Пшеничная вдова

Глава 28. Раздумья

– Не жара, просто проклятье! – Бернад вытер испарину на рыхлом от жары лбу. Переваливаясь с ноги на ногу, он, казалось, стал косолапить сильнее. При каждом шаге выгнутые ноги напрягались, будто вот-вот переломятся. – Теллостос все ещё пытается меня убить. Помяни мое слово, Реборн, так и случится, если я не покину это ядовитое место. Летом на севере полно мест, где лед и не думает сходить, а тут даже пещерные камни раскаленные, как угли.

– По ночам здесь довольно прохладно.

– Если бы не ночи, то твой отец давно бы сыграл в ящик. Это единственные часы, когда мне не хочется сдохнуть, – Бернад громко расхохотался, – Нет… Ноги здесь моей больше не будет. Скоро отбываю, хватит греть старые кости на раскаленной кочерге. Мне нужен холод. Настоящий, северный, а не притворный девичий. Здесь столько солнца и цветов, что я чувствую себя шутом.

Перед отъездом Реборн много времени проводил с отцом. Это были очень долгие вечера. В его отсутствии он не должен был пролить крови больше, чем следовало. Король Бернад и сам понимал, что не стоит ворошить гнездо шипящих змей, но гордость его была уязвлена. Он не привык к компромиссам. Однако, война выпила у него слишком много крови, и он впервые узнал слово «уступки». Ни одной головы не было усажено на пику и по улицам города проволокли всего один труп. Мужика привязали к лошади, протащив по самым людным мостовым. Вердан Торелли, получивший от Реборна четкие указания, убедил Бернада ограничиться только одним зрелищем. Остальных недовольных, коих все же находилось и после свадьбы – малые банды, изредка нападающие на патрульных, отлавливали и резали глотки без особой помпезности. Вердан Торелли убеждал Бернада отвести для таких специальный ров, чтобы скрыть под землей мертвецов. А лучше отдать тела родственникам, но Бернад предпочел кинуть мятежников в кишащую макрель посреди моря. Рыба быстро оголяла их до костей.

Под ногами хрустела галька летнего сада. Изредка веял ещё не прогретый с весны лёгкий бриз. Вдалеке качались на волнах черные корабли. За несколько недель Бернад облюбовал только это место и еще зал вольных ветров, где бриз огибал длинные колонны, воя днем и ночью. Остальные ему показались нестерпимым пеклом.

– Ты никогда не будешь выглядеть паяцем. Даже если обвешать тебя колокольчиками с головы до пят, а к бороде привязать самый большой из них, – Бернад ещё громче расхохотался, а Реборн даже не улыбнулся, потому как не шутил.

– Зато проныре Дорвуду удалось выставить меня болваном, – в голосе Бернада булькнуло смачное недовольство. Король быстро зверел и быстро успокаивался, но это не касалось нанесенных ему обид, – Ты был в счетоводной? Знаешь, сколько золота на этой земле? Клянусь тебе, эти Фаэрвинды гребли все добро континента! Видят Боги, если бы союзники знали, сколько на самом деле лежит монет в подземельях замка, нам бы пришлось драться со всеми благородными домами от Восточных скал до Дальних рубежей.

– Дорвуд был слишком жаден, – сказал Реборн и сразу нахмурился. – И поэтому глуп. Благоразумней было купить благосклонность союзников, но он предпочитал кормить сомнительных Богов и молчать о своем достатке.

– А еще петь о нейтральных водах, вместо того, чтобы заплатить мне пошлину за пропуск его чертовых кораблей!

– Разве ты бы пропустил?

– Нет. Но я бы поторговался, – хохот размашисто прокатился по липкому зною, – Любопытно, насколько бы расщедрился этот скряга.

Солнце палило. Цветы цвели и пахли. Мимо проносились пчелы, шмели и мухи. Резные беседки и прилизанные кустистыми розами дорожки не имели ничего общего с хмурым взором каменных садов севера. Среди пионов, лилий, бардовых листьев лаврового плюща, стыдившего красоту даже елейных роз, черные камзолы королей выглядели захватнически. В этот удушающий полдень слишком много королевских сапог топтали свободолюбивую землю Теллостоса.

– Ты ещё не решил, когда следующий визит? – сдержанно спросил Реборн, с самого утра пребывая в тягучей задумчивости.

Руки его были сцеплены за спиной. Реборн всегда так делал, когда был напряжен.

– Ах, черт бы его подрал! – охнул король Бернад. Мимо пробежала Герда, за ней лениво протрусил Лютый, недовольный жарой. Сука долго скакала вокруг пса, пока тот пытался заснуть в тени беседки, но поскольку та не унималась, он предпочел сдаться и потрусил за ней, правда, сам не знал куда. Лай собак разогнал ленивую унылость полдня. Они нашли кроличью нору, – Не раньше осени, когда спадет это адово пекло, – Бернад остановился, вспахав податливую гальку медвежьими стопами. На плечо Реборна легла тяжёлая ладонь, – Я полагаюсь на тебя, мой сын. Этому краю нужна молодость и гибкость, а я уже слишком стар, чтобы учиться править как-то иначе. Здесь слишком своенравный народец, боюсь, половину я просто перережу.

– Не думаешь, что я сделаю то же самое?

– Ты отходчив, а я нет. У меня эта кобылка уже давно была бы разделена на мясо, – Бернад продолжил свой путь по узкой дорожке, пропустив вперёд собак, – Боги, даже мятежники мне бы не помешали, – Бернад покачал головой, – Проклятье, Реборн, ты посмотри, что сделала со мной эта Фаэрвиндская кровь… Посмотри на мои руки, что ты видишь? – он поднял ладони, – Верно, совершенно верно! Ничего хорошего, сын. Я готов удушить девчонку, просто девчонку… Воин, наверняка, осуждает меня. Вложить бы в ее руки меч, да я буду выглядеть еще большим дураком. Я уж начал мечтать, появился б какой-нибудь кузен, то было бы честнее. Но их что-то не видать. Правильно… правильно… так и шеи целее будут. Проклятая жара. Я всегда говорил, что эта сука слишком громко лает… Это я про Герду. Но это я погорячился, про шеи-то. Недолго им с целыми ходить. Передушим со временем всех, кто поближе, а там Боги нам помогут. Чую, найдутся те, кому не понравится фамилия отпрысков их дорогой королевы. Но теперь только Блэквуды, никаких Фаэрвиндов, это все ядовитая кровь!

Нет, это все твоя ненависть, в мыслях своих поправил отца Реборн, но вслух ответил иначе:

– Фаэрвинды не представляют опасность, пока не начали претендовать на трон. Но ближайший родственник мужеского пола имеет только третье колено от первой крови, шансов у него мало. Для переворота необходима хорошая мотивация лордов, а их вполне устраивает королева. Сейчас в их глазах только страх и надежда. Королева ответит на их надежды. С этим упрочится и их благосклонность.

– А что будет после, ты об этом думал?

– Появятся наследники, – отрезал Реборн, не желая развивать тему, – Ошибка короля Дорвуда – пятно на роде, но Фаэрвинды на престоле уже сотни лет. Некоторые лорды не примут кого-то другого. Не все, конечно. Многие за нас. Но никто не любит предателей, ты сам знаешь. Нужно быть начеку с ними. Сейчас же лучше направить гнев на Беррингтонов.

Время было не лучшим, чтобы заводить разговор о будущем королевы, Реборн это знал. Он сомневался, что даже время что-то изменит, но, во всяком случае, сгладит остроту отцовского негодования. Но в одном с отцом он был совершенно согласен – бесчестно бороться с тем, кто не может ответить по природе своей. Для Бернада Блэквуда кровь оказалась важнее любой природы. Реборн видел, что так обстоят дела и для всех остальных. Он и сам хотел казнить Исбэль прямо в тронном зале, а потом на виселице. Ненависть бывает сильнее всякой чести. Блэквуды жаждали убить королеву, которая, скорее всего, к тому времени уже станет матерью. Тихо, исподтишка, словно хитрые дворцовые интриганы – подло, как ни крути. Честь можно купить, честь можно продать, о ней можно забыть под гнетом нужды и страха, когда смерть дышит тебе в затылок или голод обнажает ребра, но Блэквудам достался самый гнусный способ потерять честь – убить того, кто не может держать меч.

– Сукин сын! Оба сукина сына! – в гневе выпалил Бернад, – Тебе следовало убить Беррингтона еще тогда. Вернуться и убить!

– С кучей раненых за спиной? – покачал головой Реборн, – Я не собираюсь убивать его, отец. Здесь не Глаэкор. Безумного не жалуют и в Тэллостосе, но если уничтожить дом Беррингтонов, вот так, без разбирательств и объяснений, Блэквудов это не упрочнит. Я проделал слишком большую работу, чтобы все потерять. Состоится суд. Его судьбу будет решать большой совет лордов, но только после того, как они принесут мне присягу верности, – Реборн остановился, – От тебя мне нужна помощь прекратить поставки. Транзит идет по границам наших вод, тебе без труда удастся их перехватить. Мне же придется вторгаться в феод Берригнтона и развязать конфликт еще до суда.

– А что сейчас? Что делает это ублюдок? Может, собирает армию из своих скверных псов? – Бернад перевалился с ноги на ногу и тоже остановился.

– Сидит тихо.

– Южные трусы, псы с поджатым хвостом! У этой земли мужчины как бабы, а бабы как шлюхи. Ты видел, что тут творится, сын? Эти южанки ходят почти голышом под солнцем, груди их колышутся под платьем, словно спелые дыни, а платье такое тонкое и короткое, что его можно сдуть, не сильно раздув щеки. Что говорить о бризе! Еще эта макрель… Права была чертовка, из-за нее наши солдаты думают только нижним умом. Хотя, какой там ум! Как бы не вышло это боком, – посетовал Бернад, – Но насчет транзита можешь не беспокоиться. Ни один чертов корабль не проплывет дальше морского дна.

– Помнишь, как в детстве я чуть не утонул в реке? – спросил Реборн.

– А как же, только пятак исполнился, а какой задиристый был, – прогремел трубным басом Бернад, – Говорю – не лезь, а все туда же! Ну и поделом.

– Я барахтался, пока полностью не ослабел. Когда бурный поток меня подхватил, я перестал молоть руками, выгнулся и попытался удержаться на поверхности. Я лежал на спине, иногда захлёбывался, но вода несла меня как щепку, а потом просто выбросила на плоские камни посреди реки, – Реборн двинулся с места, без усилий поспевая за косолапым Бернадом, – Тогда я понял, что нужно знать, куда прилагать свою силу, и когда. История не любит ни предателей, ни падальщиков. Каждый получит по заслугам. В свое время.

– Ох, далеко твоему брату до тебя, ох далеко, – посетовал Бернад, прихлопнув на щеке надоедливую муху, – Но ничего, подрастет еще…

– Кассу всего четырнадцать, ему нужно учиться владеть чем-то еще, помимо меча. Я подумываю передать ему свои феоды.

– А вот это уже я решу, что и кому передавать, – недовольно пробасил Бернад, – Лучше я пришлю его сюда, пусть поучится уму разуму. Заодно и наследника заделает. Второго.

– Второго? – вскинул брови Реборн.

– Я решил, что один ребенок Теллостос не успокоит, когда их ненаглядная вдова двинет кони. Да и помереть может, что ещё хуже, дети они ведь дохнут от каждой хвори… – Бернад покачал головой и погладил кустистую бороду толстыми пальцами, похожими на сосиски, – Боги, лучше бы это были девочки… Тогда и мороки меньше.

– И когда же ты решил делать первого? – голова Реборна склонилась на бок. Король стоял прямо под солнцем и не видно было, как сверкнул лёд в его глазах.

– Сегодня ночью. Если силы будут, ещё и с утреца… Ох, если б не жара!

Реборн не любил лукавить, но в который раз ему приходилось идти против собственных же правил. И снова отец оказался прав. Южанки заставляют мужчин забывать о чести.

– Отец, но мать умерла всего полвесны назад, – сказал он тихо, склонясь над ухом отца, будто их мог кто-то услышать. Но их не слышал никто, кроме собственной совести, – Боги завещали держать траур год.

Он и сам не знал, что даст ему это время, но не мог поступить иначе. Бернад повернулся к сыну. Лицо его словно треснуло, на мгновение мелькнул медвежий оскал.

– Боги… Боги завещают держать траур, но не завещают жить! – прогремел он, – Она была ещё не так стара! Вельта могла родить мне ещё одного наследника.

Бернад любил жену, но никогда об этом не вспоминал. Он сетовал только о нерожденном сыне. Реборн подошёл к отцу вплотную.

– Теллостосу вполне хватит и одного наследника, – голос Реборна сделался тише и вкрадчивей, – Прошу, отец, выдержи положенный год. Ради матери. Ради меня.

С досадой махнув на сына рукой, Бернад двинулся вперёд и больше ни слова не сказал. Для него остаток дня был безнадежно испорчен.

Черные корабли ушли на рассвете.