Даниил
— Я не прошу о многом, — смотрю главному прямо в глаза, сидя напротив него за столом. — Лично мне не нужны ни показательная порка, ни отстранение, ни увольнение — тем более по статье… Сойти с рук Инне Дмитриевне это не должно, но, мне кажется, мы можем решить этот вопрос мирно.
С Инной я сначала говорю сам. Потому что, как ни крути, она пошла на должностное преступление у меня под носом в подведомственном мне отделении. Даже тот факт, что идиот Свиридов просто не сумел воспользоваться тем, что она ему передала, не отменял грубейшего нарушения закона.
И после получаса её рыданий в моём кабинете соглашаюсь пойти к главврачу, чтобы поговорить. Да, она идиотка и поступила по-идиотски… Но не могу я мстить женщине. Только действовать в рамках того же закона.
На самом деле это палка о двух концах, которая может ударить и по нам. Недосмотрели, недоглядели — проворонили, короче. И Глебу Евгеньевичу я стараюсь преподнести это именно в таком ключе.
— Знаешь что, Даниил Антонович, — взрывается наконец главный, — не будь ты таким талантом, бросил бы я тебя разбираться с твоими бабами самостоятельно!
— Не стоит говорить о них во множественном числе, — напряжённо усмехаюсь. — Никаких «баб» у меня нет. Есть женщина. Любимая. Одна-единственная.
— Да знаю я, — отмахивается главврач. — По всему госпиталю вашу историю любви пересказывают. Даже от пациента уже слышал! Ладно. Короче, так. Инну я переводом на пару-тройку лет в Новосибирск отправлю, в местный госпиталь. Пусть посидит там и подумает. Откажется — увольнение со всеми сопутствующими сложностями.
Киваю с облегчением. Ещё одной проблемой в нашей жизни станет меньше.
— А Агнии своей скажи, что хватит уже ей нариков на скорой катать! Пусть нормально работать начинает.
— Она дорабатывает последние смены, — слегка улыбаюсь.
Ничего я так не жду, как её ухода из скорой помощи. Скорей бы.
— Ну и отлично, — главный кивает и поднимается, я встаю следом.
Пока иду в свой корпус, в кармане начинает вибрировать мобильный.
— Даниил Антонович, это Славин Андрей Андреевич, — звучит в трубке голос адвоката.
— Да-да, я ждал вашего звонка, — притормаживаю на улице, глядя на въехавший на территорию реанимобиль с включёнными маячками.
В моё отделение?.. Нет, машина сворачивает ко входу, откуда транспортируют в общую и торакальную хирургию.
— Слушаю вас, — возвращаюсь к разговору и хмурюсь, наблюдая издалека, как распахиваются задние двери. С моего места не видно, как вытаскивают пациента.
— Могу ли я приехать к вам сегодня с одним человеком… Чтобы посоветоваться?
— Да, разумеется, — быстро перебираю в памяти, что там у меня во второй половине дня. Плановых операций нет, а со срочными не угадаешь, так что… — Я буду в госпитале до восьми вечера. Найдёте меня в отделении нейрохирургии. Если вдруг буду недоступен — ну мало ли — вам скажут, когда освобожусь. Сможете либо подождать, либо договоримся на другой день.
— Понял, спасибо, — Славин прощается, завершает звонок, а я, чёрт знает почему, иду к приехавшей скорой.
Водитель сидит на своём месте, но из двери в приёмный покой как раз, переговариваясь, выходят врачи реанимационной бригады.
— Что она просила? — доносятся до меня слова одного из них.
— Я не понял. Сказала не говорить хирургу, — второй пожимает плечами. — Но что именно не говорить — чёрт его знает. Да и при чём здесь хирург?
Помедлив секунду, вхожу в отделение. Здороваюсь со знакомой медсестрой приёма, но даже спросить ничего не успеваю.
— Ох, Даниил Антонович, а вы что, уже в курсе?! Откуда так быстро узнали? — всплёскивает руками женщина.
— Что узнал? — непонимающе смотрю на неё, ощущая, как что-то внутри начинает скручиваться в тугой узел.
— Э-э-э, ничего, я… не знаю, можно ли… — она растерянно оглядывается.
— В чём дело? Это касается пациента, которого привезли?
— Да, — медсестра выглядит испуганной и почему-то виноватой. — Пациентки. Это наша… точнее, ваша… из вашего отделения врач. Её зовут…
— Агния? — мне внезапно отказывают голосовые связки.
Нет.
Господи, нет.
Пожалуйста…
Я вдруг понимаю, что выражение «потемнело в глазах» — не фигуральное.
Следующие мгновения начисто стираются у меня из памяти. Много позже я вспомню, как бежал к операционной и как меня удерживали то ли вдвоём, то ли втроём охранник и коллеги, не давая ворваться внутрь.
Именно тогда, придя в себя спустя некоторое время — кажется, мне всё-таки умудрились вколоть какое-то успокоительное — я понимаю, что… без неё я просто не смогу жить.
И это тоже не фигура речи.
— Игнатьев! Дан, давай, очнись, ну? Жива твоя Агния. Не могу сказать, что цела и невридима, но поправится. Стабилизировали.
Поднимаю плывущий взгляд на врача, вышедшего из операционной. Меня не смогли отсюда увести, я просто сидел напротив двери и ждал.
— Поднимайся давай, — мужчина протягивает руку, помогая мне встать с пола. — Сейчас в ОРИТ её переведём, и можешь к ней пойти.
— Почему в реанимацию? — спрашиваю заторможенно.
— Ты точно хирург? — укоризненно качает головой коллега. — А куда её с проникающим слепым, после дренирования*? Там гемоторакс** средней тяжести был.
Застонав от ужаса, утыкаюсь лбом в стену.
— Ничего, ничего… приходи в себя, — меня хлопают по плечу. — Вот поэтому я и не влюбляюсь, — слышу за спиной тихое и мрачное. — Нахрен оно надо…
Спустя несколько минут я медленно, на подгибающихся ногах захожу в реанимационную палату и подхожу к кровати. Агния ещё не пришла в себя после операции, она в кислородной маске — дышит сама, не на ИВЛ.
Сколько раз я советовал родственникам своих пациентов, находящихся в бессознательном состоянии: говорите с ними, возможно, они смогут вас услышать. Но сейчас мне не удаётся выдавить из себя ни слова. Просто сажусь рядом и осторожно беру её за руку.
Пока она не очнётся, никто и ничто меня отсюда не сдвинет.
__
* гемоторакс — скопление крови в плевральной полости (между оболочками лёгкого), средняя тяжесть означает, что количество излившейся крови не превысило 1,5 литра.
** дренирование — манипуляция, при которой кровь удаляется из плевральной полости.
Даниил
Не знаю, сколько проходит времени. Единственное, на чём я сосредотачиваюсь и за чем слежу — биение пульса на тонком запястье под моими пальцами. Чёткое, ровное, уверенное…
Эта пульсация — то, что держит меня на этом свете.
Как можно любить кого-то больше собственной жизни? Я не знаю. Но знаю, что остаться без неё — ровно то же самое, что остаться без кислорода. В безвоздушном пространстве жизни нет.
Первое, что замечаю — как раз изменение пульса. Поднимаю взгляд на бледное лицо и вижу, как Агния приоткрывает и тут же снова закрывает глаза под ярким светом реанимационной палаты.
— Ягнёночек… — выдыхаю еле слышно, чувствуя, как меня начинает не просто трясти — колотить.
Похоже, нервный резерв моего организма резко подходит к концу.
Она реагирует на мой голос. Моргает, переводит взгляд на меня. И слабо, еле-еле улыбается под маской.
То, что происходит дальше, я потом стараюсь никогда не вспоминать. Потому что вряд ли найдётся мужчина, которому приятно вспомнить, как он рыдал, всхлипывая, уткнувшись лицом в больничную простыню, и не мог успокоиться…
— Данечка… ну перестань, что ты, хороший мой… любимый…
Тихий голос прорывается сквозь пелену перед моими глазами. Я чувствую, как её пальцы перебирают и поглаживают мои волосы, делаю глубокий вдох, один, затем другой, всё-таки заставляя себя взять эмоции под контроль.
— Прости, — говорю хрипло, не в силах пока поднять лицо, чтобы посмотреть ей в глаза.
— Это ты меня прости, — Агния говорит медленно, с трудом. — Я не хотела, чтобы тебе было больно… из-за меня.
Вытерев влагу с лица, прикладываю к своей щеке её ладонь, прижимаюсь к ней губами.
— Надень обратно, — качаю головой. — Тебе тяжело.
Она сдвинула с лица кислородную маску, но теперь возвращает её на место. Опускает веки, на секунду снова пугая меня до чёртиков, но я сразу понимаю — она просто устала.
— Отдыхай, любимая, — говорю тихо. — Тебе нужно отдыхать и восстанавливаться. Всё будет хорошо.
— Дань, — Агния вдруг резко открывает глаза, смотрит на меня, — ему сказали, что у меня будут наркотики.
— Что? — непонимающе смотрю на неё, она опять сдвигает маску, чтобы сказать:
— Тот парень, который меня ранил… произнёс: «Он сказал, у тебя будет»! А до этого… нас, скорую, обогнала машина, такая же, как у Игоря… — закашливается, и я уже сам прижимаю маску ей к лицу.
— Тихо, тихо! Молчи! Я тебя понял, — киваю, хоть пока и не могу проследить связь в её словах. — Я всё выясню.
Агния успокаивается. Спустя совсем небольшое время её дыхание выравнивается. Я слежу за ней ещё несколько минут, а потом, когда в палату заходит медсестра, поднимаюсь.
— Счастье моё, я ненадолго! Постараюсь выяснить подробности, хорошо?
Она приоткрывает глаза и согласно опускает ресницы.
— Ты наверняка пить хочешь, сейчас уже можно, только по чуть-чуть и очень аккуратно, — смотрю на медсестру, и та кивает. — Позвоните мне, если хоть что-то изменится, — прошу женщину.
— Конечно, Даниил Антонович, не волнуйтесь.
— Спасибо, — кидаю на Агнию последний взгляд и выхожу в коридор.
Я бы предпочёл сидеть с ней, не отходя ни на минуту, но нужно разобраться, что именно она имела в виду.
Придя в своё отделение, сталкиваюсь со Славиным, про которого я совершенно забыл.
— Я прошу прощения, Андрей Андреевич… — начинаю, подходя к адвокату.
— Не извиняйтесь, — он качает головой. — С Агнией?..
— Всё хорошо, — выдыхаю негромко. — Всё будет хорошо.
— Я рад, — мужчина немного расслабляется, даже скупо улыбается. — Правда, очень рад. Мне просто сказали, что вы заняты, а потом я случайно услышал разговор медсестёр и понял…
— Да, — киваю ему и жестом предлагаю следовать за собой. — Вы хотели о чём-то посоветоваться? И где тот человек, который должен был с вами прийти?
— Она сейчас подойдёт, — он снова становится серьёзным, оглядывается на дверь санузла неподалёку.
— Может быть, вы пока введёте меня в курс дела, вам же явно всё известно, — останавливаюсь, не доходя до кабинета.
— Да… видите ли, у нас довольно… щекотливая ситуация, — адвокат задумывается, словно пытаясь подобрать слова. — Это дочь… моего близкого друга. Он с женой сейчас находится в процессе развода, я его представитель, но дело не только в этом. Девушка невольно стала свидетельницей преступления.
— Девушка? — удивлённо смотрю на него, но сразу поправляюсь: — Извините, вы сказали, дочь друга, я подумал, речь о ребёнке…
— Она не ребёнок, — мужчина качает головой и слегка откашливается, меня сбивает с толку его странный тон, но Славин тут же продолжает: — Хотя в каком-то смысле ведёт себя иногда, как ребёнок.
— Вот как? — звучит за нашими спинами язвительный голос.
Оборачиваюсь и встречаюсь глазами с девушкой. На первый взгляд ей около двадцати. Смотрит вызывающе, вздёрнув нос, но на самом деле… на самом деле видно, что она только пытается храбриться. И тут же переводит сердитый взгляд на адвоката, который стоит с каменным лицом.
— Пойдёмте в кабинет, — предлагаю им обоим.
Даниил
— Как вас зовут? — обращаюсь к девушке.
— Прошу прощения, я не представил… — адвокат делает шаг вперёд, но она перебивает:
— Я и сама в состоянии назвать своё имя. Софья. Софья Демидова.
— Так, я пока не понял, какая помощь требуется от меня? — в кабинете предлагаю им сесть, сам опускаюсь в кресло за столом. — Вы сказали, что девушка стала свидетельницей преступления…
— Я… не помню, — Софья опускает взгляд на свои судорожно сжатые пальцы. — Понимаете, меня… ударили по голове. Я не знаю, почему — пришла в себя позже и совсем не там, где это произошло. И я не помню! — закусывает губу и сердито косится на адвоката, сидящего рядом.
— Как давно это произошло? — встаю и, достав из стола небольшой фонарик, который использую для работы, подхожу к ней. — Поднимите голову, пожалуйста, посмотрите сюда…
— Чуть больше недели назад, — девушка послушно выполняет всё, что я прошу.
— Вы обращались за неотложной помощью? — реакция зрачков у неё нормальная, но это не значит, что сотрясения мозга не было.
— Д-да, но… — она снова косится на адвоката, теперь неуверенно.
— Её нельзя было оставлять в больнице, — Славин говорит негромко и устало. — Даниил Антонович, мне… — кидает взгляд на свою подопечную и поправляется: — …нам нужно понять, можно ли как-то восстановить то, что Софья забыла. Эти воспоминания, они вернутся?
Задумчиво смотрю на них. Вспоминаю своего друга, у которого была схожая проблема. Володе удалось подстегнуть свою память, когда он спустя несколько лет встретил девушку, которую умудрился забыть. Но она многое для него значила, так что в качестве примера не очень подходит…
— Для начала вам нужно пройти полное обследование, — перевожу взгляд на Софью. — Потом, возможно, курс лечения.
— Я… — у неё начинают дрожать губы.
— Спокойно, — Славин подскакивает с места, осторожно обхватывает девушку за плечи, слегка сжимает. — Спокойно. Ничего плохого тебе не сделают. И больно не будет. Так ведь? — смотрит на меня.
— Конечно, — киваю. — Я так понимаю, вам нужно сделать всё быстро и без огласки?
— Да.
— Я смогу вам помочь, — сажусь за стол и, достав бланки направлений, начинаю их заполнять. — Но не гарантирую, что после всего память вернётся. Это, к сожалению, не в моей власти. Могу только дать совет. Вам нужно вернуться в тот день и те обстоятельства, которые предшествовали удару. Пройти его шаг за шагом, всё, что помните.
Лицо Славина вытягивается то ли от растерянности, то ли от ещё какой-то эмоции, которую у меня не получается уловить. Адвокат резко отпускает плечи девушки, а она, горько усмехнувшись, складывает руки на груди.
— Это вряд ли возможно, — Софья качает головой. — Но спасибо вам.
— Пока не за что, — кладу на стол несколько бумажек. — Идите сейчас к медсестре, передайте ей это, скажите, что Игнатьев распорядился. Она проведёт вас туда, куда нужно. После обследования ко мне с результатами.
— Кровь не надо будет сдавать? — девушка кидает нервный взгляд на направления.
— Нет, — слегка улыбаюсь.
Боязнь иголок — дело такое, возраст этому не помеха. Были у меня в пациентах и взрослые мужики, которые в обморок падали, глядя, как игла в вену входит.
— Хорошо, — Софья вздыхает и встаёт.
— Я провожу, — Славин начинает подниматься, но она резко бросает ему:
— Нет! Здесь я в безопасности! Сама дойду!
Замечаю взгляд, которым адвокат провожает свою подопечную до двери, и печально усмехаюсь про себя. Как это знакомо… Сам видел похожий. В зеркале. Когда считал, что с Агнией мне ничего не светит.
Тут же переключаюсь мыслями на моего ягнёночка… К ней хочу. Никуда и никогда больше её одну не отпущу. Так, а, между прочим, Славин здесь очень кстати.
— Андрей Андреевич, могу я задать вам вопрос?
— Конечно, — мужчина поворачивается ко мне с уже знакомым каменным выражением на лице.
— Агния сказала, что незадолго перед тем, как её ранили, видела машину, похожую на автомобиль Свиридова. А наркоман, который… — дыхание у меня перехватывает, но я всё же продолжаю: — Судя по тому, что он ей сказал… Могли его на неё каким-то образом вывести, специально?
— Та-ак… — Славин мрачнеет, задумчиво барабанит пальцами по столу, затем быстро встаёт. — Я сейчас сделаю пару звонков, и мы продолжим этот разговор!
— Отлично, — киваю, прищурившись. — Мне тоже пока есть с кем поговорить.
Поднимаю трубку внутреннего телефона и набираю ординаторскую.
— Инна Дмитриевна ещё здесь? Пусть зайдёт ко мне.