Рулетка для двоих. Часть 1: Онлайн

Глава 14

— Привет. Как дела?

Егор сегодня выглядел как-то странно. Он сидел на том же розовом диване, от которого у меня уже глаз дергался, напряженный, с неестественно прямой спиной, упираясь руками в колени. Его грудь вздымалась от тяжелого дыхания, лицо покраснело, брови были сведены к переносице, а из глаз, казалось, сейчас молнии вылетать начнут. Даже мне по другую сторону экрана страшно стало.

Машинально огляделась по сторонам. Вроде, ничего такого пока не успела натворить. Дело не во мне? Похоже, у кого-то просто день не задался?

— Что-то случилось? — спросила я, осторожно прощупывая обстановку. Не хотелось бы опять получить разнос на пустом месте.

Он не ответил, лишь бросил на меня хмурый взгляд из под сведенных бровей, и от этого взгляда стало еще больше не по себе. Вот бы сейчас съежиться, свернуться в маленький незаметный комочек, а потом тонкой дымкой ускользнуть в щель подальше отсюда. Или хотя бы ноутбук выключить.

— Эм-м-м… Ладно. Я, наверное, пойду, раз ты не в духе.

— Постой. Останься, пожалуйста.

Всего три слова, но сказанные таким голосом, полным злости, горечи, отчаяния и еще целого букета эмоций, что я не могла отказать. Просто наклонилась ближе к камере, так, чтобы было хорошо видно мое лицо, подперла подбородок ладонью и улыбнулась. Я не знала, что стряслось у него. Может, на работе проблемы? С парнем поссорился? Не так уж это и важно. Всем иногда отчаянно хочется увидеть обычную дружескую улыбку.

Мы сидели, смотря друг другу в глаза, разделенные экраном, интернетом и километрами расстояния. Молчали, но в этом молчании для меня было гораздо больше чувств, мыслей и желаний, чем смогли бы передать обычные слова. Думали каждый о своем, но почему-то мне все больше казалось, что на самом деле об одном и том же.

Постепенно складки, прорезавшие его лоб, разгладились, брови разошлись в две ровные широкие линии, а плечи опустились. Я больше не видела в Егоре злости, только усталость и опустошенность.

— Поделишься со мной?

Стоило спросить об этом, как он словно отгородился невидимой стеной, став прежним воплощением спокойствия и уверенности. Только я уже знала, что это лишь видимость. Неловкий блеф, созданный наспех при неудачном раскладе.

— Чем делиться, Рина? — спросил он ровным голосом. — Все в порядке. Может, вернемся к нашим планам?

Вот сейчас совсем расхотелось развлекаться. И вообще, вся эта затея с Рулеткой показалась дурацкой. Неудачной шуткой над самой собой. У человека, судя по всему, настроение в ноль, а тут я лезу со своими чудачествами.

— Да чем хочешь, Егор! — улыбнулась я. — Давай просто поболтаем.

Он удивлено посмотрел в камеру:

— Со мной?

— Ну да, чем ты не кандидат? Я уже несколько дней сижу в Рулетке, а сейчас вот подумала, что толком ни с кем и не разговаривала по-человечески. Расскажи мне о себе? Кем ты работаешь?

Он тяжело вздохнул.

— Я работаю в службе поддержки телеком-компании.

— Так это тебе я звоню, когда интернет дома пропадает?

Егор рассмеялся при этих словах. Мне понравилось, как прозвучал его смех. Пусть в минорной тональности, но это уже был хороший знак.

— Нет, Рина. Ты звонишь мальчикам на фронтах, а я помогаю решать проблемы совсем другим людям. Из очень, очень крупных организаций. У них ломается — я чиню.

— О, какой важный человек! Почти как врач скорой помощи, только в мире компьютеров?

— Почти.

— Круто! Должно быть, интересно?

— Если честно, то уже не очень. Раньше нравилось. Каждая задача казалась необычной. Каждый клиент — особенным. Каждая ошибка — фатальной.

— А сейчас?

— Сейчас уже так не кажется.

Он машинально провел рукой по волосам и сам не заметил, как растрепал их, создав на голове небрежный переполох. «А ему идет», — отметила я. Егор же замолчал, опять погрузившись в свои мысли.

— Ничего не смыслю в компьютерах, — решила я поделиться неожиданно для себя самой. — Мой предел: «Блокнот» и «Косынка».

— Сейчас уже никто не играет в «Косынку»! — снова засмеялся он, но уже веселее.

— Ты не поверишь, еще как играют! Знаешь, как затягивает?

— А кем ты работаешь?

Рассказать? Нарушить еще одно правило Иры? Сначала лицо засветила, теперь еще и анонимность разрушить? С другой стороны, раздевать Егора я уже все равно не собиралась. Так чего скрываться?

— Я концертмейстер в консерватории. Как отучилась, так там и осталась.

Услышав это, он заметно оживился, в темных глазах зажегся огонь.

— Вот это по-настоящему круто! А я только музыкалку в детстве осилил. Но обожаю консерваторию! Концерты, оркестры, классическая музыка…

— …а еще репетиции, нервотрепки, дирижеры-истерички, фальшивящие коллеги и куча всего остального, что скрыто за занавесом, — вернула я его с небес на землю. — Поверь, это просто работа. Ничего особенного.

— Не просто. Это же еще и музыка! Это вдохновение, чувства, волшебство!

При этих словах в голове сам собой возник образ Девятова и наших с ним репетиций. Но я отбросила его, потому что одно частное исключение скорее подтверждает общее правило.

— О, я по глазам вижу, что ты поняла, о чем я!

— Если я понимаю, то это еще не значит, что я с тобой согласна. Чтобы музыка действительно зазвучала, вдохновение не обязательно. Прежде всего нужно над ней работать. И только так. Каждый день заниматься, тратить свои время и силы на то, чтобы играть снова и снова. Это действительно тяжелый труд, который требует усидчивости, постоянства и дисциплины. Будь ты хоть трижды гением, без усердия на одном вдохновении далеко не уйдешь. Увы, большинство одаренных музыкантов этого не понимают.

— Ты не права. — Егор нахмурился, сложив руки на груди. — Ты низводишь все до банального ремесленного навыка. Музыка — не ремесло. Это же творчество! Даже если не брать композиторов, каждый исполнитель тоже ведь автор! Он придумывает, как подать материал, записанный сухими, скупыми нотами. Где расставить акценты, где подчеркнуть интонацию. Без любви к музыке просто невозможно исполнить так, чтобы тронуть слушателей.

Я покачала головой, посмотрев в потолок. Он правда решил поучить меня моей работе?

— Слова дилетанта, для которого музыка — всего лишь хобби. Для меня это вся моя жизнь. Можно не любить ее, можно не верить в магию и вдохновение. Независимо от этого, я всегда играю одинаково превосходно.

Я скромно улыбнулась, чтобы он не подумал, будто я специально так себя расхваливаю. Но ведь я же действительно отлично играю!

— А когда у тебя следующее выступление? Можно прийти послушать?

— Пока неизвестно, его только что перенесли. Но я тебе обязательно скажу, когда новую дату назначат.

Всегда ненавидела, когда знакомые люди хотели прийти ко мне на концерт. Еще с детства, когда мама считала своим долгом присутствовать на каждом моем выступлении. Каждом. И обязательный разбор полетов после, дома. Я не хотела играть для знакомых. Не хотела, чтобы они видели меня на сцене. Потому что там я могла хотя бы ненадолго, на один вечер, не думать, кто я. Там я могла просто побыть собой.

Как поступлю потом с Егором, я пока не решила. Можно нечаянно «забыть» сообщить, а можно случайно «ошибиться» с датой. Оба варианта были не раз проверены временем.

— Спасибо! — сердечно поблагодарил он.

— А ты сам сейчас играешь? После музыкалки?

— Немного, — потупился Егор, словно самому стало стыдно. — Если свободное время появляется.

— Покажешь свой инструмент? У тебя же есть?

Он развернул камеру так, чтобы я увидела красивое белоснежное пианино и две гитары, стоявшие по бокам от него. Действительно музыкальный парень оказался.

— Красивое, — оценила я. — Какая марка?

— «Ямаха».

— Круто нынче айтишники зарабатывают! — Я ощутила острый укол зависти.

— А у тебя какое?

Никакое. Мое любимое пианино осталось у мамы. Синтезаторы вообще не вариант с их пластиковым звуком и мертвой механикой клавиш. На хороший новый кабинетный рояль мне копить еще лет двадцать с моей зарплатой. А старый инструмент, доставшийся от хозяйки в аренду вместе с квартирой и пылившийся в углу, после консерватории звучал настолько бледно и невыразительно, что садиться за него я считала преступлением. Хотя иногда вызывала настройщика. Было бы жаль, если он, пусть и примитивный, придёт в негодность.

— Предпочитаю не брать работу на дом, — нашлась я с ответом. — Сыграешь мне?

— Не сейчас.

— Боишься ударить лицом в грязь?

Егор смерил меня тяжелым взглядом.

— Рина, не подначивай меня! Я не мальчик, чтобы вестись на разводы. Просто сейчас не то настроение.

— Хорошо-хорошо! — замахала я руками. — Просто пошутила. Шутка!

— Я бы хотел услышать, как играешь ты, — произнес он очень серьезно. — Мне кажется, ты была неискренна. Невозможно так рассуждать о музыке и при этом действительно прекрасно исполнять произведения.

— Хочешь сказать, что я тебя обманываю? — спросила я ледяным тоном, хотя внутри все мгновенно вскипело.

— Нет, не хочу. Но мне кажется, что ты обманываешь сама себя. Или ты в глубине души не считаешь музыку просто работой, или переоцениваешь уровень своей игры.

— Ну, знаешь ли, очень обидно такое слышать! Я в консерватории не за красивые глазки работаю. Я профессиональный концертмейстер.

— Сыграй что-нибудь, — попросил Егор.

— Что тебе сыграть?

— Что угодно. Выбери сама.

Ладно, будет тебе музыка! Развернув ноутбук вправо, я подошла к инструменту, смахнула внушительный слой пыли, переставила на пол многочисленные книги, ноты, распечатки, сваленные бесформенной грудой на крышку. Показалось, что Егор, наблюдая все это, едва заметно скривился. Конечно, моя рухлядь не шла ни в какое сравнение с белоснежным чудом. Богатенький мальчик купил дорогое пианино и считает себя знатоком классики?

Хорошо, сейчас я тебе так сыграю!

Хрустнув сцепленными пальцами, откинула крышку. Что же выбрать? Можно было конечно выпендриться с «Кампанеллой» Листа или чем-нибудь из Равеля. Но зачем, если он все равно не способен оценить технический уровень этих произведений? Нет, тут надо что-то немного популярнее.

Первые аккорды аккуратно упали на клавиатуру. Четкий маршевый ритм. Постепенно нарастающая громкость. Пятая «Прелюдия соль минор» Рахманинова отлично иллюстрировала сегодняшний вечер. Звучание поднялось на пиковый уровень, и я заиграла в полную силу. Ни одной ошибки в нотах. Ни одного смазанного аккорда. Филигранная работа в педали. Я смогла выделить и провести верхнюю партию во второй части. Четко обозначила тихий переход к третьей. Снова набрала темп и напор, играя дальше, выходя на кульминацию в коде. И небрежный, почти игривый финал.

Ух. Это была моя игра. Почувствуй разницу.

— Ну как тебе? — Я победно посмотрела в экран.

Егор сидел, не шелохнувшись, все так же гипнотизируя мрачным, давящим взглядом.

— Да никак, если честно. На четверочку.

— В смысле?! — Я даже оторопела от неожиданности.

— В прямом. Да, играла ты хорошо, старательно. Даже не ошиблась нигде, не сбилась. Темп как по метроному. Отлично. С технической точки зрения.

— Тогда что не так-то?

— С художественной стороны твое исполнение было никаким, — сказал он, вздыхая, и, не найдя понимания в моих глазах, пояснил свою мысль. — Понимаешь, это известное произведение. Даже я знаю, как оно может звучать. Его исполняли десятки самых лучших пианистов, и каждый играл по-своему. Возьмем хотя бы современных? Лисица игралась с ритмом, то немного запаздывая, то чуть-чуть, едва заметно, ускоряясь. И мелодия казалась яркой, насыщенной, меняющейся от женской нежности до грозового раската! Мацуев вложил в нее мощь, напор, энергию — он и сам крепкий мужик, сибиряк. Луганский, с его интеллигентным подходом, так виртуозно выделил все нюансы, подчеркнул мельчайшие детали. У него эта Прелюдия — многогранный бриллиант, сверкающий в свете прожекторов, отбрасывающий на слушателей миллион ярких бликов! Кстати, его версия — моя любимая. А у тебя… У тебя не было ничего, Рин. Просто техничная игра, в которой не было ничего исключительного. В ней не было самого главного — тебя. Это хорошее исполнение, но, увы, не более. Никак не превосходное.

Егор больше не хмурился. К концу объяснений он смотрел на меня, и в его взгляде я видела только огромную печаль.

Значит, так моя игра воспринимается со стороны? Когда я не аккомпанирую голосу или оркестру, а сольное, личное выступление. Всего лишь правильное попадание по нотам? Вдвойне обидно было слышать такое не от профессионала, а от обычного, среднестатистического обывателя. Егор — один из тех, кто когда-то приходил на мои выступления. И честно сказал свое мнение. Вот он, отклик из зала.

Не сбиться, не ошибиться — это мой потолок? Я знала, что нет. Я была способна на большее. Раньше. Способна ли сейчас? Я докажу ему!

— Да это просто инструмент расстроенный! Что ты ожидал от убитого советского пианино?

Егор ничего не ответил, только скептически приподнял левую бровь.

— Хочешь пари? — спросила я, неожиданно для себя самой. — Спорим, что я сыграю эту прелюдию еще раз, и ты признаешь, что я могу исполнить ее превосходно. Дай мне месяц, вызову настройщика, порепетирую пару раз, и ты признаешь мою игру восхитительной.

— А ты смелая, раз решилась предложить такое, — усмехнулся он, похоже, уверенный в своем выигрыше. — И что на кону?

При этих словах кровь, казалось, побежала по венам чуть быстрее. Да, в Рулетке я поняла, насколько азартна. В казино меня точно нельзя пускать.

— Все по классике: желание!

— Любое?

— Любое.

Учитывая специфику вкусов Егора, ожидаемо-пошлых мужских фантазий я могла не бояться. А остальное не страшно.

— Если ты действительно профи, то предлагаю поднять ставки! Два?

— Принимается, — легко согласилась я. — Тебе же их выполнять. Хочешь, три желания?

Он откинулся назад, всем видом показывая уверенность в своей победе. Так и хотелось щелкнуть его по носу. Жаль, интернет пока не позволял такие фокусы.

— Окей. Рахманинов, Прелюдия соль минор. Месяц.

— Договорились!

— По рукам!

И мы шутливо пожали на камеру протянутые ладони, символично разбив спор.

— Сколько тебе лет? — задала я вопрос, вертевшийся на языке.

— Если скажу, что восемнадцать — ты мне поверишь?

Риторический вопрос. Но теперь уже настала моя очередь задуматься. Действительно, что ему стоило солгать? Не буду же я просить его документы показать? Или буду? Да ну, бред!

Я поняла, что зря мучаюсь внутренними терзаниями. Обманет он или нет — я на его выбор никак не могу повлиять. Нельзя же вообще всем не доверять: как жить тогда? А значит…

— Поверю. — Я сказала это с милой улыбкой. — Но проверю.

— Тогда мне тридцать четыре.

Егор явно забавлялся палитрой чувств, промелькнувших на моем лице. Целых тридцать четыре?! Выглядел-то он явно моложе.

— Что, хорошо сохранился?

— Я бы тебе ни за что не дала.

Боже, как-то извращенно это прозвучало. Уже второй раз за вечер, я прямо в ударе сегодня. Егор по-джентльменски не стал смеяться над моими словами, чем заслужил себе одно очко. Обычно парни не упускают возможности отпустить шутку ниже пояса.

— Может, тебе еще и паспорт показать? — спросил он, откровенно веселясь.

— А ты покажешь?

— Да легко!

И он действительно показал разворот паспорта. Я опять невольно вспомнила слова Иры о безопасности и анонимности. Егор, похоже, был абсолютно безбашенным.

— Лукашин Егор Сергеевич. Восемьдесят восьмого года рождения, — специально для меня зачитал вслух.

— А тебе сколько?

— Женщинам такие вопросы задавать не вежливо, в курсе?

— Только если им больше сорока. И это очередной феминистский бред.

— Опять начинаешь?

— Хорошо, если это такая тайна, молчи, — неожиданно согласился он с хитрой ухмылкой.

— А в чем подвох?

— Никакого подвоха. Женщинам же нельзя о таком говорить? Вот и не говори… Я сам угадаю, ты кивни только. Двадцать два?

Захотелось одновременно застонать и постучаться лбом об стол. Но я смогла улыбнуться и отрицательно покачать головой.

— Двадцать три?

Снова мимо.

— Двадцать четыре? Двадцать пять? Не поверю, что больше — ты слишком красивая для старухи!

— Через месяц двадцать пять будет. — Я засмеялась над его корявой шуткой. — Шестого июля.

Егор быстро что-то настучал по клавиатуре.

— А ты знаешь, что шестого июля во всем мире отмечают «День Поцелуев»?

— Ха! Думаешь, у меня был хоть один шанс остаться в неведении? Да лет с двенадцати все мальчишки вокруг считали, что именно такое поздравление на день рождения будет самым оригинальным и запоминающимся.

— Ох, сочувствую.

— Вот только не надо этого, — отмахнулась я. — Не люблю, когда меня жалеют.

Он зевнул, поспешно прикрыв рот ладонью.

— А я и не жалел вовсе, а сочувствовал. Это разные вещи. Ты хорошая девушка, Рина. Спасибо!

Это было очень приятно услышать. Какие бы закидоны у него ни были в голове, но меня похвалил красивый парень с обаятельной улыбкой. А такое случалось очень редко.

— А за что спасибо?

— Как за что? С тобой вечер стал лучше, и настроение поднялось!

— Всегда пожалуйста, Егор.

Теперь уже я не смогла сдержать зевок. Всегда знала, что этот процесс заразен! Быстро посмотрела на часы. Ничего себе, сколько уже времени! Вот это мы засиделись, я даже и не заметила.

Естественно, он не мог не прокомментировать мой взгляд.

— Тоже хочешь спать?

— Вовсе нет! — сказала и тут же зевнула повторно, выдавая себя с головой. — Завтра выходной, могу отоспаться.

— Это не значит, что нужно засиживаться до утра, — произнес он поучительным тоном. — Правильный сон предполагает минимум восемь часов отдыха.

— Я учту. Спасибо за заботу! — улыбнулась я.

О том, что ночь — это самое развратное время в Рулетке лучше умолчать. А у меня ежедневная «домашка» все еще не сделана.

— Пойду я, пожалуй, спать.

— Спокойной ночи, Рина.

— И тебе спокойной ночи. Надеюсь, мы скоро поболтаем. Хотя бы еще немного.