— Ягнёночек, ты… таким изощрённым способом решила меня убить?
Даня смотрит на меня расширенными глазами. В руке подрагивает огромный букет кремовых роз, таких нежных, что лепестки кажутся шёлковыми.
— Вообще-то я надеюсь, что ты будешь жить долго и счастливо, — фыркаю, забираю у него цветы и откладываю их на комод. Даже не знаю, есть ли здесь подходящая ваза для такого объёма, или поискать какой-нибудь таз.
— Не с женой в таком наряде, — качает головой хирург. — Либо я убью кого-нибудь из тех, кто будет сворачивать на тебя шею, и сяду. Либо… нет, других вариантов не предусмотрено. Радость моя, а у тебя нет чего-нибудь… ну, на плечи накинуть, что ли…
— Во-первых, я тебе не жена, — язвительно изгибаю брови.
— Это вопрос времени, — отмахивается от меня мужчина.
— А во-вторых, это платье не носят с накидкой на плечи, — укоризненно качаю головой. — В нём вся суть в этих узких вырезах…
— Ага, в которых можно утонуть, — Даниил мученически возводит глаза к небу.
— Я сейчас обижусь и никуда с тобой не пойду, — надуваюсь и складываю руки на груди.
Мужчина тут же залипает на ложбинке, очень удачно появившейся в вырезе, и сглатывает.
— Прости, любимая, я хотел сказать, что ты великолепна в этом платье, — говорит, не отводя взгляда от моих верхних девяносто.
— Котик, ты бы хоть мне в глаза посмотрел, — хмыкаю скептически.
— Ой, только я тебя умоляю, не называй меня котик, — морщится он.
— А как мне тебя называть, о властелин моей души и господин моего сердца? — дурачась, прижимаю ладони к груди и тут же оказываюсь в крепких объятиях.
— Как я по тебе соскучился, ягнёночек, — шепчет мне Даня. — По нашим разговорам, вечным подколам и перепалкам.
— Мы же виделись утром, — у меня немного сипнет голос, и я откашливаюсь.
— Нет, любимая, — мужчина качает головой, а меня прошибает мурашками от того, как он произносит это слово. — Я не об этом. Я… накосячил. Обидел тебя. И ты сначала спала отдельно, потом сбежала на работу… Я очень скучал. Оказывается, я совершенно не могу без тебя спать, радость моя. Ты простишь меня и вернёшься в нашу спальню?
— До следующего грандиозного косяка, — улыбаюсь немного неловко, мне не по себе от того, насколько откровенно он говорит.
Вроде бы ничего особенного… но не каждый мужчина способен сказать такие слова. Например, Игоря в подобной ситуации и представить нельзя. Тьфу, чёрт, зачем я вообще его вспоминаю?!
— Ты обещала рассказать, почему и как так… всё случилось, — Даня смотрит на меня внимательно, без улыбки.
— Ты тоже обещал ответить на кое-какие вопросы, — пожимаю плечами. — Может, мы уже пойдём поедим? Я вообще-то голодная, ты нет? А признания отложим на полный желудок.
Даниил привозит меня в ресторан поблизости. Делает заказ, не спрашивая.
— Всё узнал о моих вкусах заранее? — смотрю на него слегка язвительно, и он опускает глаза.
— Кое-что я действительно помнил по студенческим годам. И интернатуре.
— Мы с тобой почти не общались в интернатуре, ты только издевался надо мной, когда мог, и ты тогда уже был ординатором, — подпираю рукой щёку и разглядываю его так, словно он сказочник, а я ребёнок, который ждёт интересную историю. — Ты не хочешь честно рассказать всё по порядку?
— Я… просто не могу, моя хорошая, — Даня качает головой. — Ты решишь, что я чокнутый, и будешь в каком-то смысле права. Испугаешься ещё…
— До сих пор ведь не испугалась, — улыбаюсь ему. — Ну хорошо, — продолжаю, потому что мужчина молчит, — я спросила тебя, как давно ты в меня влюблён. После нашего секса? Или после того танца на кухне? Или с того момента, когда мы с тобой сидели в ресторане, и я ревела у тебя на коленях?
— Всё мимо, гораздо раньше, — он качает головой, слегка улыбается.
— М-м-м, когда мы впервые встретились после перерыва? — задумываюсь, недоверчиво гляжу на него. — Да ну нет, я тогда была страшная, уставшая и вообще…
— Ты всегда была красавицей, дело не в этом, и — нет, не тогда.
— Всё-таки в интернатуре? — хмурюсь, припоминая.
Была у нас там пара моментов…
— Что, тоже нет? — мне уже и правда не по себе, когда он в очередной раз качает головой.
— Ты в первый раз пришла на клиническую базу, ещё в университете.
Даня придвигается ближе — мы сели с одной стороны стола на диван — притягивает меня к себе, обнимает, проводит пальцами вдоль позвоночника от самого верха до края выреза. Слабо ахнув, прижимаюсь к нему сама. Может, и правда надеть это платье было не самой лучшей идеей…
— На какую базу?.. — с трудом соображаю, пока он нежно поглаживает обнажённую кожу. — Так, стоп! Это же… второй курс?! Я была на втором курсе! Игнатьев, мы с тобой познакомились зимой, а это месяца два спустя, не меньше! Ни за что не поверю, что…
— На тебе был серый плащ, такого стального оттенка, — тихо говорит он. — Туго затянутый… Он подчёркивал талию. У тебя шикарная фигура, ягнёночек. Под плащом чёрная водолазка. Ты любила водолазки, часто носила их под халаты на занятия. Синие брюки и такие же синие ботинки на плоской подошве.
Я смотрю на него во все глаза. Не может быть… Той осенью я действительно носила ту одежду, которую он сейчас описал — очень любила это сочетание стального с синим. Увидеть её позже Даня никак не мог — у меня неожиданно выросла нога, ботинки стали малы, а плащ… следующей весной я случайно посадила на него огромное пятно, которое не удалось отчистить.
— Ты сумасшедший, — шепчу, слегка задыхаясь, потому что он продолжает ласкать мою кожу, только вторая рука под столом пробирается уже к бёдрам.
— Ну вот, я же говорил, — хмыкает хирург.
— Ого, какие люди! Игнатьев, ты что ли? — раздаётся возле нас.
— Ну кого там черти принесли?! — шепчет мне Даня на ухо, неохотно отодвигается от меня и разворачивается.
— А я смотрю: неужто ты? Здорово! — протягивает ладонь хирургу мужчина как будто приблизительно его возраста, но выглядящий постарше — уже в очках, с брюшком и с намечающейся лысиной.
— И тебе не хворать, Костя, — слегка усмехается Даня. — Извини, я занят.
— Да не вопрос, — подошедший поднимает руки. — Пардон, не буду мешать!
Приглядывается в неярком освещении ресторана, словно пытаясь разглядеть моё лицо. Мне его видно лучше — он стоит как раз в пятне света, и я вдруг понимаю, что этот человек мне смутно знаком. Тоже медик?..
Мужчина отходит, а Даня снова поворачивается ко мне.
— Мы остановились на чём-то очень интересном, ягнёночек, — опять обнимает меня, подтягивает к себе поближе.
— Кто это? — спрашиваю с любопытством.
— Бывший коллега, — отмахивается хирург.
— Почему бывший? — удивляюсь вполне искренне.
— Потому что из медицины ушёл в фарму, — Даня пожимает плечами. — Не он первый, не он последний… Всё-таки в фармацевтике денег крутится значительно больше.
Киваю. Эти прописные истины известны каждому врачу. Вот только в фармацевтике по большому счёту нужны не медики, а продажники. Поэтому для меня, как и для Дани, направление совершенно непривлекательное.
— Он с тобой вместе учился? — продолжаю интересоваться.
— И учился, и работал… Ягнёночек, чёрт с ним, — мужчина прижимает меня чуть сильнее. — На твой вопрос я ответил, теперь твоя очередь. Что такого случилось у тебя вчера, что сегодня ты призналась мне в любви?
— Не только вчера, Дань, — пожимаю плечами, но всё же рассказываю о своих пациентах и о том, с чем мне пришлось столкнуться.
Нам приносят вкусную еду, музыка в ресторане очень ненавязчивая и приятная, и я расслабляюсь в руках хирурга. Его пальцы продолжают вырисовывать узоры на обнажённой коже моих рук, плеч и спины, постепенно распаляя — это словно прелюдия к тому, что предстоит впереди.
— Какая ты… — он утыкается носом в моё плечо, делает глубокий вдох.
— Какая? — смотрю на него, с трудом удерживая улыбку на губах, мне уже хочется совсем не таких невинных ласк.
— Сладкая, — шепчет Даня. — У меня от твоего запаха крышу сносит, ягнёночек… Поехали домой, а?
— Вот так вот сразу? — ещё пытаюсь шутить. — После первого же свидания? Их же надо как минимум три!
— Хоть десять, любимая, — его руки уже пробираются под подол платья. — Или двадцать… Всю жизнь тебя буду на свидания звать… Поехали, радость моя?
Дома мы оказываемся в какие-то рекордные сроки. Даня словно специально выбрал ресторан поближе, чтобы не тратить время на дорогу. Вваливаемся в спальню, целуясь и лаская друг друга везде, куда успеваем дотянуться.
— Люблю тебя… — мужчина отстраняется, тяжело дыша, осторожно спускает с моих плеч лямки платья, высвобождая грудь, и тут же впивается в неё губами, заставляя меня ахнуть и выгнуться в его руках.
— Люблю тебя, мой ягнёночек…
Не знаю, сколько раз я слышу признания за эту такую длинную и такую короткую, безумную, сумасшедшую, жаркую ночь. Такого у меня не было даже в самый первый раз с ним. Мы засыпаем в обнимку, когда силы кончаются у нас обоих, и я, сквозь сон вслушиваясь в стук сердца в груди под моей щекой, понимаю: никогда я не испытывала такого счастья.
— Агния, хорош с ума сходить! — Даня берёт меня за плечи и слегка встряхивает, но затем сразу обнимает. — Ну, давай, ягнёночек, приходи в себя!
— А если что-то пойдёт не так? — упираюсь в него ладонями и высвобождаюсь, трясущимися руками поправляю волосы, заправляю за ухо непослушную прядь. — А если…
— Вот когда если — тогда и решим, ясно? — хирург, не обращая внимания на мои попытки отойти, снова берёт меня за плечи. — Ну, давай за мной, вместе: вдох… выдох. И ещё раз… Дыши, Агния! Если тебя не разведут с твоим бывшим, я его убью, и ты станешь вдовой! А потом сам на тебе женюсь!
— Ага, из тюрьмы, — закатываю глаза. — Не неси чушь.
Сегодня у нас с Игорем первое судебное заседание, и меня потряхивает. Даня в свойственной ему манере пытается меня успокоить, а я только больше психую.
— Солнце моё, вот честное слово, — мужчина сжимает мою талию, — если ты сейчас не успокоишься, я… я возьму и трахну тебя прямо на этом комоде! И в суд ты пойдёшь зацелованная, с сорванным голосом, с горящими глазами и растрёпанной причёской, в помятой одежде и с засосом на шее! И без белья!
К концу этой тирады я забываю не то что про суд, а про то, как меня зовут. Даня редко использует такие пошлые словечки, и от неожиданности перехватывает дыхание. А потом подключается воображение, и у меня вырывается стон.
— Да ты издеваешься, Игнатьев!!!
— Счастье моё, всё будет хорошо! — хирург разворачивает меня к двери и подталкивает лёгким шлепком по мягкому месту. — Иди в машину!
— Знаешь, что?.. — смотрю на него и невольно расплываюсь в весьма и весьма коварной улыбке.
— Что? — он берёт куртку, открывает мне дверь.
Прохожу мимо, торможу возле него на секунду и, качнувшись вперёд, шепчу ему на ухо:
— Мне понравилась твоя идея с комодом, любимый…
Даня со свистом втягивает в себя воздух, закашливается, а я гордо иду к автомобилю.
— Вот ты… зараза, — качает головой мужчина, глядя на меня с таким восхищением, что так и хочется задрать нос. — Любимая зараза. Садись уже.
В суд мы приезжаем вместе, но Даня со мной не заходит. Мы разговаривали об этом с Ксенией Владимировной, и адвокат сказала, что ему не стоит присутствовать на заседании. Хирургу это всё не понравилось, поэтому он решил, что привезёт меня, а потом подождёт — хочет выступить моральной поддержкой, хоть и на расстоянии. А я была не против. Я бы и на заседание с ним за руку пошла, без него мне неуютно. Но что поделаешь…
— Давай, солнышко, Ксения Владимировна тебе поможет, — Даня выходит из машины первый, помогает выйти мне. — Если что — громко кричи, прибегу и надаю всем по морде!
Невольно смеюсь и тянусь его поцеловать.
— И как я раньше без тебя жила? — спрашиваю, обвивая руками его талию и прижимаясь, чтобы обнять.
— Действительно, как? — хирург выглядит довольным, как кот, только что налопавшийся сметаны.
— Плохо, любимый, плохо, — быстро целую мужчину и легонько отталкиваю. — Всё, иди. Я справлюсь.
Вот только когда захожу внутрь здания, я наталкиваюсь на человека, которого в принципе не ожидала здесь встретить. Которого просто не должно было здесь быть!
— Мама?!
— Здравствуй, дочь, — она складывает руки на груди. — Ничего не хочешь сказать?
— Здравствуй, мама. Аналогичный вопрос могу задать тебе, — пожимаю плечами, справившись с собой.
Заставляю себя не поддаваться манипуляциям. Мать у меня в этом деле — чемпион. Давит на все возможные болевые точки: на чувство вины, на чувство долга, на все родственные взаимоотношения. Поэтому я и не общаюсь с ней близко уже приличное время. Как Даня когда-то говорил о своих родителях, устала ей доказывать, что у меня своя голова на плечах есть.
— Ты не меняешься, — мама окидывает меня взглядом с головы до ног, и я понимаю, что это не комплимент моей внешности.
— И не собираюсь, — пожимаю плечами.
— Почему ты не сказала, что подала на развод?
— А зачем? — смотрю на неё внимательно. — Чтобы услышать от тебя очередное «я же тебе говорила»?
— Агния, как ты не понимаешь?! — всплёскивает руками мама. — Семейная жизнь — сложная вещь! Нужно уметь находить компромиссы, нужно…
— Хватит, мама, — перебиваю её. — Я не хочу это слушать. Жизнь на самом деле очень проста, не надо её усложнять. С каких пор ты встала на сторону моего бывшего мужа, который, как выяснилось, регулярно мне изменял? Игорь же тебе не нравился.
— Это был твой выбор, — пафосно заявляет мать. — Я его приняла!
— Так приняла, что практически со скандалом ушла со свадьбы и разговаривала со мной через губу последние полгода? — уточняю скептически. — Что изменилось, а, мам?
— То, что моя дочь живёт непонятно где и непонятно с кем, и это при живом-то муже, работает в какой-то дыре и не хочет даже выслушать человека, который давал ей возможность нормально зарабатывать и строить карьеру, раз уж своих способностей на это не хватает! — выпаливает мать. — Я же предупреждала тебя, что медицина — это не твоё! Но ты упёрлась!
И вот так всегда…
Бесполезно что-то говорить…
Отворачиваюсь, потому что увидела в конце коридора Ксению Владимировну. Машу ей и торопливо иду в сторону адвоката. Боль в груди адская, уголки глаз пощипывает, но я иду с прямой спиной.
— Агния! Что за манера, уходить, когда с тобой разговаривают?!
— Алевтина Константиновна? — из-за какого-то угла выворачивает Игорь. — Что случилось?
Фу, меня сейчас стошнит от этих интонаций в его голосе. Показное уважение, фальшивая улыбка, преувеличенная вежливость… Просто материться в голос хочется! А ещё мне тошно от того, что я понимаю: бывший как-то подготовился к суду. И у меня нет ни единого предположения, что он задумал. Надеюсь, что хотя бы его папочки тут нет.
Моего свёкра действительно в суде не оказывается, и слава богу, а то это уже был бы какой-то цирк с конями. Ксению Владимировну я предупредила, что готовится какая-то подлянка. Адвокат на это невозмутимо заметила, что пусть они сначала сделают гадость, а там посмотрим. Информации у нас всё равно нет.
Вместе с Игорем появляется и его адвокат, тот самый Андрей Славин, который мне звонил. С Ксенией Владимировной он здоровается спокойно, можно даже сказать, уважительно, как равный с равной, и без эмоций, в отличие от моего мужа, который не преминул прошипеть что-то непечатное себе под нос.
Я сажусь туда, куда мне говорит адвокат, и смотрю прямо перед собой. Не хочу ни видеть никого, ни слышать… Думаю только об одном: скоро всё это закончится, и я уйду отсюда. Выбегу прямо на улицу, где возле выхода из этого здания меня дожидается человек, который меня любит. Человек, которого люблю я. Тот, кто всегда поддержит и поможет. Среди моих «родственников» в зале суда таких нет.
Появляется судья, всё идёт, наверное, как обычно в таких ситуациях. Во всяком случае, мой адвокат спокойна. Нам задают вопросы. Игорь что-то там заливается соловьём, но когда до меня доходит очередь, просто говорю, что была измена, примирение невозможно и я хочу развод.
Воспринимаю всё каким-то ненастоящим, словно мы все тут марионетки и каждый должен доиграть свою роль до конца. И вскидываю глаза, испугавшись, только когда на вопрос судьи о разделе имущества Игорь, паскудно улыбнувшись, заявляет:
— Ваша честь, здесь есть одна проблема.
Кивает своему адвокату и садится, а тот спокойно встаёт. Смотрю на него подозрительно. Ксения Владимировна говорила, что Андрей Славин — хороший юрист и неплохой человек. Но меня напрягает уже одно то, что он на стороне моего мужа.
— Видите ли, жена моего клиента заявляет, что делить им нечего, так как в браке ничего приобретено не было, — начинает Славин. — Но вот какое дело — несколько месяцев назад мой клиент вместе с женой подарили её матери квартиру…
— Тихо! — вцепляется в мою руку Ксения Владимировна, сидящая рядом со мной. — Тихо, не возражай, — повторяет негромко. — Разберёмся.
Я уже подорвалась вскочить с места, уже рот открыла, чтобы во всеуслышание обвинить бывшего муженька вместе с его адвокатом во вранье, но успеваю захлопнуть его и прикусить язык. Вопросительно смотрю на своего адвоката, та сжимает губы и еле заметно качает головой.
— Потом, — произносит одними губами, и я слегка киваю.
Стараюсь сидеть спокойно, но меня просто разрывает на части от злости. Ах, он, тварь… Скотина… Это ж надо ухитриться — задним числом обстряпал сделку, всё провернул. Через мать решил идти, гадёныш, знает, как она мне мозг выносила. А мама-то каким местом думала, когда соглашалась на эту афёру?! И зачем ей ещё одна квартира?
А Андрей, глядя на судью, продолжает:
— Так вот, деньги на эту квартиру полностью давал мой клиент. У него есть подтверждения: выписки из банков о снятии наличных в определённые дни, переводы денежных средств на счёт его жены.
Смотрю на появляющуюся на лице Игоря издевательскую улыбку, и хочется плюнуть. Судья обращается за подтверждением или за чем-то таким к самому бывшему, и тот, снова встав, говорит:
— Повторю ещё раз, ваша честь, как уже говорил: развода я не хочу. Во-первых, люблю жену, а измена была случайно и только один раз. Во-вторых, даже если она будет настаивать, сначала нам нужно решить вопрос насчёт этих денег. Поэтому я прошу об отсрочке, ваша честь!
Из зала суда я выхожу быстрым шагом. Естественно, нам дали отсрочку. Вот только не столько для дурацкого «времени на примирение», сколько для решения финансовых вопросов.
— Мама!
Вижу мать, и решительно иду к ней. Меня окликает Ксения Владимировна, но я не реагирую. Мне просто нужно посмотреть в глаза женщине, которая меня родила — и предала сейчас.
— Какого хрена, мама?! — останавливаюсь перед ней.
Мать охает.
— Да как ты разговариваешь?! Постыдилась бы…
— Я ещё и не так поговорю сейчас, — цежу сквозь зубы. — Что за квартира в подарок? Какие деньги? Ты вообще понимаешь, во что ввязалась?! Эти двое — мой так называемый муж и свёкр — через тебя перешагнут и не заметят, если им понадобится! Это ведь не только Игоря идея, наверняка Валерий Павлович постарался!
— Агния, да ты должна благодарна быть, что тебе не позволили сделать такую глупость! — взрывается мать. — В ноги им кланяться! Сама из себя ничего не представляешь, а туда же, возомнила себя незаменимым специалистом!
— Ты меня не слышишь, — качаю головой, мне сейчас даже плевать, что она ни во что не ставит меня, как медика. — Я спрашиваю тебя, что за квартира? Откуда этот подарок?
Мать на секунду отводит глаза, но затем снова твёрдо смотрит на меня.
— Игорь сказал мне, что это ваш с ним подарок. На мой юбилей.
— У тебя день рождения ещё через полгода, — сжимаю челюсти.
— Так такие подарки и делаются не к дате, а в целом, — она пожимает плечами.
— И ты хочешь сейчас меня убедить, что ничего не знала? Что Игорь просто пришёл к тебе… когда кстати? Месяц назад? Два?.. И просто сказал: «Мы с Агнией дарим вам квартиру»? Серьёзно, мама? — смотрю на ней скептически. — И что, у тебя все документы есть на это жильё?
— Я там сейчас живу, в этой квартире, — мать нервно облизывает сухие губы, смотрит мне за спину.
— С какой стати? — подозрительно прищуриваюсь. — Ты что, переехала? Что с той квартирой, где ты жила до этого много лет? Она же была твоей собственностью…
— Алевтина Константиновна её продала, — раздаётся за моей спиной голос моего муженька.
— Что значит продала? — у меня начинает шуметь в ушах.
— Ай-яй-яй, стыдно не знать такие простые вещи, — издевательски шутит Игорь, обходя меня и становясь напротив. — Но сейчас всё просто, Агния. Твоя мама и моя тёща живёт в подаренной ей квартире, а деньги от продажи своей жилплощади вложила… в акции, да, Алевтина Константиновна?
Мать кивает и расправляет плечи. Господи, ещё и акции какие-то… И почему-то мне кажется, что этих денег моя родительница больше не увидит. А квартира… за квартиру мне придётся выплачивать огромную сумму, иначе матери негде будет жить… Просто прекрасно. Такими темпами развод нам затянут на годы.
— Агния, пойдём отсюда, — слышу негромкое и не сразу понимаю, что это не мой адвокат.
Меня обнимают за талию знакомые крепкие руки.