Пшеничная вдова

Глава 34. Правда

Исбэль не спешила выходить за пределы собственных покоев, решив дождаться Эсмер. После отъезда короля за ней начала ходить, казалось, половина личного гарнизона Реборна. Неизвестно, чего он опасался, но за дверью покоев, по длинным коридорам, на выходе из замка, в саду, даже на кухне – везде были расставлены стражники, и ни один шаг королевы не оставался без присмотра. Исбэль догадывалась, что и ночью в ее покои заглядывали – к отходу ко сну и на рассвете. Вполне возможно, что проверяли ее и в течении ночи, только сон слишком крепко обнимал ее, чтобы она могла это запомнить. Не боялась Исбэль и этого, еще несколько лун назад ее бы посетило отчаянье, ужасные муки заточения, но сейчас… все предстало в ином свете. Она не испугалась бы даже, если бы за ней ходила вся армия Реборна, до самого последнего солдата.

– Пора вспомнить настоящую Исбэль Фаэрвинд, – вела беседы со своим отражением Исбэль, как делала всегда, когда серьезное дело требовало обсуждения. Девушка сидела за туалетным столиком, рассматривая веснушки у себя на лице, – Посмотрите на себя, молодая леди. Веснушки? Какие глупости, – теперь она вовсе не казалась себе уродиной. Исбэль гордо приподняла подбородок, – Пора оставить детство позади.

Чтобы основательно взяться за дело, необходимо было знать все подробности. Но о главном она узнала лишь со слов самого короля, а он северянин, значит, предвзят. Боя с инаркхами Исбэль не видела, зато наблюдала десятки мертвецов, кровь которых стекала в море… Так кто может знать, что творилось за ее спиной на самом деле? Ох, если бы она в свое время интересовалась армией… За пределы замка ей было ней выйти, а в его пределах не было никого, кто мог поведать ей правду. Кроме… Девушка встрепенулась.

– Кузнец. Исбэль, глупая девчонка! Как ты могла забыть о кузнице? – Исбэль упрекнула в недогадливости собственное отражение, – Истина лежала у тебя под ногами, а ты даже не додумалась наклониться и поднять ее, – она покачала головой, с довольством любуясь, как забавно прыгают ее кудряшки, – Хорошего кузнеца сыскать не так просто, а если вокруг война… Сира Дрея Уивера не так-то просто заменить. Он переплюнет всех кузнецов Теллостоса и Глаэкора! Кто знает всех начальников стражи, походных командиров и принцев? Кто приходит к нему за лучшими клинками и за разговорами о войне рассказывает о армии? Что так смотришь на меня своими глупыми глазами? Могла бы и догадаться! – возмущалась Исбэль, а в отражении глядела девушка, с каждой минутой становившаяся все краше и краше, – Если сира Уивера не прогнал даже король, значит, цены ему и вправду нет. А у того, кому нет цены, очень много полезных тайн! Посмотрите, молодая леди, как вы прекрасны, мудры и очаровательны – запомните, король не должен забывать об этом ни на мгновение!

– Ваше Величество? – послышался за спиной обескураженный голосок Эсмер Лонгривер. Она огляделась в поисках служанки или стражника, но озадаченный взгляд не нашел ничего, кроме королевы и солнечной пустоты покоев.

– Эсмер, дорогая, ты уверена, что хочешь пойти со мной? – повернулась к ней Исбэль, подбирая полы изумрудного цвета платья. С этих самых пор она решила быть непростительно красивой каждый день и каждый свой вздох. Исбэль уже начала гонять служанок и портних, чтобы они сшили ей еще с дюжину новых платьев.

– Я буду рада хоть ненадолго покинуть стены замка, хочется глотнуть свежего воздуха, – ответила скромная Эсмер, опустив взгляд, – У кузницы открывается прекрасный вид на гору Перемен, так ведь?

– Конечно! – Исбэль встала, подошла к Эсмер и взяла ее ладони в свои, – Ты не должна ничего опасаться. Все позади, теперь ты – моя фрейлина и под моей защитой. Но мы, к сожалению, не покинем стены замка. Кузница расположена на открытой местности, но в западном крыле. Просто на возвышенности складывается ощущение свободы.

– Пусть так, – произнесла Эсмер, – Главное ведь ощущение. Не важно, истинна эта свобода или нет…

– О, дорогая Эсмер, истинность в нашей жизни – самое главное. Невозможно ощутить свободу, если она не истинна, можно только сделать вид, – произнесла Исбэль и тут же пожалела о своих словах. Не нужны были Эсмер ее размышления, вызванные возбужденным разумом. Исбэль слишком быстро становилась взрослой и, порой, не могла удержать зрелость при себе. Эсмер же пыталась спрятаться за своей неправдой, чтобы уменьшить боль. Исбэль думала, что та запрется у себя в комнате, испугавшись такого количества мужчин в латах, ведь в памяти еще было свежо насилие и в глазах ее отражалась печаль. Однако, Эсмер почему-то сразу согласилась сопровождать ее. Она была в нежном платье цвета слоновой кости, волосы были собраны жемчужной сеткой, которую Исбэль подарила ей накануне. Жемчуг на сетке удивительно хорошо отражал очарование простого шелкового платья. Эсмер держалась скромно и стыдливо, словно выращенная в золотой клетке певчая птичка.

Они отправились в кузницу, а за спиной слышался грохот металла. Киргоф и Ульрик возглавляли процессию из десяти стражников. К кузнице вела длинная винтовая лестница, уходящая в небо. Исбэль боялась ее в детстве, но, когда Кассу, ее погодке, пришло время заниматься боями на мечах, стала подниматься за ним, преодолевая страх и ужас. Помнится, принцесса всюду ходила за ним хвостиком и если уж он так резво взлетал по этим ступеням, то и ей это под силу, решила она. Над головой светлело небо, и до него можно было дотронуться руками; море тоже прощупывалось с легкостью, протяни ладонь – зачерпнешь пенистую горсть наплывающих на песок волн. Эсмер хваталась за толстый деревянный парапет, стараясь не оглядываться. Впервые она ощущала, будто летит – по обе стороны от лестницы, вбитой в гору, не было ни одной постройки, только колючие кусты можжевельника тянулись вниз по горе, изредка теряясь в густой зеленой траве. Исбэль то и дело поглядывала на рыцарей внизу: ей было смешно, но она твердо решила держать себя в руках, не хихикать и не думать о том, что вороненые рыцари сильно смахивают на гусениц черного махаона: такие же толстые и неповоротливые на этих крутых ступенях.

Когда осталось всего-навсего ступеней десять, Эсмер мертвой хваткой вцепилась в серое дерево и замерла:

– Я не могу идти дальше, – онемевшим от страха голосом прошептала она, – Здесь везде небо! Над головой небо и под ногами небо, мне очень страшно…

– Эсмер, дорогая, – Исбэль и сама себе удивлялась: рядом с Эсмер она становилась по-настоящему взрослой, стараясь защитить милое дитя, как она про себя ее называла, – В том то и дело, что это всего лишь небо! А если подумать, не всего лишь, а целое небо! То, что причиняет вред, имеет клыки, зубы и руки, я точно это знаю. А небо… оно дом для птиц и ласковый ветер, только и всего, – произнесла Исбэль голосом нежным, словно шелест листвы, – Если боишься – просто зажмурься, я поведу тебя за руку. Только не оглядывайся назад, если у тебя закружится голова, ты можешь упасть прямо на наших доблестных рыцарей, тогда уж мы точно услышим громкий грохот! – последнюю фразу говорить не стоило, Исбэль поняла это в самый последний момент, наблюдая, какими большими становятся прозрачно-серые, словно талый лед, глаза Эсмер. Лучше бы она зажмурилась, подумала Исбэль, ведь такими большими глазами много видишь, а от страха видишь еще больше, делая все только хуже.

– Не волнуйтесь, леди Эсмер, я не дам вам упасть, – послышалось позади, – Можете подниматься смело.

От удивления Эсмер перестала страшиться, а Исбэль растеряла свое назидательное настроение: Ульрик смотрел на них снизу, пребывая в воинственной решительности. Челюсть его, как и весь сам он, подалась вперед. Впервые он произнес что-то отличное от запретов, и слова «нельзя» слух Исбэль, кажется, не уловил. Последние десять ступеней Эсмер прошагала быстро, видимо, не желая падением своим нарушить стройный ряд вороненых рыцарей.

– Сюда ведет большая объездная дорога. На телегах привозят руду и утварь, но чтобы проехать по ней, необходимо выйти за стены замка, – поведала Исбэль. Вдалеке уже была видна кузница, она узнала ее по серым стенам из крупного камня и дыму, идущему из огромной трубы на крыше, – На обратном пути можно взять коней, чтобы не спускаться по лестнице, но придется сделать большой крюк.

– Не положено, – услышала она позади, Ульрик встал рядом, – Его Величество запретил покидать замок в его отсутствие.

– Запретил мне, но разве он упоминал кого-то другого? – Исбэль уверенно повернулась к Ульрику, голова которого плыла в небе, а на шлем его вот-вот должна была сесть туча, – Киргоф отправится по объездному пути, он проводит леди Лонгривер в замок.

Ульрик не издал больше никаких запрещающих слов, а Киргоф согласно кивнул.

За оружейной с белесыми колоннами, походившей на большую беззубую челюсть, расположилась кузница, за кузницей – небольшая конюшня для королевских нужд. Вся эта процессия тянулась к припорошенной далью горе Перемен и получила название улыбка ведьмы. Беззубый рот старухи не сулил ничего, кроме обузы ее детям, а оскал ведьмы всегда скрывал опасность. Вспорхнули птицы. Стая голубей покинула крыши построек, улетая в бледную даль. Наверху почти ничего не росло, кроме жесткой травы. Единственное дерево, прибившееся к кузне, свесило к земле длинные дряблые ветви, оплакивая свое одиночество. Эсмер вдруг резко остановилась и прислушалась.

– Вы слышите? – спросила она настороженным голосом, – Будто кто-то кричит.

– Это ветер, – ответила Исбэль.

– Это не ветер.

Эсмер огляделась по сторонам, встретилась глазами с рыцарями, по ее телу прошлась мелкая дрожь.

– Ветер воет, может свистеть… но не кричать, – с дрожью в голосе произнесла она, взгляд ее шарил по воздуху, – Кому-то больно. Там… Там!

Эсмер сорвалась с места. Зацепив полы невесомого платья, она побежала к пристройке, выросшей недалеко от кузницы. Платье трепетало на ветру, полы его смешались и вздыбились, Эсмер удалялась, словно уносимая ураганным ветром тучка. Рыцари ринулись за ней вместе с королевой. Девушка была права – вскоре все услышали крики.

Исбэль видела, как она забежала за угол постройки, еще пахнущей свежей побелкой и тут же услышала ее отчаянный крик:

– Уйди! Оставь ее! Помогите!

Эсмер с неистовством набросилась на высокого крепкого мужчину в желтом шапеле, широкой льняной рубахе и спущенными штанами. Кольчуга его валялась рядом, как и остальное снаряжение. Девушка неистово молотила маленькими кулачками по его широкой спине, а он поднял руку, пытаясь защититься от внезапного биения крылышков разъяренной птички.

– Марта! – в ошеломлении воскликнула Исбэль, наблюдая, как ее служанка одергивает полы платья. Сделала она это когда мужчина от нее отстранился, не сразу и неловко, так что все рыцари и даже королева успели заметить то, что по заветам богов должно быть скрыто от посторонних глаз, – Марта…

В голосе королевы было столько разочарования, что Марта невольно опустила взгляд. Чепец ее куда-то потерялся, темные волосы сбились и растрепались, как и вся ее одежда. Она не стала отпираться. Выросшая на улице Марта была научена, что молчание сохраняет кости лучше, чем нелепые оправдания, и меньше оставляет синяков.

– Схватите его, Ваше Величество! – кричала Эсмер, пребывая в горячем душевном смятении, – Этот мужчина ее обидел! Нужно наказать его, казнить! Он забрал ее честь, он делал ей больно! Почему… почему вы все стоите? Ваше Величество?

Ульрик загородил собой мужчину от Эсмер, спешно натягивающему портки и кольчугу и взглянул в наполненные слезами глаза:

– Ей не больно, леди Лонгривер, – сказал он ей голосом холодным, как лед, – У нее уже давно нет чести. Это просто шлюха.

– Как… – только и выдавила из себя Эсмер и тут же затихла. Она не знала, что сказать, клетку снова открыли и птичке показали настоящий мир, а она снова вжалась в прутья. А потом она подняла на него свои большие, просто огромные глаза, и в них отразилось ужасное понимание: – Вы… вы тоже пользовались остатками ее добродетели?

Ульрик немного помедлил, переминаясь с ноги на ногу и не зная, как ответить, но в конце концов решил, что рыцарь не должен пятнать себя ложью:

– Я этим не горжусь, – коротко ответил он.

«Там нет даже и остатков добродетели», – подумал Ульрик, но не стал расстраивать Эсмер еще больше.

– Я спасла тебе жизнь, – холодно произнесла Исбэль, посмотрев на Марту, и холод ее голоса не отличался от холода ее взгляда, – Я привела тебя в замок. Дала кров, пищу, мы обе оплакивали твое дитя. Ответь мне, неужели ты настолько неблагодарна, что смеешь отдаваться всем и каждому? Ты принесла грязь с улиц в дом королевы. Что же мне сделать с тобой, Марта, ты скажешь мне?

Но Марта упорно молчала. Еще тогда, в комнате служанки, пребывая в заточении, Исбэль думала, что рыцарь, взявший ее тело, по обычаю должен был жениться на ней, но кто из них – Киргоф или Ульрик? А потом Исбэль поняла, что не бывать такому, ведь вороненые рыцари из гвардии Реборна были сыновьями известных лордов и попадали к нему не случайно, он сам отбирал их, лично. Никто из них не взял бы в жены простолюдинку, очевидно, что не только поэтому.

– Я сказала тебе как-то, – продолжила разозлившаяся Исбэль, – Чтобы ты слушала свою совесть. И как ты поступила? Отвечай.

– А совести у меня нет, – развела руками Марта.

Марта подняла голову, улицы научили ее, если тебя загнали в угол и призывают к ответу, нельзя просить милости и пощады, нужно быть твердой.

– Киргоф, отведи леди Лонгривер в ее покои, – отдала приказ Исбэль, – судьбу мужчины пусть решает сир Раймонд. Дорей, Мальфорд, заберите его. Передайте сиру Раймонду, что королева очень недовольна. Пусть начальник стражи лучше следит за своими подчиненными. Север славится дисциплиной, а я вижу, что это пустой звук. Марта, ты останешься здесь и будешь ждать, пока я не освобожусь. Я очень зла на тебя, надеюсь, ты это понимаешь, – словно лезвие, бросила Исбэль и повернула в сторону кузницы, – Постарайся не отдаться кому-нибудь за время моего отсутствия.

– Ваше Величество, позвольте мне проводить леди Лонгривер, – остановил ее голос Ульрика, – Я лучше знаю дорогу со склона, Киргоф ни разу не был в этих местах.

– Так и есть, – подтвердил Киргоф, одергивая забрало, – Не был, Ваше Величество.

– Хорошо.

Ульрик увел притихшую Эсмер, а неудачливого солдата взяли под стражу. На его месте мог оказаться любой другой, Исбэль предполагала, что, возможно, и весь гарнизон, но не повезло больше всего ему одному. Значит, так решили боги, рассудила она и решительно отворила дверь кузницы. Пахнуло жаром, словно дракон открыл зияющую пасть и изрыгнул пламя.

В нос ударил острый запах гари. Очаги раскрыли большие рты, пестрея оранжевым пламенем, мехи вздымались и опадали под натиском жилистых рук. Пара учеников-подмастерьев таскали большие мешки с углем, лица их были так же черны, как и руки. Зашипела сталь. Дрей Уивер, высокий, крепкий мужчина, разменял уже пятый десяток, но умудрился не растерять телесной мощи: на висках его играла седина, а под кожей – крепкие мышцы. Исбэль знала его сколько себя помнила, она приходила сюда, когда ей исполнилось восемь, и десять, и все восемнадцать. И неизменно наблюдала одну и ту же картину: сир Уивер что-то ковал, и всегда был очень занят.

– День добрый, Дрей, у тебя найдется минутка для королевы? – спросила Исбэль, косясь на дверь. Киргоф порывался пойти за ней, и Исбэль пришлось использовать всю силу королевской харизмы, чтобы предотвратить эту катастрофу. Последним аргументом стало то, что жуткий жар в кузнице может испечь его заживо, словно гуся в глиняной одежке, да и внутри королеве безопасней, чем во всем остальном замке. Киргоф важно помялся и так же важно дал добро, оставшись у выхода вместе с остальными.

– Заходите, Ваше Величество, располагайтесь, – сквозь горячий водянистый пар улыбнулся огромный Дрей, – Вы меня простите, что я не стану останавливать работу. Этот меч я ковал семь лун, нехорошо, если пропадет. Посмотрите, какой намечается клинок, – кузнец приложил к наковальне большой пласт шероховатой копченой стали, который Исбэль не сказал ровном счетом ничего, – А теперь удар, – предупредил Дрей Уивер и Исбэль подпрыгнула на месте он резкого звона охлажденной стали, – А теперь немного подождем. Я предупрежу, когда сделаю следующий. Это капризный клинок, на изготовление уходит много времени и сил. Характер у него причудливый, переменчивый. Я кую уже тридцать весен, а все равно получается через раз. Удар, Ваше Величество, – Исбэль приготовилась заранее и не испугалась. Дрей поднял железку и посмотрел на нее с любовью, – Но как будет готов – перерубит тысячи костей, не затупившись.

– Ты знаешь, что происходит у тебя за кузницей? – угрожающе сдвинула брови Исбэль.

– Вы про Марту? – спросил он простодушно.

– Дрей, неужели ты не испытываешь стыд? Ты тоже поддался влиянию этой женщины?

– Я? Нет, королева Исбэль. Со смерти моей жены единственная женщина, добравшаяся до моей печенки – это наковальня. Не такая уж и большая разница, скажу я вам, тоже не терпит хмельной головы, Исбэль – обреченно вздохнул Дрей, откинув рукой потные пряди седых волос, – Не трогал я Марту. Мальчишки, вон, бегали… а у меня дел полно. Удар.

Исбэль обернулась на молодых парней, дружно нагнувшихся за мешками. Послышалось шуршание падающего в печь угля.

– Ты знал, и не доложил об этом?

– Простите, Ваше Величество, мое дело ковать, а не тратить время на доносы. Ходят они тихо, никому не мешают. Марта, бывает, покрикивает, да ветер быстро уносит. А здесь и вовсе не слышно ничего. Я не слежу, пусть делают, что хотят.

– Ты сказал они – кто это?

– Говорю же, не слежу я, и лиц не запоминаю.

– А есть в замке кто-то, кроме вас, кто не ходил с Мартой на высоту? – с подозрением спросила Исбэль.

– Нет, Ваше Величество, – ответил голос одного из подмастерьев где-то за печкой.

– Думаю, король, – не согласился с ним кузнец.

Впервые Исбэль посетила мысль, что Реборн, возможно, прав в своем остервенелом желании все контролировать. Даже простодушная приветливость Дрея сквозила бесцеремонностью. Он продолжал видеть в ней маленькую девчонку, таскавшуюся на высоту за братом.

Исбэль прикрыла глаза с досады. Три года, три долгих года она опекала Марту, а ее ответная монета обросла пороком, словно плесенью. Очередной удар выдернул Исбэль из хмурых мыслей.

– Для кого этот клинок? Ты сказал, что он капризен и требует очень много времени. Наверное, он предназначен для кого-то особенного?

– Особенный, не особенный… Слышал, Вердану Торрелли пророчат пост десницы короля, тогда можно сказать, что особенный. Но я делал клинки для многих десниц, для меня все едино, – Уивер крепко сжал дородным кулаком молот и Исбэль приготовилась и без предупреждения, – Он хотел этот клинок еще весен десять назад, но ваш отец, король Дорвуд, всегда отклонял заказы северных земель. Говорил, что у них достаточно своих кузнецов, и раз они ими так хвалятся, значит, вполне могут прожить и без южанина.

Бронзовокожий Дрей Уивер провел по обнаженному торсу левой рукой, сгоняя струйками пот, на животе его проступила жирная черная полоса. Исбэль не припоминала, чтобы кузнец когда-нибудь одевал рубаху.

– Ты делал оружие для нашей армии? – спросила она.

– А как же, – ответил Уивер, – Перед войной покойный король наказал сделать сотню свистящих клинков за год. А где это видано, чтоб сотню и за год? Свистящий он один на четырнадцать лун, не меньше, конечно, если делать хорошо, а не коровью лепеху.

– Кому ушли эти клинки? – Исбэль мялась, страшась задать главный вопрос.

– Начальникам стражи, командирам, походным, – пожал большими плечами кузнец, – Кому еще – не знаю. Но помню, один забрал лорд Брендан Лоухерт, прямо своими руками, тут стоял – видел его вот как вас сейчас, а другой сир Тирашир Бондок, за остальными приходил посыльный.

Исбэль выпрямила спину, хоть и сил уже не осталось стоять в этом пекле, она и так уже вся взмокла. На выдохе она произнесла:

– Ты когда-нибудь ковали мечи для инаркхов?

Удар последовал без всякого предупреждения. Исбэль подскочила на месте, вздрогнула и сделала шаг назад.

– Нет, – твердо ответил кузнец, тут же переменившись в лице.

– Уверена, каждому кузнецу небезразлично, кому достается его работа, – начала Исбэль спокойно, – Я вижу, тебе неприятно говорить о служителях Безумного. Видимо, ты отказался ковать клинки на инаркхов. Ты же отказался, так?

– Я сразу сказал Его Величеству, что ни один мой клинок не уйдет к этим мразям, пусть держат свои дубинки, – оскалился кузней и Исбэль удивилась такой значительной перемене. Ведь Дрей был на удивление спокоен и по-житейскому безразличен к окружающему, – Пусть режет меня, пусть плетьми хлещет, или в тюрьму бросает. Не буду ковать для них, – удар, но Исбэль не двинулась с места, будто вросла ногами в каменный пол, – Но что вспоминать? Война проиграна, дело сделано. И точка.

– Слышала, что инаркхи были свирепы в северных землях, – продолжила Исбэль, – Очевидно, северянам есть за что ненавидеть их. Но чем вызвана твоя ненависть?

– Потому что это постыдные люди, Ваше Величество, – нахмурился кузнец, мышцы его напряглись без поднятия молота, – Не уважают ни старость, ни молодость, не признают никаких богов, кроме Безумного. Они не подчинялись королю Дорвуду, он только думал так. Приказы им отдавал Безумный через дурман-траву. Бесчестное племя.

– Инаркхи прожили на землях Теллостоса полвесны, но я не слышала, чтобы были беспорядки.

– Потому что они выходили из столицы на простор. Я знаю, потому что родом с Корабельного мыса, – ответил кузнец, – Прошлым летом вырезали половину моей деревни. Стариков перевешали, с баб содрали кожу, а потом обесчестили. Где это видано, чтобы в таком порядке… Лорд Антрантес приезжал тогда с аудиенцией, но ваш покойный отец отослал его обратно.

Исбэль слушала, чувствуя, как холодок спускается по ее спине. Все оказалось гораздо хуже, чем она ожидала. Если безумие инаркхов кусало даже руку, которая их кормила, что бы им помешало вернуться на земли Теллостоса после неприветливого, холодного Глаэкора? Плодородные земли, богатая столица, жаркое лето… так, как любит Безумный… Исбэль с ужасом поняла, что как только бы окончился договор войны, сотни безумцев начали разорять Аоэстред, сея хаос и смерть.

– Скажи, – взгляд Исбэль застыл на мужчине, не мигая, – Вы тоже считаешь, что северяне захватили наши земли по-справедливости?

– Я не предатель, – ответил кузнец спокойно, – Но всегда считал, что боги выбирают королей, чтобы служить стране. Когда в твою деревню приходит смерть, а король молчит, возникают вопросы. Бесполезно задавать их богам, они никогда не отвечают. Но ответить все равно кто-то должен.

Точно так считают и мятежные лорды, поняла Исбэль. Лорд Антрантес, очевидно, соврал ей – радость от того, что она осталась жива, ни на мгновение не посетило его сердце. Она боялась нового предательства, а мятежные лорды – мести первой крови. Каждый из них будет несказанно рад, когда придет весть о ее кончине, и может быть даже станцует на королевских похоронах. Реборн не мог этого не понимать – Исбэль давно убедилась в его дальновидности. В жаркой, дышащей огнем кузнице стало совсем холодно. Озноб уже полностью охватил тело Исбэль: она не представляла, кто еще может спасти ее кроме собственного мужа.

– Благодарю тебя, Дрей, – сказала Исбэль, не слыша собственного голоса.

Когда она вышла на свежий воздух под стук стали о сталь, и ее окутал морской ветер, то казалось, будто он заковал ее в глыбе льда. Исбэль испуганно оглянулась, словно из ветра мог выскочить подосланный убийца, и мышкой юркнула в черную густоту вороненой стали. Марта тут же оказалась рядом – мрачная, готовая к незавидной участи. Наверное, она решила, что не успеет королева дойти до своих покоев, ее уже выкинут из замка, или того хуже – высекут прилюдно, отпечатав на лбу клеймо позора в виде перечеркнутого полого круга. Но вместо гневных речей и сурового приказа, Исбэль вцепилась в ее руку – до боли. Королева держала руку шлюхи, словно хваталась за спасительный плот в море бушующей бури – свою последнюю надежду. Марта чувствовала ее дрожь, видела мертвенную бледность ее лица. Она еще не знала, что в эту самую секунду была назначена на должность поводыря – рассказчика о плотской любви. Исбэль жаждала знать все. Король должен был приходить в постель королевы каждую ночь, а наутро уходить довольным и счастливым. «Мы бережем то, что имеет для нас цену», – однажды сказал ей родной брат, Лорел. Исбэль решила стать самым ценным, что есть у Реборна.