Рулетка для двоих. Часть 1: Онлайн

Глава 17

— Согласна! — произнесла я уверенно, громко и отчетливо.

И проснулась.

Боже, докатилась: собственная свадьба уже снится! И ведь все было таким реалистичным, словно по-настоящему. Мы с Аркадием стояли посреди сверкающего зала. Музыканты исполняли «Свадебный марш» Мендельсона. На нем был красивый костюм кремового цвета, а на мне элегантное свадебное платье в греческом стиле. Тонкое, невесомое, изящно подчеркивающее все достоинства фигуры. Сотрудница ЗАГСа торжественным голосом произносила речь, а многочисленные гости, занявшие расставленные в зале кресла, восторженно перешептывались между собой. Нас ведь почти объявили мужем и женой! На вопросе, желаю ли я взять в законные мужья Девятова Аркадия скрипач вдруг сфальшивил. Звук получился ужасный, настолько, что я с трудом смогла сохранить мечтательную улыбку, и попыталась заглушить его своим ответом. «Согласна!» — крикнула я так громко, как только могла, прерывая мучительное сновидение.

Я проснулась в своей кровати, не понимая, что происходит. Минут пять лежала с открытыми глазами, пытаясь осознать, что просто сон приснился, и теперь я снова должна вернуться к своей привычной одинокой жизни.

Вчера, придя домой, я долго пила чай, сидя на кухне и прокручивая в голове прошедший вечер. Не могла отвлечься ни на соцсети, ни на сериалы. Мысли каждый раз неизменно возвращались к свиданию, нашему с Аркадием разговору, этому фотографу дурацкому. Конечно, мы потом посидели в другом ресторане, поболтали, но настроение уже было не то. Аркадий часто хмурился, а я чувствовала себя как будто лишней. Сухо извинившись, он вызвал мне такси, а я только и смогла, что чмокнуть его в щеку на прощание.

И это очень напрягало. Его реакция на простое фото. Да, я понимала, что он — человек публичный и явно не любил афишировать личную жизнь. Но могло ли его поведение показать, что он стесняется отношений? Или, возможно, я для него один из вариантов мимолетной интрижки? А на самом деле, где-то есть тайная любовница, и Девятов не хочет, чтобы мы узнали друг о друге? Сомнения не покидали меня, занимая все мысли и отзываясь липкой тревогой в груди.

Всего два положительных момента было в прошедшем свидании.

Во-первых, устрицы с шампанским теперь официально стали моим самым любимым блюдом.

А во-вторых…

Поцелуй.

Стоило его вспомнить, как губы тут же складывались в мечтательную улыбку. Аркадий меня поцеловал. Сам! Я была небезразлична такому мужчине, и осознание этого делало меня счастливой. Значит, был шанс, оставалось только его не упустить. Но не поторопилась ли я отвечать? Только на днях сама признавалась, что мне нужно время отойти от прошлых отношений. И что получается: уже готова встречаться с другим? Не слишком ли легкомысленное поведение? А как себя вести с ним в следующий раз на репетиции? А что, если он снова меня поцелует прямо в консерватории?

Эти вопросы кружили и кружили в моей голове, жужжа, словно пчелиный рой. Неудивительно, что заснула я только под утро. А там такой сон — и тот обломался.

Вздохнув, встала, натянула мягкие белые тапочки и поплелась в ванную. В зеркале отражалась далеко не лучшая версия меня: волосы взлохмачены, под веками залегли темные круги, а глаза были красные, словно я уже неделю бессонницей страдала. Ужас.

— Так, хватит терзаться понапрасну! — сказала я вслух максимально бодрым тоном. — Встала, привела в порядок себя? Приведи в порядок свою квартиру!

Установка была дана, мне оставалось только ее выполнить. Душ, утренние процедуры, завтрак. С тоской дожевывая низкокалорийный творог и запивая его горячим кофе, я критически осмотрела свое жилье. Да уж, запустила я его знатно. Неделя прошла в репетициях, поэтому накопилась куча неотложных дел. Подумала загрузить немытую посуду в посудомойку. Но ее хватило бы только наполовину. И смысл воду тратить попусту? Нужно было еще поменять постельное белье на свежее, но постиранное так и валялось в глажке. А гладить сейчас было лень, я потом планировала этим заняться. Стоявшие за стеклом в серванте многочисленные бокалы не сильно запылились. А вот на книжных полках образовался внушительный слой. Но стоило начать их протирать, как я быстро с головой погрузилась в чтение одного из любимых романов. Давно его не перечитывала!

Меня отвлек завибрировавший телефон.

— Катя, здравствуй. Как поживаешь? Ты давно не звонила.

Этот спокойный голос, констатация моей вины и серый, будничный тон. Я даже не удивилась. Мама, как всегда, нашла самый неподходящий момент, чтобы напомнить о себе. Странно, почему она позвонила сама? День рождения у меня через месяц, у нее — через полгода. Неужели что-то случилось?

— Здравствуй, мама. — Мой голос тоже должен быть ровным и спокойным, зеркальным отражением выставляя между нами защитную стену. — У меня все хорошо. Извини, была занята, очень плотная выдалась неделя. У тебя что-то случилось?

— Разве что-то должно случиться, чтобы я позвонила родной дочери? — Вопрос был из разряда риторических. — Ты же не звонишь сама…

— Сейчас столько дел на работе, прости.

— Хочешь сказать, что я не вовремя? — Мама тут же обиженно засопела в трубку.

— Вовсе нет. Как ты можешь быть не вовремя? Я правда очень рада тебя слышать. Как ты поживаешь? Что у тебя нового?

Это был правильный ход. Дальше можно было только слушать и иногда задавать уточняющие вопросы. Изредка отвечать на мамины, желательно — максимально правильно. «Да, питаюсь хорошо». «Нет, не перерабатываю». «Да, с личной жизнью все нормально, вчера как раз была на свидании». «Нет, у нас все серьезно». «Уборкой занимаюсь». И в том же духе. Допрос с пристрастием. Но как бы я ни отвечала, она все равно была недовольна. Не говорила прямо, нет. Мама или намекала осторожно, по краям оставляя небрежные комментарии. Брошенные словно мимоходом, они впивались раскаленными иглами прямо в сердце. Или вовсе молчала, стоило мне сказать что-то не то. И это молчание было красноречивее любых слов. Что угодно, лишь бы добиться результата. Дать мне понять: что бы я ни делала — могла бы лучше. Маме нужно было отработать обязательную программу по наставлениям, пока она, наконец, не посчитала, что родительский долг выполнен, и сухо пожелала мне прекрасных выходных. Она повесила трубку, даже не дождавшись ответа. А я так и осталась стоять посреди комнаты, глядя на потухший экран и переваривая чувство собственной неполноценности.

Вот как у нее это получается делать? Всего один короткий разговор, и все настроение насмарку!

В памяти тут же всплыли слова Аркадия про то, что я талантливая и красивая. Но он мог просто раскручивать меня на свидание таким образом. А мне хотелось услышать вправду что-нибудь хорошее. Еще Егор говорил, что я красивая. Да, талантливой он меня не считал, но хотя бы красивой. Вот у него точно интереса ко мне как к девушке не было. Похоже, я ему вообще безразлична, что, учитывая его нетрадиционные вкусы, было неудивительно. Простые слова, произнесенные искренне, — они были именно тем, в чем я так нуждалась. Мне сильно, до чесотки в ладонях, захотелось услышать что-нибудь подобное сейчас!

Может, поэтому вместо продолжения уборки я стала крутить Рулетку в поисках одного конкретного парня? Категоричного, вспыльчивого, но того, кто не стеснялся говорить со мной честно, хорошо или плохо. Я продолжала прокручивать собеседников снова и снова.

Но Егора в Рулетке не было.

Была куча других мужчин. Я даже поболтала с некоторыми. Но это было скучно. Попадались либо неуверенные в себе, странные, закомплексованные личности, неумело заигрывающие, втайне рассчитывающие на что-то пооткровеннее с моей стороны. Либо полная противоположность, считавшая себя подарком свыше, который я должна благоговейно принять и восторженно трепетать от факта, что на меня обратили внимание и снизошли до разговора. Вопрос «Как дела?» уже сидел где-то чуть ниже левой почки. Как и остальные. «Чем занимаешься?», «Скучаешь?», «Снимешь футболку?». Все сводилось к одному. А сегодня я хотела другого. Так пролетело несколько часов, все неинтересно и безрезультатно. И когда я уже собиралась плюнуть на все и закрыть Рулетку на фиг, услышала, наконец, знакомый голос:

— Привет, Рина!

— Привет, Егор, — улыбнулась я ему. — Чем занимаешься?

Вот кто сейчас явно был на позитиве: радостный, свежий, он сидел на своем любимом диване и потягивал из пакетика сок. Через трубочку.

Извращенец.

— Только-только с прогулки вернулся. Уф! Погода просто отличная. Ты любишь гулять?

— Ну так…

— Почему?

Потому что я жила в пыльном, душном городе. Который летом раскалялся под лучами палящего солнца, а от выхлопных газов и испарений серого асфальта мутить начинало уже через полчаса. Еще люди. Кругом слишком много людей всегда. Вечно спешащих по своим делам. Злых, шумных и неприятных.

Нет, я не любила гулять. Я ненавидела прогулки.

— Настроение не всегда подходящее бывает, — ответила я дипломатично.

— А я вот обожаю долгие походы! И путешествия!

— А ты кто по знаку зодиака? — спросила я, глядя, как он с наслаждением посасывает трубочку. Странный он тип, то ли Лев, то ли Скорпион, судя по характеру. Я никак не могла определиться.

Широкие темные брови почти встретились у переносицы — настолько сурово он на меня посмотрел.

— Никто. Ты же знаешь, что гороскопы — это массовый обман сознания населения?

— Неправда! Я неоднократно проверяла, все сбывалось!

Егор тяжело вздохнул. Казалось, у него внутри хранилась неисчерпаемая копилка вздохов всех разных сортов: уставших, скептических, надрывных, долгих, отрывистых и еще тысяча самых разных видов.

— Рина, ну ты же разумная девушка, в двадцать первом веке живешь. И правда веришь, что одно расплывчатое предсказание действительно подойдет двенадцатой части населения нашей планеты? Кстати, это будет чуть больше чем полмиллиарда человек. Между прочим. И вот для всех оно непременно сбудется?

— Думай как хочешь, лично для меня они всегда работали!

Сдаваться сразу, без боя, было нельзя.

— Ты хочешь сказать, что они персонально для тебя пишутся? Чушь полная! Знаешь, лет семьдесят назад в Америке жил такой психолог — Бертрам Форер. И в один ненастный день, — а может быть наоборот, день был солнечным, — Берт провел занимательный эксперимент. Как-то раз он раздал на лекции своим студентам специальный тест, якобы проанализировать их личности. А вместо теста хитрец подсунул отрывок из гороскопа. Там были фразы вроде «вы уверенны в себе», «вы нуждаетесь в восхищении», «на работе не ценят ваших успехов», «вам хочется финансового благополучия». И попросил студентов оценить, насколько текст применим к ним лично. Знаешь, сколько студентов ответило положительно?

— Половина?

— Все, Рина. Потому что все люди хотят денег, любви и карьеры. В этом нет ничего сверхъестественного: астрологи просто играют на общих желаниях.

— Тебе говорили, что ты бываешь занудой? — буркнула я в камеру. — Взял и разрушил мои мечты!

Егор не обиделся, напротив, лишь рассмеялся, услышав такую характеристику.

— А как же! Очень часто! Почти все мои бывшие приходили к такому выводу, а некоторые — и по несколько раз.

— И много их у тебя было?

— Мужчине не пристало хвастаться своими победами.

Ой, тон-то какой пафосный! Показалось, или его задел мой вопрос?

— А что такого? Стесняешься своего прошлого?

— Нет, Рина. В моем прошлом много чего было, но я этого не стесняюсь. И не избегаю. Неважно, как я к нему отношусь — оно от этого не изменится. Разлитую воду обратно не собрать.

Егор сегодня явно был настроен пофилософствовать. Это немного раздражало, но я лишь улыбнулась:

— Почему тогда не хочешь ответить? Настолько все плохо?

Он даже зажмурился, сердито сложив руки на груди. Было забавно наблюдать, как серьезно он воспринимает нашу беседу. Неужели не понимал, что я подкалываю его? Смешной такой.

— Я просто считаю это неуместным. Есть некоторые вопросы, которые задавать вообще не следует.

— Например?

— Ты замужем?

— Нет.

— А была?

— Нет. А ты?

— Тоже нет. А вот теперь тот самый вопрос. — Он явно сделал усилие над собой, прежде чем продолжить. — А почему ты не замужем?

— Потому что пока никто не предлагал, — спокойно ответила я. — Что в этом такого?

— То, что другие могут отличаться от тебя. Люди бывают разные. И истории бывают разные. Тебя не позвал никто, и тебе нормально с этим живется. Ты молодая и красивая, считаешь, что все еще впереди. Но представь на минутку, что есть и остальные люди. Например, одна девушка так любила своего парня, что все свободное время проводила только с ним. Бежала к нему после уроков в школе. Тусила с его друзьями, хотя они были очень-очень странными. Она обожала его, мечтала поступить с ним в один университет, выйти замуж и родить ему трех детей. Но однажды он умер, а она так и не смогла забыть. Пробовала с разными парнями, перебирала одного за другим, словно ища чего-то, но так и не нашла замены.

Егор замолчал, словно погрузившись в свои мысли.

— И такое возможно, — ответила я. — Но я же не могу этого знать? Она же не ходит по улице с плакатом, что у нее трагедия, как я могу догадаться?

— Так и не надо гадать. Нужно только подумать о чувствах другого человека. Вот есть другая девушка, например. Она тоже хотела выйти замуж сразу после школы за любимого одноклассника, с которым они вместе с первого класса за одной партой сидели. Но он взял — и уехал за границу учиться. И там о ней забыл. А она не поступила и вернулась в родное село, где из парней одна половина — алкоголики, а другая давно свалила в город. Еще и родители больные, за которыми нужен постоянный уход — сама никуда не уедешь. Сейчас ей двадцать пять, как и тебе. Думаешь, этот вопрос она также спокойно будет воспринимать?

— Думаю, что нет, — призналась я.

— А еще какую-нибудь женщину в день свадьбы бросил жених. Потому что ему что-то там показалось. Как ей теперь живется? С разбитым сердцем и мечтами?

— Фигово.

— И так далее. Ты так легко задаешь вопрос: «Что тут такого. Не хочет человек отвечать — пусть не отвечает». Но ты уже самим вопросом делаешь ему больно. Не подумала? Примеров масса! «Ты чего такая толстая, не хочешь спортом заняться?» — а у человека болезнь. «Детей когда крестить будете?» — а папа с мамой не верят в Бога. «Где твой муж? Почему одна к нам приехала?» — а они всего месяц как развелись. Или вот еще, мое любимое. «Когда вы уже ребенка заведете? Пять лет в браке, а все без детей. Так и молодость пройдет», — вообще прибил бы за такое.

— Но в браке дети — это же самое прекрасное! Для этого люди и женятся: чтобы создать семью. А какая семья может быть полноценной без детей?

— У тебя есть дети?

— Нет. Мне бы с личной жизнью сначала разобраться.

Эх, и не скоро появятся, похоже. Да и возможностей было не то, чтобы много. Ладно, все придет постепенно. Хотелось в это верить.

— Тогда откуда ты знаешь, что это самое прекрасное? — удивился Егор. — Ведь дети — это не только розовощекие пухляши, которых можно наряжать, как кукол. Или мимимишные фото, от которых все подруги будут смахивать слезы умиления. Это еще и недосыпания, постоянная головная боль, кормление по часам, отсутствие свободного времени, подгузники, газики, отрыжки и аллергия. Думаешь, самое прекрасное в браке — это менять подгузники? Или ощущать себя едой для кого-то, кто даже и гугукать еще не умеет?

— То, что ты говоришь, легко сейчас решается, — отмахнулась я от его аргументов. — Есть одноразовые подгузники и прекрасное детское питание. Это все мелочи. Главное, что есть материнский инстинкт, а его не обманешь. Женщина изначально природой так создана, чтобы рожать!

— Особенно, если природа вот эту конкретную женщину сделала бесплодной.

— Ой.

Я прикрыла рот ладошкой.

— Вот тебе и «ой», — жестко отрезал Егор. — Они с мужем пять лет стараются, десять врачей обошли, три операции сделали, а все не получается. И тут какая-нибудь свекровь, заехав в гости на ее тридцать четвертый день рождения, «по-родственному, между нами», сокрушенно так вздыхает в потолок: «Когда же я внуков уже понянчу?» Конечно, она-то страдает без внуков! А невестке это слышать? Не приносит страдания?

Я сокрушенно покачала головой.

— Почему сразу бесплодная?

— Да откуда я знаю, почему?! Родилась такой! Или в юности аборт неудачно сделала. А может, она уже беременела и выкидыш случился. Да сотни причин могут быть! Задавая такие вопросы, люди думают только о себе. Идиоты, не способные понять простые правила тактичности! Не делай так, Рина, не задавай плохих вопросов, пожалуйста. Ты же добрая девушка, я вижу.

Я слышала, конечно, что геи очень трепетно относятся к чувствам других людей, но наблюдала такое впервые. Хотя, стоило отдать должное, сейчас Егор был действительно прав. Мне было над чем подумать.

— Вот ты так умно рассуждаешь, все по делу. Но сам при этом можешь поступать точно также!

— Например? — удивился он.

— Например, когда сказал, что мне «нормально» одной. А мне вот не нормально, я хочу замуж! Мне даже собственная свадьба сегодня приснилась, представляешь?

— Верю, но представлять не хочу. Я убежденный холостяк, — ответил он, очень серьезно глядя в камеру.

Я задумалась. Допустим, у нас однополые браки запрещены. Но есть же другие страны? Значит, дело не в этом.

— Почему? Найти свою половинку — это же…

— …Природой заложено? — усмехнулся он. — Возможно, но брак-то придуман людьми.

— Это не объясняет, почему ты холостяк.

— Мне кажется, в современном обществе институт брака давно изжил себя. Если люди хотят быть вместе — они могут просто быть вместе. Для этого не нужен штамп в паспорте. Раньше, возможно, женщине было тяжело выжить в мире одной. Угнетение в правах, дискриминация, осуждение окружающими — это все понятно. Даже банальная защита и безопасность. Но сейчас совсем другое общество! В чем проблема?

— А как же любовь? Получается, пожили, а потом в любой момент взяли и разбежались?

— И кольцо на пальце магическим образом удержит от этого? — Егору, казалось, нравилось раз за разом опрокидывать мои убеждения на лопатки. — Это же не Толкиен, оно не всесильное, тут волшебства не случится!

— А дети?

— Для детей нужно немного другое. Любовью заниматься, например, раз в три-четыре дня. Но сейчас и это уже необязательно. Есть у меня две подруги, так они недавно себе ребенка завели. И ничего, растят нормально, вполне счастливы. Хотя, может, это и не совсем правильно. Кто ж его разберет…

Егор задумался о чем-то своем.

Странные все-таки у них отношения в этом нетрадиционном сообществе.

— А ответственность? За супруга, за совместную жизнь?

— Смотри выше, пункт про «любовь». Все еще считаешь кольцо магическим?

— Ты какой-то непробиваемый, честное слово! А свадьба? Чтобы загс, платье, гости, цветы? Все девочки хотят этого!

Егор выудил очередной вздох. На этот раз: поучающий.

— Ну купи себе платье, устрой вечеринку, позови гостей! Расписываться-то зачем? Брак — это договор. Люди добровольно его заключают, обговаривают правила: что можно, а что нельзя в браке. А потом не способны их соблюдать. Обещают верность — потом начинаются измены. Обещают уважать свободу друг друга, а потом: «Где ты был вчера, почему так поздно вернулся»? И так далее, примеров-то множество! Зачем вступать в брак, если спустя год, пять, десять — не важно, сколько — выясняется, что один из супругов не способен соблюдать условия контракта?

— Какого контракта, Егор? — Я даже поморщилась от его канцелярского подхода.

— Контракта отношений.

— Но люди могут измениться со временем! Почему бы не пересмотреть тогда твой «контракт»? Договориться о новых условиях?

— В смысле? — Он взглянул на меня в ужасе, как на сумасшедшую. — Никто не может пересматривать условия контракта отношений! Это ж кон-тракт!

Последнее слово он произнес по слогам. Чтобы до меня дошло, наконец. И до меня дошло. Он сам придумал себе мир с собственными правилами, а потом хочет, чтобы все им соответствовали. Егор просто охрененный идеалист. Таких я еще не встречала.

Мой личный мучитель терпеливо молчал. Он даже пальцы рук сплел, всем видом выражая готовность ждать, сколько потребуется.

— А я все равно выйду замуж! — прибегла я к железному приему «женская логика».

— Иди, — неожиданно легко согласился Егор.

Что, даже отговаривать не станет?

— И пошла бы! Да никто не зовет.

Вспоминать причину сейчас не хотелось: слишком больной вопрос.

— А ты здесь мужа ищешь? В Рулетке? Боюсь тебя разочаровать: шансов нет. Иди в реал!

— Не, тут я только тренируюсь, на котиках. А в жизни у меня все нормально! Меня даже на свидание вчера сводили, коллега с работы!

Мне показалось, или на короткое мгновение по оживившемуся лицу пробежала серая тень? Ему-то что за дело?

— В бар, наверное? Вечером? Так это не свидание, это тимбилдинг называется!

А вот это было обидно уже. Со мной что, только бухать можно?

— И вовсе не в бар! Шикарный ресторан. Я там устриц попробовала!

— Фу, гадость! — Он показательно скривился. — Сомнительный повод для гордости.

— Ну знаешь, куда уж нам, простым людям, с обычными зарплатами до вас, айтишников! Это у вас там каждый день фуагра на завтрак, стейк из мраморной говядины на обед и трюфели на ужин. А я устрицы впервые в жизни попробовала!

— Да обычная у меня зарплата!

— Что-то я, со своей обычной, — специально сделала ударение на этом слове, подчеркнув сарказм, — зарплатой не могу позволить себе «Ямаху»!

— Кстати! Как там Рахманинов? Готова уже сыграть?

— Еще нет, но скоро буду, — ответила я невозмутимо.

— А ты биографию его уже изучила?

— Чью? — не поняла я.

— Рахманинова, чью же еще?

— Зачем? Может, лучше ноты изучать?

К своему стыду, я знала о великом композиторе преступно мало. Во время учебы история музыки была одним из самых нелюбимых и скучных предметов. Я засыпала на лекциях и честно списывала на зачетах. Потому что просто не видела смысла заучивать все эти пустые даты, факты. Зачем, если музыка от этого не изменится?

— Ноты ты и так знаешь. — Егор пренебрежительно махнул рукой. — Твоя проблема не в них. Чтобы сыграть пьесу хорошо, нужно еще понимать, что думал композитор, когда ее писал. Что им владело, что он хотел выразить. Вот, например, ты знала, что был период, когда он вообще хотел бросить игру?

— Что-то такое слышала, только не помню сейчас уже подробностей.

— А они очень важны! Он же с раннего детства музыку любил. Обожал ее просто! Проводил за роялем все время и мог бы добиться отличных результатов, если бы не дисциплина: тот еще хулиган был. А потом его познакомили с Чайковским. И он начал сочинять…

Егор встал с дивана и вышел из кадра, продолжая рассказывать. На заднем плане послышалось звяканье посуды, немного мешая, но я и так слушала вполуха. Смотреть, как он рассказывает о музыке, было так странно. Тем более, рассказывает мне. О музыке. Егор.

— Рахманинов был выдающимся композитором. В девятнадцать он написал уже многие свои шедевры. Еще когда учился в консерватории, он сочинил первый концерт для фортепиано — и это неплохой концерт. Но не более. А потом, когда ему было двадцать четыре — как тебе сейчас, Рина — он написал первую симфонию.

Егор вернулся в кадр, держа в руке большую кружку, из которой тонкими струйками поднимался пар. Сделав осторожный глоток, он поставил ее рядом с ноутбуком. На кружке была картинка Эйфелевой башни с красным сердечком. Похоже, кто-то был в Париже? Я почувствовала зависть: всегда мечтала там оказаться. Пройтись по бульварам, посидеть на веранде кафе, попивая утренний кофе с круассаном. Восхититься величественным Лувром и Собором Квазимодо. Ладно, какие еще мои годы, побываю!

— Рина, ты невнимательно меня слушаешь!

От его тона я вздрогнула, почувствовав себя школьницей, отвлекшейся на уроке. Сразу захотелось извиниться и выйти к доске. Я честно постаралась прогнать из головы непрошеный образ.

— Я вся внимание! Первую симфонию, да-да. И что случилось?

— Она провалилась.

Почему-то я не удивилась.

— Бывает. Нельзя же писать одни шедевры.

— Сейчас где-то в гробу перевернулся Моцарт. — Егор улыбнулся, а я подумала, что слишком много Моцарта в моей жизни стало за последнее время. — Она не просто провалилась. Это была катастрофа! Все его друзья назвали ее говном, прости, пожалуйста, за грубость. Пресса назвала ее говном. Общество назвало ее…

— Я поняла уже.

— А симфония очень интересная, на самом деле. Но дирижер ее не понял, оркестр не сыграл, а публика не приняла. Представь себе: в двадцать четыре года узнать, что мир рухнул. Что все, к чему ты стремился, — все пропало. Что больше нет желания пробовать снова, пытаться дальше, стараться, заставлять себя что-то делать…

У меня по спине прошел холодный озноб. Я действительно могла это представить. Даже слишком хорошо. Егор, сам не догадываясь, щедро полил кислотой еще открытую рану. Вот теперь я действительно слушала очень, очень внимательно.

— Понимаю, — вот и все, что смогла из себя выдавить.

— Рахманинов не писал четыре года. Почти четыре года у него не было ни сил, ни желания сочинять! Четыре года тоски и депрессии! А когда он все-таки собрался, то написал второй концерт для фортепиано. И это был абсолютный шедевр. Слава, оглушительный успех, и одно из самых великих произведений в классической музыке. Потом было еще много чего написано. Третий концерт, например, даже сейчас считается одним из самых сложных и красивых одновременно. Но именно второй стал переломным в жизни композитора. Моментом истины, определившим судьбу.

Он откашлялся и сделал еще один осторожный глоток. Интересно, что он пьет? Чай? Кофе?

— В горле першит. Слишком много сегодня говорю.

— Ты не заболел?

— Не дождетесь! — Он весело усмехнулся.

— Все очень интересно. Но какое это имеет отношение к нашей прелюдии?

— Ее Рахманинов написал в том же году, что и второй концерт. Конец депрессии, обретение себя — все это нужно найти и в ней. Увидеть, услышать и передать в игре. Когда ты сможешь так сделать — тогда она зазвучит.

Было очень странно узнать что-то новое о чем-то старом. Потому что второй концерт я знала наизусть. И даже играла его, очень давно. В прошлой жизни. И прелюдию тоже не раз. Но никогда не связывала их друг с другом. А ведь верно Егор подметил…

— Что-то я совсем заболтался. — Егор отчаянно зевнул. — Время позднее уже, а мне завтра на работу.

Время? Я оглянулась — за окном было темно. Божечки, уже? Вот это я засиделась. А у меня оркестр с утра. Витальевич три шкуры снимет, если я опять невыспавшаяся появлюсь!

— Жаль, я еще с тобой поговорила бы.

— Увы, никак. Спокойной ночи, Рина?

— Спокойной ночи, Егор.

Он вышел из Рулетки.

Я кое-как наспех умылась, переоделась в ночнушку, почистила зубы и забралась под легкую шелковую простынку. Погода стояла жаркая, поэтому каменный мешок, именуемый домом, порядочно раскалился за день. Казалось, даже стены источали тепло, и открытые настежь окна не спасали от духоты, а кондиционера у меня не было.

Ворочаясь с боку на бок, я долго лежала, глядя в потолок, следя за причудливой игрой теней на стенах. Потом, плюнув на это дело, достала наушники и, подключив к телефону, набрала в поиске: «Рахманинов. Первая симфония». Попробуем узнать, что же так сильно подкосило юного композитора. Почему Егор назвал ее интересной?

Стоило включить музыку, как я тут же провалилась в глубокий сон. Очнулась только от настойчивой трели будильника, когда солнечные лучи щедро заливали мою комнату. С трудом нашла свой телефон, неведомо как оказавшийся где-то в ногах. Я не помнила, просыпалась ли я посреди ночи. Хорошо же вырубилась! Перепутавшиеся провода наушников обнаружила забитыми глубоко в щель между бортиком кровати и матрасом. Судя по всему, ночь выдалась беспокойной. Но, как ни странно, энергии сейчас было полно. Может, музыка подействовала, но голова была ясной, тело легким, и, не смотря на летнюю духоту, я чувствовала, что очень хорошо отдохнула. Чувствовала себя прекрасно.

Жаль, симфонию так и не послушала. Но ничего. Долго ждать не придется.