Развод. Будьте моим бывшим, доктор

Глава 19

— Агния, всё в порядке?

Мы с моей собеседницей одновременно поворачиваемся. Я с трудом фокусируюсь на Игнатьеве. Зрение словно немного плывёт, от шока соображаю с трудом.

— Да… да, конечно, — с трудом собравшись с мыслями, отвечаю медленно. — Ты… увиделся… с кем там, с другом?

— Со знакомым, — поправляет меня мужчина осторожно. — Ты какая-то бледная, точно всё хорошо?

Искоса смотрю на Алину и замечаю, что та прикусила губу и выглядит виноватой. Ловлю её взгляд и говорю Даниилу, но на самом деле ей:

— Всё в порядке. Не о чем переживать.

Девушка немного расслабляется, и я тоже выдыхаю. Это я обсужу с хирургом без свидетелей. Не хватало ещё устраивать скандал на людях. Потому что во мне медленно, но верно закипает злость. Точнее, даже не злость… очень сложно дать определение этим чувствам.

Я и сердита на него, и обижена, и много чего ещё — эмоции захлёстывают, не дают думать… Теперь, задним числом мне многое становится понятно: его осведомлённость о моих вкусах, какие-то незначительные детали в нашем общении, на которые я не обращала внимания… Объясняется и то странное чувство, которое преследовало меня первые недели после расставания с мужем. Мне всё казалось, что за мной кто-то следит. Я уже думала, что это паранойя… значит, никакой паранойи не было.

Но главное… основное, что сносит крышу подчистую — Даниил мне врал. Ему не нужно было, чтобы я что-то рассказывала, делилась с ним подробностями своей ситуации. Большую часть информации он уже знал и так. И вот от этого почему-то обиднее всего. Обиднее… и больнее.

Домой мы едем в молчании. Уж не знаю, о чём думает Игнатьев, а я закипаю, словно чайник. Дохожу до кондиции, в буквальном смысле.

— Солнышко, ты какая-то тихая, — Даниил паркуется возле дома, смотрит на меня внимательно. — Расстроилась из-за того, что сказала адвокат?

— Расстроилась? — поднимаю брови.

— Рассердилась? — поправляется он.

Выхожу из машины, иду к дому, хирург идёт за мной. Разворачиваюсь я уже в холле.

— Зачем ты заказывал в агентстве информацию обо мне? — спрашиваю прямо.

Мужчина, вздрогнув всем телом, роняет на пол ключи от машины. Даже если у меня и были сомнения насчёт того, что эта какая-то ошибка, теперь они улетучиваются. По его лицу сразу видно: то, что мне сказала Алина — правда от первого до последнего слова.

Складываю руки на груди, и Даниил сглатывает, глядя на этот жест.

— Милая, всё совсем не так, как ты думаешь…

— Интересно, — тяну язвительно, — и как же я, по-твоему, думаю? Расскажи мне. А ещё лучше — объясни, с чего вдруг?!

— Солнышко, ты только не волнуйся…

У меня перед глазами плывут белые круги. Самая идиотская фраза из всех возможных — попросить человека не волноваться. После этого любой начнёт волноваться в десять раз больше.

— А с чего бы мне волноваться? — прищуриваюсь, глядя на него.

— Я собирался сказать, не сердись, — пытается исправить ситуацию Даниил. — Я… не хотел ничего плохого! Агния, пожалуйста… Я понимаю, что со стороны это выглядит, наверное, ужасно…

— Именно так и выглядит, — я вдруг чувствую, что очень устала.

Не хочу сейчас никаких разборок. Не хочу извинений, объяснений, оправданий… Да, наверное, он не хотел ничего плохого. Но в моей жизни в последнее время действительно слишком много вранья. И мне противно осознавать, что и Даня тоже не был со мной честен до конца.

— Я не хочу сейчас разговаривать, — поднимаю глаза на мужчину. — Мне… нужно подумать. Как быть дальше с тем, что я узнала. С тем, что в наших отношениях всё было не так, как мне казалось.

— Агния… ягнёночек, я… прости, — мужчина словно растерян, судорожно сжимает руки в кулаки. — Пожалуйста, не сердись. Я правда хотел как лучше…

— А получилось как всегда, — договариваю за него тихо. — Я сегодня переночую у себя в комнате.

Сворачиваю в коридор, закрываю за собой дверь комнаты и тяжело опускаюсь прямо на пол, придавив створку спиной. Не знаю, почему я так остро реагирую. Может, потому что совсем недавно мне показалось, что это оно — то самое? Потому что я действительно влюбилась, влюбилась по-настоящему, как никогда — теперь-то я это понимаю — не любила своего мужа?

Даня явно решает оставить меня в покое и не трогать. И правильно. Нам обоим есть о чём поразмыслить. А спустя полчаса, когда я уже ложусь спать, мне приходит сообщение от Влада, с просьбой выйти завтра на смену. Заболело двое фельдшеров, у него опять не хватает бригад. Очень кстати. Не знаешь, чем себя занять — займись работой!

С утра я собираюсь второпях и уезжаю рано, пока хирург ещё не встал.

— Агния Станиславна, — ловит меня перед сменой Владислав, — спасибо, что согласилась выйти!

— Да не за что, — пожимаю плечами. — Но ты можешь для меня кое-что сделать, — грожу ему кулаком. — Не вздумай обижать мою подругу!

— И не собирался! — фыркает Влад. — Но с такой защитницей тем более поостерегусь.

Мы улыбаемся друг другу и расходимся по своим «рабочим местам».

Трясясь в машине скорой помощи, я весь день не переставая думаю о том, что узнала. Меня бросает из крайности в крайность. Хочется то надавать хирургу пощёчин, то ледяным видом показать, что я обиделась, то просто плюнуть на всё и поверить, что он и правда хотел только хорошего.

После очередного вызова возвращаемся на подстанцию уже ближе к четырём часам утра, когда мне звонит диспетчер.

— Агния, давайте разворачивайтесь. Мужчина, сорок два года, некупируемый болевой синдром.

Смотрю на адрес в планшете. Что-то такое знакомое… Мы подъезжаем к дому, и я вспоминаю — это молодой мужчина с раком на последней стадии, я ездила к нему то ли на первом, то ли на втором своём дежурстве.

Взлетаю по лестнице с медицинской сумкой, дверь мне открывает жена. В прошлый раз они были очень вежливы, извинялись, что потревожили — просто обезболивающие её мужу уже действительно не помогали. Хорошая пара… Очень жаль, что им приходится переживать такое…

— Здравствуйте, — спешно прохожу в квартиру. — Где больной?

— Здравствуйте, — она немного заторможенно поднимает на меня глаза. — А я вас помню… вы приезжали как-то…

— Да, всё верно, давайте пройдём к… — пытаюсь её поторопить, но женщина вдруг качает головой.

— Не надо, не спешите.

На меня опускается тяжесть осознания случившегося. Молча смотрю на неё, а она тихо говорит:

— Четыре пятнадцать.

— Что? — переспрашиваю у неё.

— Четыре пятнадцать, — повторяет чуть громче. — Вам же, наверное, нужно время смерти. Это случилось в четыре пятнадцать. Я посмотрела на часы.

Закусываю губу и осторожно беру её под локоть.

— Мне очень жаль. Вам нужно присесть, давайте присядем, — подвожу её к дивану. — Как вы себя чувствуете?

Она пожимает плечами, поглаживает пальцами гладкую обивку дивана.

— Я в порядке, не переживайте за меня… Вы… пожалуйста, можете сделать… всё, что нужно?

— Конечно, — киваю и прохожу в соседнюю комнату.

Констатирую биологическую смерть, звоню диспетчеру, объясняю ситуацию, вызываю все те службы, которые необходимы сейчас. Жена всё это время продолжает сидеть на диване. Моя работа закончена, мне бы попрощаться, ещё раз выразить свои соболезнования и уйти… но что-то останавливает.

— Может быть, дать вам успокоительное? — предлагаю ей против всяких инструкций.

— Нет, спасибо, — она качает головой, на губах появляется слабая, немного странная улыбка. — Мы… знаете, были готовы к этому моменту. Точнее, мне казалось, что были готовы. Нельзя быть к такому готовой, как вы считаете?

Я киваю, а она продолжает:

— Он ведь так долго болел. Счёт шёл на дни. Я всё понимала. Ему теперь не больно — это главное. Это главное! — повторяет убеждённо, а потом вдруг вскидывает на меня отрешённый, спокойный взгляд. — У нас было так мало времени вместе. Так мало. И так много. На самом деле… мы всё сказали друг другу, но сложно осознавать, что я больше никогда не услышу его голос.

— Я понимаю, — говорю негромко и встаю. — Простите, мне надо идти. Примите мои соболезнования…

Женщина вдруг хватает меня за запястье.

— Торопитесь! — я чувствую сильное горячее пожатие. — Никогда не сомневайтесь, торопитесь сказать то, что вы чувствуете! Иначе можно не успеть…

Меня вдруг прошибает ознобом. Откуда она…

В дверь раздаётся звонок. Приезжает полиция. Перебросившись несколькими словами с молоденьким сержантом, оставляю жену умершего на него и выхожу к машине. Такое ощущение, что её пальцы до сих пор на моей руке, а слова звучат в ушах.

Над городом уже занимается рассвет. Зябко передёрнув плечами, залезаю в машину.

— На базу? — спрашивает у меня водитель.

— Да, давай, — рассеянно киваю и достаю бумажки, которые мне нужно заполнить.

На подстанции тишь да гладь. Мне везёт, удаётся даже немного подремать на кушетке, хоть это и запрещено всеми инструкциями… Но кто будет их соблюдать буква в букву?

Я уже заканчиваю смену, когда на срочный вызов сдёргивают сразу несколько свободных бригад. Авария на скоростной автотрассе. И, похоже, немаленькая.

До места долетаем с сиреной, и сразу становится понятно, что переработки нам всем тут обеспечены. Почти поперёк дороги лежит фура, несколько легковушек всмятку… Бли-и-ин!

Бежим с коллегой, лавируя между высыпавшим из остановившихся машин народом. На дороге, весь в крови, воет молодой мужчина, прижимая к себе окровавленную девушку. Рядом ещё несколько пострадавших.

— Быстро! Отойдите! Отойдите отсюда, немедленно! — командует один из врачей.

Подбегаем к паре, заставляем рыдающего парня отпустить свою ношу.

— Щит! — надо переложить её на жёсткие носилки, замечаю пробитую кость черепа… — В машину! — переглядываемся с коллегой, киваем друг другу, её надо срочно в больницу.

Пока прибывшие бригады начинают заниматься другими потерпевшими, заносим пострадавшую в скорую.

— Позвольте, я с вами… пожалуйста… с вами! — просит мужчина, хватая меня за плечо.

— Кто вы пострадавшей?

— Муж.

— Садитесь, — киваю ему.

В такой ситуации всё возможно.

— С ней… всё будет хорошо?! — его трясёт.

— Не отвлекайте! — обрывает мужчину мой коллега.

Мы работаем молча. Быстро. Кровотечение было слишком обширным. Ловлю взгляд второго фельдшера, и оба тут же отводим глаза. Машина несётся под неумолкающей сиреной, но мы не успеваем… не успеваем… не успеваем…

В приёмный покой госпиталя заносимся бегом, персонал моментально перехватывает у нас каталку — о поступлении сообщили заранее. А я ловлю за локоть мужчину, который приехал с нами.

— Вам туда нельзя! — силой усаживаю его на стул в приёмке. — Ждите здесь. К вам выйдет врач.

— К-когда? — похоже, у него зуб на зуб не попадает.

— Как только это станет возможно, — гляжу на трясущегося, совсем молодого парня, и мне становится его жаль. — Пойдите в туалет, он вот здесь, — показываю дверь. — Там можно смыть кровь с рук.

— А если… врач придёт… пока я буду?.. — он смотрит на меня растерянно, испуганно.

— Я подожду, пока вы выйдете, — обещаю ему, не говоря, что вряд ли врач выйдет так быстро. — Не волнуйтесь, идите умойтесь.

Мне, конечно, вернуться к машине надо, но из-за нескольких минут ничего не произойдёт. Всё равно смену я уже переработала. Устало опускаюсь на стул, ноги держат с трудом. Мы не боги. И при таких травмах… Нет, я не буду договаривать это даже в мыслях. Пусть, господи, пожалуйста, пусть этому парню повезёт. Пусть повезёт его жене, этой молоденькой девчонке, которую сейчас отчаянно пытаются вытянуть практически с того света…

Чудеса случаются. Иногда.

Но не сегодня.

Я не успеваю уйти, когда к мужу пациентки, кое-как смывшему кровь с рук и лица, входит один из хирургов. Я помню его, Даниил меня представлял этому мужчине. И мне всё понятно по лицу врача.

Горло перехватывает. Я закусываю губу, наблюдая, как молодой муж, только что ставший вдовцом, растерянно опускается на стул. Смотрит на свои руки, ещё не до конца отмытые от крови, словно не понимает, что с ними. Утыкается остановившимся взглядом в стену.

— Агния Станиславна, — ко мне подходит хирург. — Это ведь вы привезли…

— Да, — киваю, смотрю на мужчину. — Её мужу понадобится психологическая помощь.

— Знаю, уже вызвали, — он кивает. — Вы бы зашли к Даниилу Антоновичу…

— А разве не вы её… — в груди у меня вдруг начинает разрастаться боль.

— Нет, — хирург качает головой. — Я ассистировал. Даниил Антонович ушёл… потом.

Мне становится плохо. Что с ним?! Торопливо, не попрощавшись, огибаю врача, распахиваю дверь в отделение. Иду, всё ускоряя и ускоряя шаг, перехожу на бег и, не постучав, врываюсь в кабинет заведующего отделением.

Игнатьев стоит у раскрытого настежь окна и затягивается сигаретой. Я вижу следы крови у него на форме. Даже не переоделся…

— Не знала, что ты куришь, — говорю тихо, и Даниил резко оборачивается ко мне.

— Очень редко, — отвечает хрипло.

Шаг, другой… Я смотрю на уставшего, измученного хирурга, не отрываясь, и снова ощущаю то пожатие, слышу голос, говорящий «торопитесь!», и вижу перед собой пустые глаза мужчины, потерявшего жену.

Ещё два шага, и я прижимаюсь к своему мужчине изо всех сил. Он роняет сигарету — хорошо, что за окно, а не на пол — обнимает меня.

— Я люблю тебя! — шепчу ему на ухо. — Я люблю тебя, слышишь?

Нас охватывает какая-то лихорадка. Мы оба сжимаем друг друга, словно боясь выпустить из объятий, и я не сразу разбираю, что он говорит.

— За что, дурачок? — отстраняюсь, пытаясь заглянуть ему в глаза, но он не даёт.

— Я должен был… сказать первым… должен был! Прости, что тебе пришлось… Агния, я так тебя люблю! Ты… ты… я люблю тебя!

Он целует меня, быстро, лихорадочно, в губы, в глаза, в скулы, запускает пальцы в волосы, гладит шею, спину.

— Ягнёночек… — отрывается от моего лица, тяжело дыша, ловит мой взгляд. — Выходи за меня замуж?