Даниил домой так и не приезжает — только уже под утро пишет сообщение, что остался в госпитале. Уточняет, где лежат ключи от машины, и что я без проблем могу её брать — или, если нервничаю, могу сегодня добраться на такси, а в первый раз сесть за руль, когда он сможет меня подстраховать.
Я действительно нервничаю. Права получала недавно, несколько месяцев назад, и с инструктором ездила прекрасно, но вот так, сходу, одной… Нет уж, лучше я и правда в первый раз с хирургом поеду куда-нибудь.
Есть мне совсем не хочется, поэтому пью чай, вызываю такси и еду на подстанцию. Там всё как обычно — пересменка, машины выстроились рядком во дворе, водители курят тут же. Иду внутрь и натыкаюсь на старшего.
— О, Агния Станиславна, доброе утро, — кивает мне Владислав.
— Доброе, Владислав Николаевич, — сдерживаю зевок и поёживаюсь.
Сегодня сыро и промозгло, ночью прошёл дождь, и меня потряхивает — да ещё и не выспалась.
— Мне тут птичка на хвосте принесла, что ты в госпитале устраиваешься? — осторожно уточняет у меня старший врач.
Я понимаю, почему он спрашивает. Если уволюсь — у него снова будет не хватать специалистов, а проблем на подстанции и без этого достаточно.
— Ничего не изменится, — говорю уверенно, спокойно встречая взгляд мужчины. — Я не планирую уходить. Просто хочу защититься, — вздыхаю, потому что перед глазами встаёт улыбающийся Игнатьев.
Что-то у меня… малость сместились приоритеты. То есть, защита и работа по-прежнему на первом месте, но подвешенное состояние из-за наших с хирургом странных отношений добавляет поводов поразмыслить. А ведь есть ещё и будущий бывший муж, который в последнее время напрочь вылетел у меня из головы. Я ещё не подала в суд заявление о разводе, смутно представляю, как это делается, но боюсь, что реакция Игоря будет неадекватной.
Владислав кивает, но, кажется, мои слова его не особенно убеждают. Ну, уговаривать не буду.
Смена начинается как обычно. Приступ аллергии у ребёнка — родители перепугались и не стали дожидаться вызванного на дом участкового педиатра, давление у бабульки… Я заполняю бумаги после очередного вызова, когда со мной связывается диспетчер.
— Агния, вы там закончили?
— Да, Марин, карту на ходу могу написать, что там, срочное что-то? — уточняю параллельно с писаниной.
— Да, мать вызвала сыну, плохо, задыхается, тридцать лет, — диспетчер называет адрес.
— Ясно, Миш, поехали со светомузыкой, задыхается, — киваю водителю.
Проскочив пару светофоров на красный, подъезжаем к нужному дому, взлетаем на четвёртый этаж без лифта. Дверь нам открывает женщина в возрасте, и я понимаю, что тут происходит какая-то хрень — у вызвавшей здоровенный фингал под глазом.
— Здравствуйте, что произошло? — захожу внутрь и с трудом сдерживаюсь, чтобы не поморщиться — в квартире стойкий запах перегара, откуда-то доносятся какие-то непонятные звуки.
— Ох, да сынок у меня, плохо ему, — женщина суетливо проходит вперёд, распахивает дверь в одну из комнат. — Слышишь, слышишь? Хрипит, я так испугалась…
— Хрипит? — с сомнением прислушиваюсь к тем звукам, которые меня насторожили, переглядываюсь с коллегой. Это скорее на храп похоже, а не на хрип. — Ну пойдёмте.
Прохожу в комнату, уставленную пустыми бутылками. Да тут, похоже, недельный запой был, не меньше. Трясу за плечо мужика, лежащего на скомканной постели.
— Уважаемый, просыпаемся, — говорю громко.
— Да что ж ты так грубо с ним?! — тут же наезжает на меня мать. — Надо же ласково, потихоньку…
— А-а-а… — мужик переворачивается и выдаёт трёхэтажную матерную тираду.
— Вам мать скорую вызвала, — уже понимаю, что нафиг мы тут не нужны, но отработать-то надо.
— На… и по… скорая мне тут?!
— Ясно, — выпрямляюсь и оборачиваюсь к фельдешру. — Пойдём.
— Да ты что?! — матушка пьянчуги заступает мне дорогу. — Ему же плохо!
Только открываю рот, чтобы ответить, как у меня за спиной раздаётся вопль. Быстро разворачиваюсь и… вскрикнув, теряю равновесие от прилетевшей мне в рёбра табуретки. Первая мысль — хорошо, что не в голову попало. Шустро отползаю к выходу, глядя, как «пациент» вскочил с постели и вращает безумными глазами.
— Агния, давай назад, назад, скорее! — второй фельдшер подхватывает наши чемоданы, я наконец сгребаю в кучку конечности и выношусь из квартиры следом за коллегой.
— Дерьмо, Агния, ты как?! — фельдшер быстро ощупывает мне рёбра.
— Переломов нет вроде, — морщусь и достаю телефон, звоня диспетчеру. — Марина, вызывай к нам психов. Пациент белочку поймал. И… на следующий вызов поехать сразу не смогу, — прикладываю ладонь к чёртовым рёбрам.
Психиатрическая бригада очень удачно оказывается свободной и приезжает быстро. Мужика в делирии после двухнедельного, как выяснилось, запоя, быстро скручивают четверо крепких фельдшеров. Недовольной остаётся только мамаша — видите ли, с её сыночкой обошлись слишком грубо, а его всего-то надо было успокоить!
— Доуспокаивались уже! — рявкаю в конце концов на неё, когда связанного пациента уносят в машину. — Синяк вам под глазом тоже он для успокоения поставил?!
— Да он же просто перенервничал! — всплёскивает она руками. — А вы тут его… насильно… Я жаловаться буду! Он не давал согласия! Я не давала согласия!
Бессильно качаю головой. Объяснять, что пациентов в делирии, опасных для окружающих, госпитализируют без всякого согласия, бесполезно. Под аккомпанементы проклятий медленно спускаюсь к машине. Рёбра болят зверски, самой хочется ругаться в голос.
— Поехали, Агния, — фельдшер подходит ко мне, смотрит встревоженно. — Надо тебе на рентген.
Прежде чем уехать, мне ещё приходится поговорить с приехавшим нарядом полиции, которых мы обязаны вызывать на такие происшествия.
— Заявление надо написать, — говорит мне молоденький — моложе меня — полицейский.
— Надо, — постанывая, залезаю в машину. — Напишу. Поехали в ближайшую травму, Миш. Работать сегодня я уже вряд ли смогу. Рентген сделаю и побои сниму. Чтоб этому пьянице ведёрную клизму в наркологии поставили! — морщусь, стараясь не делать лишних движений.
— Вот же говнюк! — цедит зло наш водитель. — Главное — толку-то от этих заявлений! Знаем мы этих товарищей, — кивает на полицейских. — «Убьют — вот тогда и приходите». А потом на констатацию ездим, когда «синяки» допьются до белых глаз и с ножом кидаются на первого встречного!
— Да уж, мне ещё повезло, что это всего лишь табуретка была, — несмешно шучу, лишь бы отвлечься от неприятных ощущений.
В травмпункте мне делают рентген, заполняют и подписывают все нужные документы. Переломов, к счастью, не обнаруживается, как и трещин — только сильный ушиб. Гематома на месте удара будет знатная.
Выхожу к своим ребятам, помахивая выданными бумажками. Больничный правда придётся оформлять по месту жительства… Вот же чёрт! Я только сейчас соображаю, что официальное место жительства у меня, наверное, до сих пор квартира бывшего муженька! Я же там прописана!
Похоже, придётся чапать к Игнатьеву на поклон. На подстанции мне никто больничный не сделает.
Хорошо хоть, Владислав Николаевич — вменяемый старший врач. А то слышала я истории, как девчонки-фельдшеры убегали вот от таких же пьянчуг под центнер весом и с пропитыми мозгами, а старшие потом только возмущались и спрашивали, почему пациент бумаги не подписал.
Сдав все документы, звоню Сашке. Время к вечеру, она уже должна освободиться.
— Кошмар! — подруга ахает от ужаса, когда я, зайдя к ней попить чаю, рассказываю свою историю. — Гань, я же не думала, что так может быть! Слушай, может, уволиться тебе?
— Да с чего бы? — удивляюсь такой реакции. — На вызовах всякое случается. Да и не только на вызовах — что, думаешь, в стационаре агрессивных пациентов не бывает? Ещё как бывают, — вздыхаю.
— Не пугай меня так, — ответно вздыхает подруга. — Я и так каждую Владикову смену как на иголках.
— Да он-то ведь не ездит по вызовам, — пожимаю плечами и шиплю от боли в рёбрах.
— Всё равно, — выдаёт Сашка. — Слушай, а твой-то как?
— Он не мой, — возмущаюсь, но не слишком уверенно, и подруга это сразу подмечает.
— Так-так-та-ак, — тянет довольно. — А ну колись! Чего у вас было?!
— Ничего у нас не было, — отбрыкиваюсь от неё.
— Не ври мне, Ганька, — Сашка ухмыляется. — Я по лицу вижу, что было! Ну?
— Целовались только, — выдавливаю неохотно.
— Ну вы прям как школьники, — прыскает подруга.
— Ох, не начинай, — качаю головой. — Сама не до конца понимаю, что между нами происходит. Но если так пойдёт, то… — невольно краснею, потому что мне неловко даже представлять, что там будет за «то» такое.
— А я тебе говорила, что он в тебя влюблён! — торжествующе заявляет Саша. — И ты в него…
— Я в него не влюблена! — перебиваю возмущённо.
— Но ты не будешь отрицать, что он тебе нравится.
— Не буду, — отвечаю, помедлив.
— Что и требовалось доказать, — пожимает плечами подруга.
Всю дорогу до дома, пока сижу в такси, я думаю над Сашкиными словами. И понимаю: стоит уже признаться честно самой себе, что раздражение и почти ненависть, которые раньше вызывал у меня хирург, давно уже трансформировались в нечто иное.
— Агния?! — Даниил выходит из кухни в холл, когда я захожу — видимо, услышал звук открывающейся двери. — Ты что здесь делаешь? У тебя же суточное!
— А ты что, любовниц выгнать не успел? — хмыкаю и морщусь, потому что теперь у меня уже болит весь бок, а не только рёбра.
— Очень смешно, — качает головой мужчина. — Что случилось?
— Помоги снять куртку, — прошу немного жалобно — руку отводить назад тоже больно.
— Агния, мать твою!!! — он быстро подходит ко мне, осторожно высвобождает сначала одну мою руку, потому другую. — Немедленно говори, в чём дело!
Вздыхаю и в четвёртый раз за сегодняшний день рассказываю свою печальную повесть — первые три раза были полицейским, Владиславу и Сашке. К концу моего рассказа у хирурга на челюстях вздуваются желваки, лицо мрачнеет.
— Пойдём, — говорит сквозь зубы.
— Куда пойдём? — мне отчего-то становится не по себе.
— Сам тебя осмотрю. Не дай бог в травме что-нибудь пропустили, у них там поток… Дышать не тяжело? Лёгкие точно не задеты?
— С каких пор ты стал специалистом в торакальной хирургии? — пытаюсь шутить.
— Не зли меня сейчас, ягнёночек, я и так с трудом сдерживаюсь, — цедит Даниил.
— Да из-за чего? — всплёскиваю руками и тут же, застонав, хватаюсь за бок.
— Вот из-за этого! Не маши ты руками! — хирург бережно поддерживает меня, стараясь не касаться больного места. — Ну, давай, идём тихонечко. Тебе покой сейчас нужен.
Заводит меня в мою спальню, включает верхний свет.
— Раздевайся.
— Э-э-э, может, не надо?.. — уточняю испуганно.
— Агния, у меня терпение не бесконечное, — закатывает глаза Даниил. — Помочь?
Сглотнув, киваю. И самым позорным образом зажмуриваюсь, когда он осторожно снимает с меня футболку, оставляя в брюках — и в бюстгалтере. Хорошо хоть на мне сегодня симпатичное бельё… Господи, ну о чём я только думаю?! Приоткрываю глаза и смотрю на мужчину, не в силах сдержать любопытство.
А хирург тем временем, не отрываясь, хмуро разглядывает начинающую проступать гематому. Аккуратно прикасаясь, действительно осматривает место повреждения.
— Мне сделали рентген, — говорю немного хрипло. — Переломов нет.
Даниил кивает молча, а потом, метнув на моё лицо странный, какой-то словно лихорадочный взгляд, приседает, опираясь одним коленом в пол и… касается ушибленных рёбер губами.
— Интересный способ анестезии, — выдаю, задыхаясь.
— Помолчи, ягнёночек, — хмыкает хирург, не отрываясь от моей кожи. — Я просто не смог сдержаться…
Сдвигается на живот, выцеловывает дорожку вверх от пупка, заканчивает на том месте, где начинается бюстгалтер, и… поднимается.
— Что, и всё? — пытаюсь спросить язвительно, но, по-моему, ничего не получается.
— Полагаешь, я должен взять тебя прямо здесь и сейчас, не обращая внимания на травму? — вздёргивает бровь Даниил. — Во-первых, я не садист. А во-вторых… ты забыла наш спор? Третьего обвинения от тебя ещё не было.
— А если будет? — шепчу ему, подаваясь вперёд.