Пшеничная вдова

Глава 35. Несносная женщина

Король вернулся уже через сорок лун – гораздо раньше, чем ожидала Исбэль. Она еще совсем не успела собраться с духом, поэтому храбро пряталась за неотложными делами где-то в замке и постоянно ускользала. Рассказы Марты окончательно ее доконали. Залитая багряным румянцем стыда, обдаваемая жаром молчаливого возмущения, Исбэль заставляла себя слушать ее бесстыжие речи, противоестественные отвратительности, и, о ужас, готовиться примерить эту рубаху на себе.

– Обычно ты раздвигаешь ноги и они делают все сами, – сказала она в первую их беседу, – Для начала этого хватит с лихвой.

Подбадривания служанки ее вовсе не успокаивали, иногда Исбэль казалось, что она впадает в панику. Находились тысяча причин, чтобы она не столкнулась с королем. То школы при храме срочно нуждались в личной проверке Исбэль, то неожиданная простуда, требующая строгого карантина. В конце концов Реборну это надоело, и он послал за Исбэль слугу, оповестив ее о том, что, хотя бы ради приличия всё-таки стоило поприветствовать мужа после долгой дороги. А с соплями, да простудным недомоганием он, так уж и быть, как-нибудь справится. Королева, конечно, вольна выбирать, как ей поступать, передал слуга, но лучше бы ее воля была на стороне долга. В конце концов, всю жизнь бегать у нее не получится – решила Исбэль. Бедные клирики при храмах уже, наверное, поседели от каждодневных проверок королевы, а простуда рано или поздно должна была окончиться. Которой, впрочем, у Исбэль не наблюдалось. Королевский лекарь Вернон, возвращенный на прежнее место королем, подтвердил заболевание королевы, а вот сир Хардрок опроверг, сказав, что болеть подобным образом – это не испытание судьбы, а талант. Исбэль предполагала, что Реборн склонен верить сиру Хардроку.

Подходя к дверям спальни, Исбэль пыталась не растерять остатки девичьей воли.

«Ничего страшного. Время позднее, пора укладываться спать. Не удивительно, что он ожидает меня именно там», – храбрилась она.

«Но зачем ты тогда нарядилась в свое лучшее платье, Исбэль?», – спросил ее беспощадный трезвый рассудок.

По платью цвета зрелой крапивы вились мелкие листья лилии, вышитые темно-коричневым золотом. Не броское, но трогавшее сердце, оно слегка приоткрывало плечи, поясницу подбил большой бант из того же темно-коричневого атласного золота.

«Во всяком случае, у меня будет немного времени собраться с духом», – не сдавалась Исбэль, стараясь не вспоминать, насколько быстро король умеет раздеваться.

Большая дверь скрипнула и отворилась, королева вошла. Казалось, Исбэль перестала дышать. Сегодня король превзошел сам себя – он сидел на шелковых простынях в ласковом свете десятка свечей, довольный и совершенно нагой.

– Добрый вечер.

– Добрый, – ответила Исбэль, удивляясь, как ей удалось произнести приветствие без воздуха в легких.

– Как ваша простуда?

– Еще немного докучает, – попыталась шмыгнуть носом Исбэль, чтобы ее болезнь выглядела не слишком голословна. По звуку чистого дыхания даже ребенку было понятно, что королева юлит.

– Я боялся, что вам не хватит сил дойти до спальни.

– Не стоило беспокоиться, эта простуда не так опасна.

Исбэль прошла мимо короля, пытаясь не разбрасываться взглядом. Необходимое она уже увидела – теперь-то она знала, что мужчины не ходят так все время, с налитым естеством. Марта поведала ей, что оно должно наполняться соками, пока не разбухнет или не начнет угрожать своей огромностью. А еще она сказала, что огромностью похвастаться могут далеко не все мужчины. Исбэль точно знала, что король вполне способен на подобные угрозы, если сравнивать с естеством застуканного с Мартой солдата. Иметь дополнительные поводы для сравнений Исбэль отчаянно не желала и молила богов более не посылать ей подобных испытаний. Единственное, о чем Марта не поведала, но только потому, что Исбэль умолчала о такой детали, как мужеская немощь короля, – как вызвать желание не только сердца, но и плоти. Скорее всего, Марта просто не сталкивалась с этим.

– Как прошла поездка? – Исбэль излучала вежливость, смело пройдя мимо голого короля, прожигавшего ее взглядом.

Надеюсь, я не слишком прекрасна этим вечером, с надеждой подумала она. А потом оглянулась на короля и вновь быстро отвернулась – плоть его была совершенно спокойна, значит, она не слишком прекрасна, расстроилась Исбэль.

– Трудно, муторно, напряженно, – в этот вечер Реборн был предельно лаконичен.

– Неужто дела вашего феода настолько плохи? – удивилась Исбэль, чувствуя, как спину ее прожигают взглядом. На мгновение ей показалось, что жар взгляда, вопреки природе, холодком коснулся ее обнаженной кожи. Если бы девушка повернулась вновь, то поняла, что была уже съедена этим взглядом.

– Феод здравствует, благодарю. Дело в поставках опиума и дурман-травы для лорда Беррингтона. Отец перехватил несколько партий – он зол, – Реборн встал, направившись к столу. Как раз туда, где затаила дыхание королева.

Вечер выдался прохладным, и слуги завесили лоджию длинным палантином. Полупрозрачным, белоснежным, он был похож на тончайшую паутину неугомонного, трудолюбивого паука. Холодный воздух скользил по невесомой ткани, словно по снежной горе, ударялся о пол, стелясь по глянцевому паркету и холодя лодыжки.

– Это же последние поставки? – с тревогой в голосе спросила Исбэль.

На мгновение даже голый король показался ей не такой большой напастью, как весть о дурном настроении его отца.

– Не стоит беспокоиться об этом, – довольство Реборна слегка поубавилось, – Безумный стремится захватить больше земель, но он далеко не так щедр, как Отверженный. За свой захват он требует монеты с самой жертвы – неслыханная наглость, – Исбэль почувствовала горячее дыхание у себя над ухом, – Отец вразумил поставщиков, а я – лорда Беррингтона. Теперь он не будет настолько расточителен.

Потянув завязки корсета на себя, Реборн без предупреждения начал раздевать Исбэль. На этот раз он оказался гораздо ловчей, видимо, боги наделили его внезапными навыками. Платье с легкостью скользнуло вниз. Но за мгновение до того, как ладони Реборна коснулись талии Исбэль, она проворно, словно прыгучая лань, преодолела гору ткани и оказалась на расстоянии шага. Она повернулась. Нижняя сорочка облегала талию и открывала грудь – оборки пестрели только по краю ткани, у самого пола. Серебряные пуговицы отражали желание ночи, вспыхивая и превращаясь в золотые. Реборн нахмурился, а сердечко Исбэль затрепетало – король все еще оставался спокоен. Теперь она не знала, чего боялась больше – самой брачной ночи или ее отсутствия.

Так они и стояли – король, королева, прохладная, сияющая ночь и шипастый ошейник между ними, лениво лежащий на столе. Шипы протыкали спокойствие Исбэль, окончательно повергая ее в панику.

– Значит, Безумный больше не будет дурманить население? – спросила она, и голос ее не слушался.

– Не будет, – твердо ответил Реборн, рука его легла на ошейник, с настойчивым скрежетом пододвинув его к ней. Шипы процарапали поверхность стола, оставив на глянце рваные щербины.

Реборн глядел на Исбэль, и во взгляде его читалось возмущение о ее непонятливости – неужели королю следует озвучивать очевидные просьбы?

Просьбы ли? – задала себе вопрос Исбэль.

«Не стоит браться за поводок, если знаешь, что не сможешь его удержать», – она еще не сомкнула замок на его шее, а он уже сорвался с поводка. Между двух зол Исбэль выбрала вновь разозлить зверя.

Коснувшись пальчиками холодной кожи, она сжала ошейник что есть мочи, Реборн резко выдохнул и напрягся, в глазах его сверкнул лихорадочный блеск. Но вместо того, чтобы сделать шаг навстречу, Исбэль резко развернулась и уверенным шагом направилась к лоджии. Легкая паутина метнулась в сторону, через мгновение ошейник уже летел вниз, обманув все надежды короля.

– Что ты сделала?! – в изумлении взвыл он, разрывая взглядом переполненную смелости Исбэль.

Не сказав ни слова, девушка подлетела к мужчине и с размаху, что есть силы влепила ему пощечину. Ошарашенно взглянув на супругу, Реборн в первое мгновение и не понял, что происходит. Только когда ему уже прилетела вторая, его взгляд стал таким бешеным, что впору было думать о бегстве.

– Я предупреждал тебя, чтобы не смела поднимать руку на короля! – раздался гортанный рев, и на мгновение показалось, будто по небу прошелся раскат грома.

Приготовившись уже перехватить третью оплеуху, Реборн напрягся и подался вперёд. Но вместо третьего натиска Исбэль отскочила назад так прытко, будто воспитали ее лягушки.

– На бесстыжего, голого короля! – выпалила она, сверкнув изумрудными глазами.

Вне себя от ярости, Реборн подскочил к столу, за который спряталась девушка, и одним движением смел все с его поверхности. Все графины, бокалы и огромное блюдо с фруктами, возвышавшейся, словно разноцветная картина. За сервировкой полетел и сам стол, с лёгкостью, словно пушинка, оторвавшись от пола. От грохота заложило уши.

– Молись, женщина! – проревел Реборн, сотрясая стены, и у Исбэль от страха зашевелились волосы на затылке. Девушка вдруг поняла, что совершила огромную ошибку.

«Убьет, точно убьет!» – молнией пролетело у нее в голове.

– Ааа! – закричала она отчаянно, уже находясь на полпути к двери. Исбэль и не подозревала, что умеет так быстро бегать. Не ожидала она и недюжей силы в руках, потому как тяжелая дверь отлетела в сторону, прежде чем она выскочила из спальни. За ней бросился король, который, чертыхаясь на чем свет стоит, на мгновение застрял в проёме. Потом быстро вернулся в комнату, пытаясь надеть портки. От бури, клокочущей в крови, натянуть их никак не получалось. Реборн весь раскраснелся, ледяные глаза налились кровью, короля можно было с легкостью перепутать с разъяренным быком. Все это время за ним наблюдали удивленный Киргоф и перепуганный Ульрик, просунув в проем озадаченные головы. Широкая стопа все время путалась в ткани. Свалившись, наконец, на пол, Реборн плюнул на это гиблое дело и как есть, нагишом понёсся по коридорам замка.

Девушка бежала что есть мочи, действительно молясь Богам, чтобы те дали ей укрытие от разъяренного короля. Она вдруг резко остановилась, когда пробегала мимо летнего сада. Стражники в вороненых доспехах стояли внизу, лениво оперевшись о колонны из песочного камня. Фонтаны мирно журчали, питая пышную растительность у самой кромки воды. Замок излучал умиротворение вечернего лета, остывая после жаркого дня.

– Помогите! Спасите! Аааа! Королеву убивают! – завизжала Исбэль, не щадя собственного горла.

Перевалившись через парапет из мраморных колонн, она едва не свалилась вниз. Огненно рыжие кудри разметались, каскадом ниспадая на белоснежные плечи. На мгновение они стекли по колоннам вниз, а потом взлетели в воздухе, лизнув его языком пламени. Почувствовав стремительно надвигающуюся угрозу, Исбэль вновь сорвалась с места. В голове, словно птица в клетке, билась одна-единственная мысль: «Убьет! Догонит и убьет!»

Стражники, быстро переглянувшись, принялись подниматься по лестнице, лязгая доспехами. Когда они преодолели уже половину пути, мимо них пробежал голый король.

Исбэль не помнила, как тут оказалась. Пролетали коридоры замка, хлестали по лицу размашистые листья рослых пальм, а она все неслась и неслась, чувствуя, что ещё чуть-чуть, и Реборн ее настигнет. Нахлынувшее отчаянье заставило ее шмыгнуть в первый же попавшийся проем. Слишком широкий и слишком без двери, чтобы остановить клокочущего яростью короля. В лицо сразу пахнуло тепло, налитое ароматом свежего хлеба, вокруг сновали кухарки-хлебницы, утопая по локоть в пшеничной муке. Огромная печь в углу пекарни заходилась жаром, то и дело пыхая огнем. Кухарка накрыла бадью с только что замешанным тестом большой деревянной крышкой, это должно было подоспеть только к утру. Огонь распалялся, будущие булки, посыпанные тростниковым сахаром, только начали месить.

Влетев, словно заблудившаяся чайка, девушка кинулась вглубь кухни, сбив по пути с ног несколько кухарок и парочку огромных метелок с травами, свисающими с потолка. Следом на кухню влетел Реборн.

– Где она?! – взревел мужчина, окончательно перепугав визжащих поварих.

Те были бы и рады сознаться, но не совсем понимали что происходит. Почему на кухню влетела перепуганная королева и почему перед ними стоял голый король, совершенно не прикрыв орган, полный мужских сил.

– Все вон! – прокричал Реборн так, что оцепеневшие от шока кухарки запорхали к выходу. Только одна замерла, так и не разжав кусочек теста, начавший стекать у нее между пальцев. Она чувствовала грозное приближение короля, не в силах оторвать взгляда от его чресел. Новый рев заставил ее отмереть, переставляя свинцовые ноги в сторону коридора. Кажется, ее подхватили остальные кухарки, когда она лишилась чувств.

Он нашел ее между открытых мешков с мукой. Притаившуюся, словно мышка и такую же бледную, как и мука. Солнце уже село и в окна не бил дневной свет, пекарня озарялась только бушующим пламенем печи да светом, лившимся из коридора в большой арочный проем без дверных створок. Жар беспрепятственно выходил в коридор, согревая холодный мраморный пол и каменные стены. Отблески огня играли на шелково рыжих волосах Исбэль, дрожа вместе с ней. Исбэль пискнула, когда Реборн с лёгкость выудил ее из-под мешков с мукой, толкая ее к центру кухни. Прямо к дубовому столу, где месилось тесто.

– Где твой разум, несносная женщина?! – все распалялся Реборн, раскалив сталь своего взгляда докрасна.

Открывая рот, словно золотая рыбка, Исбэль от страха не могла вымолвить и слова. Заломив руки ей за спину, Реборн повалил ее грудью на засыпанный мукой дубовый стол, задрал полы тонкой сорочки, оголив белые ягодицы и занес руку. А потом с силой опустил ладонь на нежную кожу. Раздался громкий шлепок.

– Аааа! – взвизгнул Исбэль, когда ее кожу ошпарило. И потом ещё раз, когда на нее обрушился второй шлепок, – Уиии!!

Тяжело дыша, Реборн порол свою жену, ощущая невероятную сладость возмездия. Как же давно он этого хотел!

Ладонь все опускалась и поднималась, а Исбэль визжал и визжала, даже не пытаясь вырваться. В какой-то момент она издала последнее «Уиии!», а потом неожиданно затихла. Прошло около минуты, прежде чем Реборн заподозрил неладное. Он отпустил руки Исбэль, переместив ладонь ей на поясницу, а когда она опустилась на задницу королевы в очередной раз, та внезапно задрала ее, словно кошечка. Будто испугавшись собственного движения, Исбэль одернула попу, но Реборн успел ударить по нежному месту. Исбэль притихла ещё сильнее, а Реборн с удивлением поднял руку, почувствовав влагу на своих пальцах. В следующую секунду он коснулся внутренней стороны бедер, которые были уже все сплошь мокрые.

Подумав, что, может быть, королева обмочилась от страха и боли, он все же слегка провел рукой по ее нежным складкам. Пальцы его утонули в вязкой, пахучей влаге, сочившейся с лона Исбэль. Запах свежего хлеба смешался с дурманящим, терпким запахом молодой девушки, ароматом приливного моря и цветущей вербены. Весь воздух наполнился ею. Чувствуя, как затуманивается его разум, Реборн скользнул пальцем внутрь – в лоно Исбэль, узкое, словно игольное ушко.

– Ах! – предательски вырвалось из уст Исбэль, и она тут же уткнулась носиком в муку, дабы не выдать своего духовного падения.

Большего приглашения король и не ждал. Растеряв последние остатки самообладания, Реборн обхватил руками бедра Исбэль, развел ягодицы и ткнулся в ее сторону. Нащупать вход чреслами у него получилось не сразу, нетерпеливые руки делу только мешали, а взгляд утратил остроту из-за жгучего вожделения. Исбэль вскрикнула. Узкое лоно расступилось, впуская в себя Реборна. Слишком большого, чтобы всему поместиться внутри. Но королева была настолько мокрой, что, казалось, Реборн проскользнул внутрь, словно гладкая сельдь в морские силки.

Реборн начал двигаться рвано и несдержанно, а жар в его груди впервые перелился в чресла и начал пульсировать волнами наслаждения. Дурманящие движения заставили его окончательно позабыть о разуме. Исбэль дернулась:

– Ой!

Послышался сбивчивый ропот кухарок:

– Она там!

В кухню влетела стража. Исбэль начала вырываться, и только тогда король очнулся. Мгновенно оторвавшись от Исбэль, он одним движением одернул полы вываленной в муке сорочки.

Стража ошалело пялилась на королеву, на готового к бою короля, кто-то поскользнулся на разлитой по полу воде, выплеснутой кухаркой из ковша. Ульрик с Киргофом оказались тут же, вместе со всеми, нащупав королеву по крикам. Воцарилась вопросительная тишина: вроде как, королева просила о помощи, а с другой стороны, король их не звал.

– Чего уставились?! Я же сказал – вон! – прогремел Реборн, озвучивая очевидный для стражи выбор.

Рыцари попятились назад, хватая свалившегося на пол товарища, тот беспомощно молотил ногами воздух, будто страшась оказаться на месте королевы. С десяток стражников вывалились из кухни, распугивая кучу кухарок и еще невесть откуда взявшихся служанок, которых приглашать на мероприятие было и не нужно. Головы их уже облепили проем, словно виноградная гроздь шпалеру.

– А ну разошлись! – гаркнул Киргоф, встряхнув гроздь, и от нее оторвалось пара виноградинок, – Уши потеряли, безмозглые бабы?! – кричал Киргоф, оттаскивая за шкирку самую упорную, не в меру любопытную кухарку. Та в последний раз сунула голову в проем, ловко ускользая от железной хватки доспехов и с неподобающей смелостью оглядела короля, чтобы убедиться, что точно ничего не пропустила.

– По уху дам! – мотивировал ее стражник, и та сиганула вдоль по коридору.

Один из рыцарей, молодой, весен от силы семнадцати, совсем недавно получил посвящение и по неразумию своему отправился следом за поварихами. Его остановили почти сразу, а большой вороненый кулак начальника заставил его осознать промах и встать у проема пекарни вместе с остальными. Киргоф с Ульриком перекрыли коридор, отгоняя случайных захожих и повара, тащившего огромную бадью с тестом в окружении трёх служек-поварят.

Молодость не в силах была игнорировать очевидные звуки любви, лицо юноши стало полностью пунцовым. Краснота покрыла его щеки, лоб и даже шею, но никто этого не заметил, так как забрало было опущено. Стражник напротив стоял с видом понимающим и абсолютно спокойным. Он был из межевых, и всю жизнь провел на большой дороге. Ему повезло попасть в дворцовую стражу, и он не особо разбирался в придворных этикетах, но точно знал, ежели мужик дерет бабу, то мешать ему не надобно, даже если это была и королева.

Дрожа, Исбэль начала освобождать пуговицы от петель. Когда сорочка коснулась пола, Реборн уже успел растерять всю свою злость. Он посадил ее на стол и развел ее бедра, на них пестрели кровавые полосы. Нахмурившись, он отстранился, а Исбэль схватила его за руку и притянула к себе.

– Будет больно, – тихо сказал ей Реборн.

– Пусть, – так же тихо ответила Исбэль.

Он уложил ее прямо на стол. Распаренное тело Исбэль облепила мука, сделав его молочно-белым: ноги, живот, грудь. Даже волосы уже были не такими рыжими, угаснув в рассыпчатой белизне. Реборн скользил в ней, ощущая, как внутри него окончательно трескается лёд. Пекарню, прорываясь сквозь треск распалившегося огня, наполнили звуки любви. Порочное хлюпанье и громкие шлепки заставляли Исбэль краснеть, сжав кулачки. Иногда боль становилась такой сильной, а толчки грубыми, что она готова была впиться в его спину коготками, но удерживала себя, чтобы не сбить настрой короля. Толчок – зернышко упало в холщовый мешок крестьянина, а потом еще одно. Это была сладкая боль, в ней было много жизни. Реборн целовал Исбэль почти не отрываясь, словно боялся, что женщина под ним куда-то исчезнет. В какой-то момент он ускорился и напрягся так сильно, будто мышцы его превратились в камень. Девушка ощутила, как боль ее растворяется в горячем семени. Из горла Реборна вырвался рык, сердце его билось как бешеное. Он не отстранился, крепко обнимая Исбэль, вдыхая терпкий вербеновый аромат бело-огненных волос. Девушка гладила мокрые от пота волосы, слушая, как успокаивается его влюбленное сердце.

– Я больше не пшеничная вдова, – сладко прошептала Исбэль.

Реборн приподнялся, взглянув в перепачканные мукой лицо. И впервые улыбнулся. В глазах его не было больше холодности льда и мрачности камня. В них отражалось весеннее, счастливое небо. Поцеловав ее в мучной носик, он произнес:

– Нет, теперь ты мучная королева.

Пекарню озарил звонкий, весёлый девичий смех. И вдруг послышался треск.

– Ой, что это? – только и успела охнуть Исбэль, как дубовый стол рухнул вниз, вместе с королем и королевой, окончательно вываляв их в муке.