Глава 35
Возвращаться домой, когда тебя ждет голодный муж, которого нужно выслушать, накормить, и ублажить и возвращаться домой с тем, кто сам и накормит и выслушает и расскажет, какая ты чудесная – разные вещи.
Но я так сильно привыкла к первому сценарию, что зачем-то ищу подвох во втором.
Какое же это мерзкое качество - докопаться до каждой мелочи. Я стараюсь побороть его в себе, и у меня даже получается. Цветы, конечно, отличные. И за то, что с Графом погулял, большое тебе спасибо. И ужин, пусть не совсем для моей поджелудочной, все равно вкусный и горячий. А ту разбитую тарелку мне не жаль, главное, что посуда чистая, верно же?
Верно?
Влад поднимает на меня взгляд.
- Каришка, ну ты чего?
- Не знаю. А ты чего? Смотришь на меня как-то странно.
Он улыбается, и в уголках его глаз собираются лучики морщинок.
- Не странно, а нормально. Мужики всегда так смотрят, если влюблены. Глаза косеют, язык вываливается и уши торчком.
- Что-то раньше я за тобой такого не замечала.
Понимаю, что Яшин сейчас валяет дурака, но все равно пытаюсь вспомнить, а торчали ли у него уши во время нашего первого брака? То, что он носки везде забывал – было. А вот уши…
Господи, Карина, остановись, это уже клиника!
- Может, ты нервничаешь из-за приезда дочерей?
У Яшина сухие потрескавшиеся губы и когда он целует меня в висок, становится немного неприятно. Я кривлюсь. Но не отстраняюсь. Потому что с ним мне хорошо. Так хорошо, будто эти двадцать лет разлуки - просто досадное недоразумение. Будто можно перепрыгнуть из прошлого в будущее, минуя боль настоящего.
И я была бы даже счастлива, если бы не эта чертова тревога.
Она извивается у меня внутри, как гадюка. Сжимает желудок, стягивает внутренности в тугой узел, заставляет дрожать пальцы и отводить взгляд, когда он смотрит на меня так - прямо, беззащитно, как будто я его последнее спасение.
- Ты не хочешь нас знакомить?- угадывает Влад.
Я вздыхаю. Скоро вернутся девочки, и, разумеется, я поговорю с ними. Нам есть что обсудить.
- Нет, хочу. Не знаю, насколько это будет уместным, но... Я не боюсь, что ты им не понравишься. Главное, чтобы ты нравился мне.
Его глаза загораются.
- А я тебе значит...?
- Ой, не начинай, - отмахиваюсь я, но губы сами растягиваются в улыбке. - Ты и так здесь, у меня в спальне. Что тебе еще нужно?
Он мягко кладет ладонь мне на грудь, туда где бьется сердце.
- Попасть вот сюда. Карин, ну что случилось? Ты уже какой день на себя не похожа.
Его голос звучит почти умоляюще, и вдруг он добавляет с нарочито грубоватой интонацией:
- Женщина, я вас боюся!
Я хохочу, но тут же признаюсь:
- Я тоже себя боюсь, Влад.
Тоска поднимает на меня свои тяжелые, кобровые глаза, моргает раз-другой - и затягивает еще одну петлю на моей шее.
Влад гладит мою спину медленными кругами, его пальцы теплые и уверенные. Он пытается разгадать меня, как сложную головоломку - с какой стороны подступиться, где найти тот самый секретный ключик.
- Ты не хочешь ехать со мной в Екатеринбург? - вдруг спрашивает он, и его голос звучит так тихо, что я сначала думаю - показалось.
И замираю. Прокатываю эти слова по рту, пробую их на вкус, и морщусь, как от слишком горячего чая.
Екатеринбург.
Вернуться в город, из которого я однажды еле сбежала. Потому что не смогла, потому что не получилось. Там меня ждало… что? Все чужое. Улицы, люди, квартира, куда планирует меня привезти Яшин. Поехать за ним, но оставить здесь все самое ценное – Тимофея, девочек, школу, Графа…
- Кариш, мне очень нужно вернуться, у меня там неоконченные дела, - выдыхает он мне в висок.
Моя рука на секунду застывает.
- Почему твои дела важнее моих?
- Не важнее. Но решить их удаленно я не могу.
Влад поворачивает меня к себе, смотрит в глаза.
- Тогда решай, а я подожду тебя тут, - шепчу ему в губы.
- И снова тебя отпустить? Извини, Кариша, я уже сделал эту ошибку и теперь я тебя даже под туалетом караулить буду.
Он смеется, но в его глазах - никакого веселья. Только решимость.
Потом его губы находят мои, и этот поцелуй больше похож на обещание. На клятву.
- Это ненадолго, - шепчет он, продолжая меня ласкать. - Максимум девять месяцев. С сентября по май. И то, будем улетать в отпуск.
- Ты даже отпуск распланировал? - отстраняюсь я.
- А то, - он улыбается. - Недельку в ноябре, на Новый год и в конце марта.
- Прям как школьные каникулы.
- Угу,- Влад отводит глаза, - видишь, и мне удобно, и тебе привычно.
Он укладывает меня на кровать, и его руки говорят мне то, что нельзя сказать словами. Признаются, умоляют, любят. Он здесь, он со мной. Каждым прикосновением, каждым стоном, каждым взглядом.
И чертова змея наконец отползает. Узлы на горле ослабевают, я снова могу дышать.
Этот узел можно развязать. По одной ниточке. По одному дню.
И, кажется, я готова попробовать.
Всего девять месяцев, восемь, если отнять отпуск. Неужели я не могу оставить все на какие-то восемь месяцев, чтобы быть рядом с любимым мужчиной?
Мы утопаем в этой нежности, долго лежим на мятой простыни, пока Граф не начинает скулить под дверью. Он ненавидит, когда мы с Владом оставляем его одного.
- Графа придется забрать с собой, - хриплю я чужим голосом.
- Это разумеется.
- А твоя модная хай-тэк квартира? Он же там все подерет и обоссыт.
- Все уже обоссано мною! Я очень эмоциональный мужчина, и слишком бурно отреагировал, когда мне позвонил твой Вокзал!
Смеюсь. Интересно, он всегда будет так глупо шутить, а главное всегда ли я буду хихикать над его шутками, будто мне снова пятнадцать? Это мило, и немного страшно.
С неохотой плетусь в душ, мне жалко смывать с себя его запах.
Влад шлепает меня по попе, когда я выхожу в спальню, и тотчас скрывается за дверью ванной. Я ложусь в кровать, жду, когда он вернется, чтобы обнять его и заснуть под его дыхание.
И вдруг - яркий свет.
Телефон, забытый на тумбочке, загорается белым.
Я никогда не проверяла чужие телефоны. Всегда считала это низким, недостойным.
Но эта проклятая змея...
Она поднимает голову, и теперь в ее вертикальных зрачках уже не тоска - триумф. Ее раздвоенный язык шепчет: "Я жжже предупрежжждала..."
Сердце колотится так, что, кажется, вырвется из груди. В голове - туман. Я знаю, что этот звонок не просто так. Что ему не звонят, ни спамеры, не представители банков, ни прочая ерунда. Сейчас ночь, и если кто-то решает набрать так поздно, это может значить только одно – случилось действительно важное.
Я протягиваю руку, пытаюсь найти телефон на ощупь, потому что перед глазами все расплывается в белесой дымке.
Концентрируюсь. Пытаюсь прочитать имя той, что звонит так долго и так отчаянно. Не сразу узнаю буквы, они расползаются, чтобы потом собираться в два коротких слова:
"Моя птичка".
Я успеваю одеться и наскоро запихнуть в сумку самое необходимое. Время тянется мучительно медленно или это я действую слишком быстро? На рефлексах, запрещая себе думать, плакать и дышать.
Все уже случилось, Карина. Самое плохое позади, остается только пережить это.
И я переживаю. Закусываю щеку изнутри, пока во рту не образуется солоноватый привкус, и продолжаю паковать вещи для побега.
Когда раздался щелчок дверного замка, я уже почти спокойна. Или просто убедила себя в этом.
- Кариш, - Влад замирает на пороге и с тревогой смотрит на меня, - ты почему одета? Мы куда-то едем?
- Мы – нет.
- Ага. – Яшин садится на кровать и растерянно оглядывает бедлам в комнате. Одежда, которая недавно стопкой лежала на кресле, теперь валяется на полу, - тогда значит, куда-то еду я. Или даже переезжаю?
Отворачиваюсь. Не могу смотреть на него – потому что прямо сейчас я его ненавижу. Белой, жгучей, живой ненавистью.
Когда меня предал Казанский – я чуть не сдохла. Когда это сделал Влад – пожалела, что не сдохла тогда. Потому что эта боль оказалась в тысячу раз сильнее прошлой.
- Кариша…
Голос у него глухой, как из другого измерения.
- Не называй меня так.
- Почему нет?
- Просто не называй.
Он вскакивает, глаза темнеют.
- Хорошо, - закидывает руку за голову, - хотя нет, не хорошо! Что произошло за эти десять минут, пока меня не было? Что-то с девочками? С Тимофеем?
Складываю губы в презрительную улыбку и киваю в сторону телефона, брошенного среди простыней:
- Тебе звонила твоя птичка. Очень удивилась, когда я взяла трубку. Просила, чтобы ты ее набрал.
Наверное, я дура. Потому что даже сейчас еще жду чего-то. Что Влад засмеется, что расскажет мне, как он переименовал в телефонной книге свою секретаршу, по фамилии Скворцова и вот она пытается связаться с ним по какому-то важному делу. Я жду этого как ребенок ждет чуда – отчаянно, без каких либо шансов, что оно случится, но с верой в то, что все в итоге будет хорошо.
Не будет. На мне чудеса закончились, подковы не работают, счастливые монетки перестают приносить удачу, а все кошки вокруг вдруг оказываются черными.
Влад меняется в лице, из розового, распаренного после ванной оно становится землянисто-серым. Он бежит к кровати, хватает телефон и несколько секунд таращится на экран, что-то считая в уме.
- Там глубокая ночь… - бормочет он, и в его глазах мечется что-то дикое.
- Поздравляю, твоя птица из категории ночных. Это что, мне звонила какая-то сипуха или даже сова?
Он бросает на меня короткий, обиженный взгляд и шипит:
- Мы все обсудим позже, сейчас мне нужно позвонить.
Как был, голый, с полотенцем на бедрах, он выходит из спальни. Я не подслушиваю, но его голос до того громкий, что брошенное мимоходом «да, моя хорошая» пробирается под кожу. И больно царапает изнутри.
Захлопываю дверь вслед за этим мудаком.
Не хочу! Даже случайно не хочу слышать, о чем они разговаривают!
Сейчас, когда Влада нет, эмоции наконец отпускают и я могу думать. Точнее возмущаться. От собственной же глупости.
С чего это я должна уезжать?
На стенах мои обои. В шкафу мои духи. А на подушке мои слезы. Все это мое, и что уж там, немного Казанского, но при чем тут Яшин?
Это мой дом. А он здесь — лишний.
Господи, какая же я была дура! Поверила, что можно начать с чистого листа с тем, кто уже однажды разорвал его в клочья. В прошлый раз уходила я. Ушла - но украдкой оглядывалась. Ждала, что он бросится вдогонку, схватит за руку, скажет: «Останься!»
Не сказал. Не вернул.
А теперь - телефонные пташки, ночные звонки, его бледное лицо...
Хватит.
Я резко разворачиваюсь к шкафу, выдергиваю его чемодан - тот самый, с которым он приехал недавно, наивно пообещав, что в этот раз навсегда. Швыряю на кровать.
- Что ты делаешь? - Влад застывает в дверном проеме, телефон все еще в руке.
- Ты возвращаешься домой. Сегодня. Сейчас. - Я бью ладонью по крышке чемодана. –Или тебе нужна помощь с упаковкой?
Он моргает, будто не понимает язык, на котором я говорю.
- Кариша...
- Не надо. Ни «Кариш», ни оправданий. - Я переступаю через брошенное на полу полотенце, будто через что-то мертвое. - Ты и так задержался здесь непозволительно долго.
- Я все тебе объясню!
- Объяснишь ей. – Перебиваю я и тычу пальцем в телефон. - А я...
- Кому «ей», Карина? Моей дочери?
Глоток воздуха. Глубже. Резче. И снова темнота.