцогиня, аристократка еще меня, помнится, упрекала в первую брачную ночь, что я ем, как свинья! А кто вырвал только что у меня корзину, запустил туда свои руки и, вытаскивая то хлеб, то кусок буженины или индейки, без разбора запихивает себе в рот, давясь, чавкая и роняя на пол обглоданные кости? Вина налить? Да-да, не урчи, понял по твоим знакам, что запить надо. Открыл бутылку вина, хотел налить в бокал. Куда там! Вырвала и, как какой-нибудь алкаш за углом заброшенного гаража, присосалась прямо к горлышку.
Ох… Она же сейчас заворот кишок получит! После голодовки сразу много есть нельзя. И уж точно не ту пищу, которую она сейчас так жадно поглощает. Вы когда-нибудь пробовали отобрать у собаки кость? И не пробуйте, отдаст только своему хозяину и только если хорошо выдрессирована. Изабеллу, видимо, на собачью площадку никто и никогда не водил. Только применив чуть ли не всю свою силу, смог отобрать у жены корзину и вырвать из руки здоровенный кус запеченного окорока, который она таки успела выхватить из корзины, когда я ее уже под сиденье снова прятал.
— Нельзя тебе сразу много есть, — как можно мягче сказал ей. — Плохо будет. Подожди немного. Потом еще возьмешь. И вообще — что с тобой тут делали?
Из сбивчивого рассказа, на протяжении которого гордая герцогиня кидала умоляющие взгляды то на меня, то на сиденье, под которым была еда, узнал, что уже в первый же вечер в монастыре она заподозрила, что ее хотят отравить. Поужинала и только чудом осталась жива, вовремя догадавшись прочистить желудок самым естественным и известным во всех мирах, видимо, способом — два пальца в рот, а перед этим полведра воды внутрь.
И после этого она больше ничего не ела. Ну, почти ничего. Кое-что ей умудрялась приносить Мельба. Но служанке полагалось принимать пищу в общей обеденной зале вместе с другими монашками, и те следили, чтобы она ничего с собой не унесла. А Изабелле подавали отдельно — прямо в ее келье. И это еще больше убедило ее в том, что ее действительно хотят отравить. Тем более, что данный монастырь находился под особым попечением королевы.
Мда… Серьезно за нас Матильда решила взяться. Пожалуй, дядюшка прав — не случайно с нами только двадцать гвардейцев, да и те, как я успел заметить, какие-то не слишком надежные. На меня, по крайней мере, посматривали всю дорогу с плохо скрываемой усмешкой. Ничего, будем решать проблемы по мере их поступления.
А теперь вопрос. Что мне дальше с женой, которая то ли еще голодная, то ли уже объелась, но еще этого не поняла, делать? Откровенно говоря, я очень рассчитывал на бурную ночь, а теперь, видимо, придется об этом забыть. Жаль. Но я же не озабоченный зверек, чтобы ее в таком состоянии еще и близостью мучить?
Нет! Я-то не зверек, но вот Изабелла — зверь!
Уже утро, лежу навзничь на разложенном диване, благо карета большая, все в ней помещается, и пытаюсь осознать, что же это такое было ночью. А я еще гордился, что только я один в этом отсталом мире что-то понимаю в интимных вопросах. Или просто госпожа герцогиня оказалась столь талантлива? Или это монастырский уклад жизни на нее так повлиял, и она представила, что теперь навсегда может остаться по ночам в одиночестве? Или еще что, не знаю. Но только устроила она такое, что даже в моей прежней жизни, полной богатого опыта близкого общения с весьма активными дамами, можно по пальцам одной руки пересчитать.
Наша карета тряслась и подпрыгивала, оси прогибались и скрипели (в последнем не уверен — может быть, это был диван), а Изабелла, нисколько не стесняясь и не сдерживаясь, издавала такие звуки, как будто поставила себе целью спародировать весь известный ей животный мир. Ну, и я не ударил лицом в грязь. Выдержал, поддержал. Справился, одним словом. Когда она, наконец, угомонилась, почувствовал, что хочу есть не меньше, чем Изабелла тремя часами раньше. Кстати, составить мне компанию в этой ночной трапезе госпожа герцогиня отказалась. По крайней мере, я так истолковал ее разворот лицом к стенке кареты и послышавшееся буквально спустя секунду ровное дыхание.
А повезло мне с женой, надо сказать. Особенно она хороша, если ее несколько дней не кормить. Тогда и спесь куда-то пропадает, и ведет себя по-человечески. Вон, даже попытки не сделала, проснувшись, меня с дивана столкнуть. А я помню тот свой полет, в который она меня ногой отправила.
Увы. Не ошибся я. Вся причина удивительной покладистости и нежности Изабеллы заключалась в добровольной голодовке. И в том, что я ее покормил. А еще говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Мол, пришел вечером с работы мрачный и раздраженный, а ему бух! в тарелку чего-нибудь вкусного, да побольше. И вот уже любящий муж обнимает любимую жену. Правда, утром опять свинья свиньей! Где мои носки? Почему рубашки из химчистки не забрала⁈ У меня сегодня важное совещание у шефа! Работаешь тут, содержишь семью, а тебе даже такой малости сделать в ответ не могут! Видимо, и среди прекрасного пола такие индивиды бывают. И Изабелла из их числа, похоже.
Пришла в себя моя злобная птичка. Получив с утра у выпущенной из монастыря Мельбы воду для умывания и свои платья, она снова стала прежней.
— Ричард! — заявила она мне безапелляционным тоном и обжигая высокомерным взглядом. — Мы едем в графство Монкур. Там будем ждать указания от отца и императора.
И опять моя жена молодец! Как же я люблю тебя, змеюшка ты моя!
Во мне инициировалась магия! И словом, которое ее разбудило, оказалось то самое, о произнесении которого я мечтал со второго дня моего пребывания здесь. В первый день я еще ничего не соображал, а то бы мечтал на день больше.
— Нет! — не заревел, как можно было ожидать, не промямлил, что уже было бы для Изабеллы удивительным явлением, а просто очень спокойно, но столь же, как и у жены, не терпящим возражений тоном сказал я.
И весь мир вокруг меня расцвел новыми красками. Вначале я настолько опешил, что даже не сразу понял, что я вижу. А видел я различные потоки самых разных цветов, которые переплетались в воздухе и на земле, окружали людей, карету, лошадей и вообще все. Да это же магические потоки, сообразил я. И потянулся к красному. Но моментально отдернул руку, потому что на ладони немедленно вспыхнул огонь и порядочно меня обжег. И тут я увидел фиолетовый тоненький ручеек, как-то странно и очень дружелюбно кружившийся возле меня. Решил потрогать его. Приятнейшей ощущение — как будто гладишь по шерстке какое-нибудь домашнее животное, а оно едва не урчит от удовольствия.
В желании поделиться тем, что со мной произошло, я посмотрел по сторонам и с удивлением обнаружил, что окружающие в ужасе разбегаются. А от меня во все стороны распространяется дымка.
— Эй, куда вы? — хотел крикнуть я, но потом понял, куда. Как можно дальше от меня. Потому что та дымка, которая начала от меня расползаться, превращала в прах все, что попадало в ее зону. Включая траву, кусты и деревья. Жуткое зрелище!
И проблема была в том, что я представления не имел, как это остановить. А остановить было нужно немедленно — дымка уже подбиралась к карете и лошадям. Так в карете же сейчас Мелли, в ужасе вспомнил я.
— Огюст, сволочь ты такая! — позвал я в отчаянии. — Помоги, темный маг хренов!
— Отпусти фиолетовый поток, кретин! — прозвучал голос призрака, который был едва виден и как-то подозрительно мигал — то появится, то пропадет. — Я же предупреждал, чтобы не вызывал меня дней десять! И не вздумай еще и темно-зеленый к себе притянуть.
И Огюст окончательно развоплотился. Я снова посмотрел на фиолетового «милашку» и интуитивно сделал резкое движение рукой, как будто стряхивая с нее что-то. Дымка сразу исчезла. Однако… Чуть было тут армагеддон местного масштаба не устроил. А может быть, и не местного. Откуда мне знать, докуда бы эта дымка распространилась?
— Можете возвращаться! Все нормально! Родрик, Изабелла, идите сюда! — громко крикнул я, облегченно вздохнув.
Но вернулись не все. Только дядюшка Родрик и Изабелла. Причем последняя шла в мою сторону на полусогнутых и явно боролась с желанием присоединиться к гвардейцам, которые, добежав до своих лошадей, вскакивали на них и уносились прочь.
— Куда это они? — поинтересовался я, оглядывая задумчивое лицо дядюшки и испуганное Изабеллы.
— К королю Конраду или сразу к верховному инквизитору Турвальда. Или и туда, и туда — по дороге разделятся, — промолвил Родрик.
— Нас всех теперь убьют, — простонала Изабелла. — Ричард, позволь мне, пожалуйста, уехать, — она огляделась в поисках лошади. — Я пешком пойду. Ничего страшного, — продолжила она, увидев, что ни одного свободного четвероного средства передвижения не осталось.
— Ты темный маг, Ричард, — вновь вступил в разговор Родрик. — Я не знаю, как это получилось, но это очевидно. Теперь на тебя и на всех, кто окажется рядом с тобой, объявят охоту. А мне как священнослужителю и вовсе невозможно с тобой оставаться.
Ах, ты скотина, подумал я. Так это же ты в это тело Огюста призывал! Или дядюшка не знал, каким магом был наш предок? А мог ведь и не знать. Вон, какие легенды о родоначальнике остались — и фехтовать он умел, и справедливым был, и законы правильные установил. Поди еще и добряком его прославили. Ага… Я-то теперь после общения с призраком хорошо представляю, каким на самом деле был Огюст. Но выхода у меня сейчас нет. Один я в этом мире долго не протяну. Слишком ничтожны пока мои познания о местных правилах. Так что — никто никуда не пойдет.
— Я! Я останусь с его светлостью! — выскочила из кареты Мельба.
Вот. Единственная, на кого можно положиться. Но мне этого недостаточно.
— Никто никуда не пойдет и не поедет! — жестко объявил я. — Ты, Изабелла, моя жена и последуешь за мной. А ты, дорогой дядюшка, всю эту кашу и заварил, так что будь любезен теперь расхлебывать. И никаких возражений!
На удивление, но как раз возражений и не последовало. Вот что страх перед темным магом делает! Пожалуй, это даже лучше, чем голод срабатывает. Начинаю понимать Огюста, который с таким удовольствием рассказывал, как он жил после того, как создал герцогство Юм.
Изабелла без разговоров, только с почти священным ужасом глядя на меня, медленно, как завороженная, залезла в карету, Мельба — шустро и без малейших сомнений тоже. А вот мне пришлось разместиться вместе я дядей на месте кучера. Он тоже куда-то сбежал, естественно. Пока я своему родственнику не слишком доверяю. Завезет, куда не надо. Или сбежит по дороге. Это Изабелла из кареты на ходу не выпрыгнет, а если и выпрыгнет, то вернем ее назад, а этот вполне может куда-нибудь в лес сигануть. Да и поговорить мне с ним надо. Рассказать, почему так произошло и в чем была его ошибка, когда Огюста призывал.
Поверил мне Родрик не сразу. Прав я был. В памяти потомков Огюст остался светлым магом, а все эпизоды с подъемом кадавров и прочими подобными шалостями из летописей аккуратнейшим образом вымарали. Даже не так. Совсем их туда не заносили. Первые поколения еще помнили, как все было на самом деле, а последующие уже и забыли. И получился светлый маг, отменный фехтовальщик и красавец почти двух метров ростом. Забавно, но с ростом Огюст угадал. Именно такого размера памятник — двухметровый ему в замке и стоял.
Но потом дядя мне поверил. Поверил и ужаснулся, что же он натворил. А ты как хотел, дядюшка? Думал, что не будет тебе никакого воздаяния за то, что родного племянника жизни лишил? Теперь вот будь добр следовать, так сказать, в русле выбранной политики, и помогать мне всем, чем сможешь. Проникся. Кажется, можно больше не опасаться с его стороны предательства. Ему главное, чтобы я герцогство в прежней славе и богатстве сохранил. Сделаю. Постараюсь. Это и в моих интересах, о чем я дяде еще при второй встрече сказал, а теперь подтвердил.
Попетляли мы в течение дня изрядно. Родрик хотел как можно лучше запутать следы, чтобы сбить с нашего следа погоню, которая, он не сомневался, будет. Темный маг похитил принцессу Турвальда. Ату его! Да, именно так эта история и будет теперь творчески переработана. Никто в королевском семействе не признается, что сами, своей волей и, кстати, против желания этого самого мага, отдали в жены темному исчадию свою кровиночку!
Ехали то по наезженным дорогам, то по каким-то полузаброшенным лесным проселкам, дважды пересекли вброд речки (мне показалось, что ездим кругами и что одна и та же речушка), и только к вечеру Родрик, наконец, решил, что теперь нас никто не найдет, и сообщил, что пора останавливаться на привал, а то лошади совсем из сил выбились. Честно говоря, вообще не понимаю, как они столько протянули. Читал когда-то, что этим на вид сильным животным чуть ли не каждые два — три часа отдых давать надо, а тут целый день тащили нашу не маленькую карету. Только пару раз и останавливались. Так сказать, по естественным надобностям.
Пока Родрик распрягал лошадей, Мельба начала шустро готовить импровизированный пикник. К счастью, провизии с собой оказалось более чем достаточно. В притороченных сзади к карете мешках нашлось и вино, и разные копчености, и даже еще не совсем черствый хлеб. Конечно, хорошо было бы чего-то горяченького после такого дня навернуть, но такой возможности не было. Продукты остались исключительно длительного хранения.
Поели. Изабелла вела себя тихо. Брала что-то из еды, медленно жевала, похоже, даже не ощущая вкуса. Смотрела куда-то вниз. И я решил, что имеет смысл с ней поговорить. Успокоить как-то. Отвел ее за карету, усадил на попону. Никакого сопротивления. Мда…
— Ты теперь меня убьешь? — спросила вдруг, обреченно подняв на меня взгляд.
— С чего бы это? — не смог скрыть я своего удивления.
— Но ты же все это время знал, что я планирую от тебя избавиться сразу после рождения нашего наследника, — без какой-либо вопросительной интонации проговорила она. — Мне Мельба сегодня рассказала, что ты ей об этом сказал.
Да, было дело. Распустил я как-то раз язык с Мелли. Очень уж хотелось выговориться. А оно вот как получилось.
— И ты всегда был магом. Признайся. Не знаю, как ты сумел сторожевые артефакты нашего дворца обмануть, но ты ведь только прикидывался, — она смутилась. — Недоумком? Так? А зачем тебе это надо было? Ты хотел захватить трон Турвальда? А я тебе в качестве законного повода была нужна? А теперь, когда твой план сорвался, я стала лишней?
Вот это да! Она ведь рассуждает совсем так же, как и Огюст. Тот тоже ситуацию именно так себе представляет. Помню, как он сожалел, что не может пустить отца Изабеллы, королеву и принца под нож, чтобы самому на троне поудобнее устроиться. Ну и нравы здесь. И как мне ответить? А главное — что мне теперь делать? Ведь именно так будут и все остальные думать. Ни малейших сомнений в этом у меня нет. А значит — и от меня будут ждать соответствующих поступков.