Развод. Бумерангом по самые я...

Глава 31

Я сижу на краю больничной койки, наблюдая, как Тим с упоением уплетает мою кимчи. После кишечной инфекции ему бы кашку овсяную, но он так умоляюще просил, что я не устояла и передала паршивцу баночку.

- Омка, я отвечаю, твоя стряпня меня на ноги за сутки поставит! - шептал он в трубку.

Угу. Кто я такая, чтобы спорить с целебными свойствами своей капусты? Тем более, что я была уверенна – он съест пару кусочков и успокоится. Ага, как же. Тимофей приговорил весь контейнер и теперь с тоской глядит на мою дамскую сумку, мол, может ты еще чего вкусного принесла?

Я прикидываюсь строгой:

- С такими аппетитами тебя ни одна женщина не прокормит.

Тим хватает меня за руку, его глаза горят с преувеличенной серьёзностью.

- Тогда я не женюсь. Вообще. Никогда. Если только она не готовит так же вкусно, как ты.

Я щёлкаю его по лбу.

- Дурак.

- Твой дурак, - ржет он.

И что вот мне с ним делать? Он же сейчас абсолютно всерьез. Не смотря на ошалевшее придурковатый вид и безмятежные голубые глаза, как у городских сумасшедших, Тимофей доказал, что на него можно положиться.

Он тянется рукой ко мне, треплет по плечу, будто пытается приободрить. Я улыбаюсь, но улыбка выходит кислой. Ирония судьбы: сын мужа от первого брака называет меня мамой, а родные дочки... Ну что дочки. Всё как в плохом сериале - заняли сторону папочки.

Интересно, это все моя вина? Огрехи воспитания, так сказать? Не понимаю. Растила же всех одинаково. Или просто люди разные, и дальше, как ни воспитывай, основа заложена при рождении? Я как педагог знаю, можно только скорректировать характер ребенка, но изменить полностью, не поломав его при этом, нельзя.

Так чего ждать от девочек, которые с детства относились к отцу как к Боженьке, сошедшему с небес на нашу грешную землю? Так что я даже не удивлена, что близняшки в итоге выбрали не меня, а великого светлоокого Казанского.

- Ом, - тихо шепчет Тимофей, - в конце недели Янус с Полинусом прилетают.

Я киваю, делая вид, что мне плевать.

Дожили. О прилёте собственных детей узнаю от пасынка.

Господи, как так вышло?

- Они просили меня встретить их, поговорить. Ну, до того, как они приедут к отцу, - продолжает Тим, - а я отказался. И кажется, немного им нагрубил.

- Немного?

- Ну, я от своих слов не отказываюсь, сестры у меня безмозглые! – Вспыхивает Тимофей. - И обзывал я их по делу, даже если со стороны это звучало грубо. Короче… че я тут перед тобой… посрались мы в хламину. Вот!

- Помиритесь, - говорю автоматически.

- Мы-то? Обязательно. А ты?

Молчу. Думаю.

Нет, я не удивилась их выбору. Это было предсказуемо, как финал дешёвой мелодрамы. Но от этого не менее больно. Потому что они – мои дети. Пусть взбалмошные, избалованные и... порой до того дурные девки, что иногда хочется, ткнуть их аккуратные носы в томик Макаренко, но… но это мои дурные девки, и я очень люблю их. И очень хочу, чтобы весь этот мрак между нами наконец закончился!

- Мы тоже помиримся, - наконец отвечаю. - Когда-нибудь.

- А если нет? Ты же видела этого… - Тимофей презрительно кривит губы. - Отец им такого наговорит, он же сам верит в то, что стал жертвой твоей тирании! Любовь у него истинная, млять! А она… она просто шлюха. Даже хуже, потому что шлюхи знают, что делают плохое, и где-то глубоко внутри стыдятся своего выбора, а Лена уверена, что ей все должны! По праву рождения обязаны и не понимает, почему ты еще не прибежала к ней на поклон.

- Тим, хватит, мне неприятно.

- Ладно, прости. - Он тут же сникает, - просто я очень злюсь, что из-за одной обиженной девочки разрушилось столько судеб.

- И слава Богу, что разрушилось, - вдруг вступает Влад.

Он вернулся так тихо, что мы оба его не заметили. Яшин подходит ко мне, кладет руки мне на талию и украдкой целует в плечо. Так просто, будто делал это всегда. Но так интимно, что даже у Тима уши краснеют.

А я? Я готова провалиться под землю со стыда!

Мне до сих пор трудно привыкнуть, что в моем возрасте можно вот так держаться за ручки и все время пытаться коснуться друг друга. С Владленом никогда не было ничего подобного. Там всё по протоколу: ни лишнего взгляда, ни случайного поцелуя. Даже в щечку. Не дай Бог кто увидит - вдруг подумают, что мы... люди.

Актуальный муж доказывал, что в первую очередь мы союзники, партнеры.

А бывший… этот хочет кричать всем на свете, что я теперь его женщина.

А я… Я даже сама не знаю, его ли я.

Чувствуя неловкость, отодвигаюсь, предварительно сняв ладони Яшина со своей талии. Надо будет еще раз поговорить с Владом о дистанции. Хотя бы при Тиме и подчинённых.

Тимофей, чтобы замять это странное чувство между нами, переводит тему и спрашивает у Влада:

- Как родитель? Надеюсь, ты его не убил?

- Даже пальцем не тронул, - Яшин разводит руками с преувеличенной серьезностью. - Хотя мог бы.

Тим хватается за сердце:

- Спасибо, что пощадил моего бедного папочку! А то я бы остался сиротой. Хотя… - он подмигивает и тянется к пластиковому стаканчику у себя на тумбе. – Тогда вам двоим было бы проще меня усыновить.

Ну вот, не зря Тимофею водичка пригодилась, пока я кашляю, пасынок пытается впихнуть мне в руки стакан с бесценной жидкостью, чтобы та хоть немного сняла приступ. Успокоившись, кошусь на Яшина, тот по-прежнему невозмутим.

- Идея не плоха, - чешет он бороду, - я всегда мечтал о трех сыновьях, чтобы как в былинах. Но ты, Тимофей, слишком старый, чтобы мы тебя усыновляли. Так что – извини, дружище, придется тебе как-нибудь самому бороться с дурной наследственностью Казанского.

Что-то неприятное царапается у меня внутри. Не отказ Яшина, разумеется, просьбу Тима об усыновлении я даже не восприняла всерьез. Но в самом ответе звучит что-то неправильное, а что, не могу понять. Стараюсь отогнать от себя гаденькое чувство.

- Ой, да ладно вам, - делаю большой глоток. - Давайте лучше про ресторан. Тим, это ты фото для последней статьи подбирал? Просто мрак, такое ощущение, что это не гастрообзор, а сводка новостей об очередном землетрясении. На кухню вообще без слез не взглянешь!

- Я эти снимки еще с ремонта храню. Хотел на стол спящих котов прифотошопить, но решил, что это перебор.

Я смеюсь, но тут же добавляю:

- Спасибо тебе и твоим друзьям. Без вас бы не получилось так убедительно.

Тим пожимает плечами:

- Омка, целый год без выходных. Мне эта больница как самый долгожданный отпуск!

В этот момент Влад снова обнимает меня, его пальцы слегка сжимают мою руку. Я пытаюсь отстраниться, но он только крепче прижимает меня к себе.

- Главное, что никто посторонний не пострадал, - говорю я, делая вид, что не замечаю его пальцы на своем плече. - Я бы никогда не позволила травить людей ради этого.

- Знаем, знаем, наша Карина Викторовна - белая и пушистая, - смеется Тим.

Влад тихонько гладит меня по спине, будто случайно, но так, что мурашки бегут по коже.

- А что, если мы еще пару статей закажем? - предлагает он. - Например, про то, как Казанский героически травил крыс в собственном ресторане. И главное ни одного плохого слова! Только пафос, только хардкор!

- Хватит! - хохочу я, наконец, вырываясь из его объятий.

Видимо, про "дистанцию" Яшин так и не услышал. И мои попытки скрыть от посторонних, что я – дура старая – пустилась во все тяжкие и не просто во второй раз нырнула в одну реку, а радостно плещусь там и пускаю уточек вдоль течения – с треском провалились.

Спасибо, что у Тимофея хватило такта сделать вид, что он ничего не понял. Жалко, что он у нас такой тактичный один на всю Москву.

Кое-как мы с мужем (и плевать уже, что бывшим) выбираемся из палаты. Стоим в пробке. Гуляем с Графом. Готовим быстрый ужин. Едим. Моем посуду. Все делаем вместе, прижавшись бочками друг к другу, что у меня просто нет возможности взять паузу и подумать. И только, когда я оказываюсь одна в ванной, до меня, наконец, доходит.

- В смысле трое сыновей? – Вылетаю я обратно в зал как есть, в полотенце намотанном на груди и с зубной щеткой во рту. – Недавно ж только один был!

Влад поднимает глаза от бумаг и недовольно хмурит рот.

- Чёрт. А я думал, ты не заметишь.

- Не замечу что?! Еще одного твоего ребёнка? Яшин, ты охренел?!

- Да, - спокойно отвечает он. - От такой красоты поднебесной. - Его взгляд скользит по моей фигуре. - Кариш, поправь полотенечко, не доводи до греха.

- Какой ещё грех?! - швыряю зубную щётку на стол, но попадаю в стакан с недопитым кофе. На белой скатерти тотчас появляются некрасивые коричневые брызги. Черт! Черт, еще и скатерть стирать! Стягиваю ее со стола, иду к раковине за пятновыводителем. На скатерть мне плевать, просто нужно чем-то занять руки, чтобы не убить Ящина.

Влад тотчас появляется рядом, заботливо льет средство на ткань, пока я затираю уродливое пятно. Действия простые, даже семейные, будто повторенные до этого сотню раз и от того откликаются в груди острой болью. Нет у нас никакой семьи. Ничего нет. Только куча недоговоренностей и одно невнятное прошлое на двоих.

- Больше никаких грехов с бывшим мужем! – шепчу себе под нос.

Тихо, но Яшин все равно меня слышит. Кладет подбородок мне на плечо, втягивает носом воздух:

- Проблема только в этом? - его дыхание тёплое на моей шее. - Тогда я знаю решение. Разведёшься - и снова поженимся. А потом повенчаемся, чтобы если ты решишь сбежать от меня снова, потом шкварчать в аду на одной сковородке.

- Яшин, ты псих!

- Ну, это я знаю! - смеётся он.

Его руки находят мои бёдра под полотенцем. Я пытаюсь вырваться, но он прижимает меня крепче.

- Пусти...

- Не-а.

- Влад...

- Карина. Чего ты бесишься? Один, двое, трое, пятеро – какая разница!

- Разница огромная!

- Да?! Тогда объясни, потому что я не понимаю.

Я смотрю на Влада, и в голове крутится одна мысль: "Он сейчас серьезно?"

Его руки тёплые на моих бёдрах, глаза - спокойные, даже немного усталые. Он стоит передо мной, такой родной и такой чужой одновременно, и совершенно не видит очевидного.

Я не злюсь из-за количества его детей. Я злюсь, потому что где-то там, в параллельной вселенной, могла быть другая жизнь. Та, где мы не разбежались в двадцать лет из-за глупой ссоры. Где он держал на руках наших детей, а не чужих. Где я не просыпалась по ночам от того, что кто-то другой знает, как звучит его смех, когда он счастлив, не слышит, как поет песни под гитару, не видит, как хмурит лоб, когда думает о плохом.

Где он не чужой, а мой. А я его.

- Пусти... – мне уже не хочется спорить, что-то доказывать, но руки всё равно упёрты в его грудь.

- Ты с ума сошла? Пустить? Думаешь, судьба даст мне третий шанс? Ну нет, Кариш, я тебя больше не отпущу, - Влад не ослабляет хватку, но его пальцы становятся мягче, почти ласковыми.

- Влад...

- Карина, - он вздыхает, и в этом вздохе - вся наша история. – Дай нам сделать все то, чего не случилось в прошлом.

Качаю головой и отворачиваюсь, потому что чувствую, как блестят мои глаза. Не хочу, чтобы он видел меня слабой.

- Чего ты боишься?

Я замираю. Потому что не могу ответить. Не могу выговорить вслух, что мне больно. Не из-за его второго сына, не из-за другой женщины, не из-за другой жизни. Больно за то, что все это было без меня.

- Ты... - голос срывается, - Как его хоть зовут?

- Мишка, - в голосе Влада звучат непривычные для меня ноты. Нежность, которую отец может испытывать к своему ребенку. – Хороший парень, спортсмен, футболом занимается. Учится на третьем курсе, оболтус тот еще, конечно, но добрый. Быть добрым редкое по нашему времени качетсво.

- Тоже юрист?

- Упаси Боже! Будущий учитель, как и ты.

Влад отстраняется ровно настолько, чтобы посмотреть мне в глаза.

- Я не сказал, потому что знал, что будет вот так.

- Как "вот так"?

- Что ты так отреагируешь и что, возможно, тебе будет больно.

Я отворачиваюсь, но его пальцы мягко возвращают моё лицо обратно.

- Не из-за количества детей, - тихо говорит он. - А из-за того, что они не наши.

Губы дрожат. Я кусаю их, чтобы остановить.

- Карина, - его большой палец осторожно проводит по моей щеке, смахивая предательскую слезу, которую я не успела остановить. - Мы оба идиоты.

- Да, - хрипло соглашаюсь я.

- Мы столько всего упустили...

- Да.

- Но знаешь что? - он прижимает мою ладонь к своей груди, где под кожей бьётся сердце. - У нас ещё столько впереди.

Я молчу.

Внезапно его голос становится нежным. Не придурковато издевательским, и не строго поучительным. А очень нежным. Как когда-то раньше.

- Мы упустили многое. Не вырастили детей вместе. Но можем нянчить внуков. Не поехали в наш отпуск в Анапу. Поедем в Таиланд. Или Италию? Или куда ты там хочешь, не важно, главное, чтобы вместе. Мы не купили первую квартиру - но построим дом. Такой, чтобы всем хватило места. Для все нашей огромной семьи.

Его пальцы осторожно расправляют мои влажные волосы. Я чувствую, как напряжение потихоньку уходит.

- Ты слишком хороший юрист, Яшин. Стелишь так, что я даже слова не могу сказать. А я слишком устала спорить.

- Так может, хватит? - он целует мой лоб. - Наспорились уже.

Его губы скользят к виску. К щеке.

- Предлагаю жить мирно. Душа в душу. - Пауза. - Ну, и иногда тело в тело.

Он чувствительно щипает меня за попу. Я взвизгиваю, отталкиваю его, но вдруг... начинаю смеяться.

- Что? - удивляется Влад.

- Если посчитать, то на нас двоих выходит пятеро детей. Слишком много для той, кто не планировал их вообще.

Влад подхватывает меня на руки и улыбается хитро-хитро, как чеширский кот.

- Ты самая многодетная чайлдфри в мире! На пенсии будем гастролировать: ты рассказываешь нашу историю, я на балалайке подыгрываю. Все плачут, все счастливы.

- Яшин, ты дурак.

- Разумеется! - он прижимает меня к груди. - Но я твой дурак. Твой же, Карина?

Я зарываюсь лицом в его шею, вдыхаю знакомый запах.

- Мой.