Рулетка для двоих. Часть 1: Онлайн

Глава 1

Шум текущей из крана воды гипнотизировал, но все равно не помогал отвлечься от навязчивых мыслей. Я сделала ее погорячее, но согреться никак не удавалось. Меня трясло, словно при ознобе.

— Привет, Ринусь! — Ира зашла в туалет и, достав из сумочки внушительную косметичку, принялась поправлять подводку. — А что ты здесь зависаешь, это же не ваше крыло?

— Привет, — постаралась я придать голосу бодрости, но не получилось. На вопрос же отвечать не хотелось.

Ира, впрочем, не обиделась — легкий был у нее характер. Она только скептически посмотрела на свое отражение, поправила короткий ежик белых волос, недовольно хмыкнула и принялась уже за тени.

— Чуть не проспала сегодня, ничего не успела, — сказала она скорее сама себе. — А у тебя что за радость случилась? Бурная ночь? Выглядишь помятой, подруга.

Она хитро стрельнула взглядом в мою сторону. Невинная, казалось бы, фраза больно царапнула внутри, но я смогла сдержаться.

— Разве? — Собственный голос прозвучал непривычно тускло.

— Ну да: волосы растрепаны, глаза опухшие, губы истерзаны. У кого-то явно ночка удалась, даже завидую!

С утра я думала, что самым сложным после вчерашнего будет заставить себя подняться и приехать на работу. Но это-то как раз сделать получилось просто, почти на автомате. Будильнику даже не пришлось напрягаться — я почти не спала остаток ночи, больше ворочалась. Поэтому решение приехать в училище пораньше казалось хорошей идей. И поначалу так оно и выглядело: пустынные утренние улицы встретили свежестью и тишиной. Никаких пробок — доехала вдвое быстрей обычного. Охранник на входе даже не удивился, он и не такое повидал за годы работы.

Непривычно было идти по пустым коридорам, обычно наполненным вечно спешащими и галдящими студентами. Как будто я в другой реальности оказалась: так неестественно тихо. Никаких репетиций, никакой ругани из-за фальшивой игры, ни доносящихся из-за закрытых дверей звуков инструментов или пения. Никогда не думала, что в консерватории может быть так тихо, из-за чего я постоянно напрягалась внутри, чувствуя себя будто на кладбище.

Но были и плюсы раннего прихода: свободный зал. До ближайшего концерта меньше недели осталось, и он слишком важен. Благотворительное выступление известного оперного баритона, избранные арии из опер Моцарта. И я должна ему аккомпанировать — так решило высокое начальство. Репетировать сейчас не было ни сил, ни желания. Но нужно пересилить себя. Я до сих пор ни разу не прогнала всю программу в нормальной акустике. Нужно было собраться и не упустить удачный момент — когда еще такой шанс выпадет?

Пройдя в малый репетиционный зал, я обвела взглядом пустующие ряды кресел, представляя мысленно, будто они заполнены народом. Все ждут только меня. Моей игры. Последние перешептывания смолкают, перестают шуршать вещами самые несдержанные гости. В зале образуется полная, всепоглощающая, абсолютная тишина. Короткий вдох и длинный выдох. Сейчас. Я начинаю.

Пальцы сами откинули блестящую лаком крышку рояля и легли на клавиатуру. Я начала с разминки и сбилась. Попробовала другую гамму — и опять сбилась почти в самом начале. Выбрала навскидку упражнение Брамса и сбилась с темпа спустя минуту. Я смотрела на свои пальцы, и не могла поверить: никогда еще такого не было. Не просто ошибиться в ноте, а даже не суметь начать играть. Пальцы всегда порхали — это мой инструмент, совершенный и всегда работающий без сбоев. А сейчас они были словно ледяные сосульки, твердые и ленивые. Я пробовала раз за разом: гаммы и упражнения, аккорды и этюды. И ничего из этого не смогла доиграть до конца без ошибки.

Кто-то заглянул в дверь, но я даже не повернула головы, продолжая смотреть на свои деревянные пальцы.

— Ой, извините, — пропищал тонкий девичий голосок, — доброе утро!

— Считаете, что доброе? — спросила я с привычной улыбкой.

И дверь с печальным скрипом закрылась.

«Совсем не доброе, и дела хреновые, и парень бросил, и даже поиграть одной не дают!»

Разумеется, я не могла такое сказать вслух. Но и дальше так продолжать нельзя: еще весь день впереди. Нужно срочно привести себя в норму. Я вышла из зала и пошла по длинным коридорам, медленно наполнявшимися первыми студентами. Кто-то здоровался со мной, некоторые желали доброго утра, а я лишь упрямо шла дальше, почти не задерживаясь, не переставая постоянно улыбаться и кивать в ответ. Чем дальше я шла, тем сильнее к горлу подступал комок горечи. Мне срочно нужно было остаться одной, и к счастью цель уже близко. Я позорно скрылась в туалете, подставив ладони под струю горячей воды, стараясь согреть занемевшие пальцы.

Но и тут карма в лице Иры настигла меня.

— Завидую я тебе! — Она закончила с тушью и теперь занялась губами. Темно-малиновая помада смотрелась немного пугающе, но удивительно хорошо сочеталась со строгим бордовым костюмом. — Это когда тебе двадцать, можешь позволить себе кувыркаться всю ночь, потом прийти на работу не накрасившись и все равно выглядеть юной и милой. И это нормально! А если я в свои годы такое выкину, весь факультет потом до следующего лета будет мне косточки перемывать, включая студентов и уборщиц. Так что радуйся, девочка.

Конечно, она лукавила. В свои тридцать пять Ира могла легко и смело безупречной внешностью задвинуть на задний план многих студенток. Несмотря на разницу в десять лет, выглядела она просто потрясающе. Да и общаться с ней всегда было очень просто, почти как с ровесницами. А зачастую — даже интереснее. Казалось бы, разница в возрасте и статусе должна была проложить между нами невидимую границу. Она — взрослая, известная певица, педагог со стажем, заведующая вокальным факультетом в лучшем музыкальном вузе страны. Я — еще начинающий концертмейстер, даже года не отработавшая по специальности. Но жизнь — странная штука. Ира почему-то мне симпатизировала и начала негласно опекать почти сразу после нашего знакомства на одном из первых выступлений. Ей тогда так понравилась моя игра, что вечер продолжился импровизированным застольем в кафе через дорогу. И весь вечер она не переставала нахваливать то, как внимательно и чутко я следовала за ее голосом, поддерживала, и даже не перебивала и не мешала. А мне просто было с ней спокойно и весело. И очень легко. Как со старшей сестрой, о которой я втайне мечтала в детстве. И я искренне радовалась, что после того вечера наша дружба только крепла. Потому что жить совсем одной иногда тоскливо.

— Нечему пока завидовать. Не могу я радоваться сегодня, как-то не получается.

Я сдержала готовый вырваться всхлип. «Ну вот, только рыданий в женском туалете еще не хватало. Позор, Рина, возьми себя в руки, тряпка». Простая и эффективная волшебная мантра в этот раз слабо помогала.

— Эй, ты чего? — Ира, почувствовав неладное, отложила помаду и обеспокоенно посмотрела мне в глаза. А потом на мои руки, мелко дрожащие под струями воды. — Та-а-ак. Кого прибить?

— Никого не надо, — всхлипнула еще раз.

«Меня прибей, хоть мучиться не придется!» — подумала я, но вслух сказала:

— Не переживай! Я как-нибудь справлюсь…

Подруга встревоженно положила руку мне на плечо. Внезапно дверь открылась и в туалет сунулась какая-то полная незнакомая тетка.

— Закрыто! — рявкнула Ира и буквально выпихнула ее обратно, заперев замок изнутри. Как у нее это получилось, учитывая хрупкую миниатюрную комплекцию подруги, я даже не представляла. — У нас тут трубу прорвало!

Она вернулась ко мне, все еще держащей ладони под потоком проточной воды, нахмурилась и недоверчиво сунула палец под воду, тут же его отдернув.

— Ай, кипяток, дура! — почти прорычала она, резко выключая воду. — Руки себе сварить хочешь?! А играть как потом будешь?!

— Разве? А мне нормально… — Я взглянула на стремительно краснеющую кожу, не ощущая никакой боли.

Она крепко взяла меня за плечи, заставляя отвернуться от раковины и посмотреть ей в глаза. Почему-то делать этого совсем не хотелось. Если я кого-то из коллег и могла называть другом, то только Иру, поэтому ее внимание воспринималось еще острее. С минуту мы боролись взглядами, пока я первая не сдалась и не отвела глаза. Все равно ведь докопается до сути, слишком настырная.

— Значит, парень, — констатировала моя не в меру проницательная подруга. — Изменил?

Я отрицательно помотала головой.

— Запил?

Опять помотала, всхлипнув.

— Наорал?

— Немного.

Еще один всхлип.

— Избил?

— Хуже. Бросил.

— Ну и козел.

Я через силу улыбнулась. Показалось, что такой ответ прозвучал бы в любом случае, независимо от совершенного проступка.

— Да я сама виновата…

Не успела я договорить, как внезапно получила сильный щелчок по лбу.

— Ай! За что?

Я обиженно потерла ушибленное место: как бы синяк не остался! Но плакать, что странно, расхотелось.

— За дело! Со мной-то можешь не притворяться! А если по-честному?

— По-честному? — Я задумалась, прислушиваясь к своим мыслям. — Да козел он!

Сказала и почувствовала, как на душе стало немного легче.

— То-то же, — со значением произнесла Ира.

— Больно, между прочим!

— Сейчас еще добавлю, для профилактики самобичеваний!

И она снова занесла руку. Я машинально прикрыла лоб руками, а Ира, воспользовавшись удачным обманным маневром, неожиданно ласково взъерошила мне волосы.

— Сбежал? Ну и скатертью дорога! Нам такие и даром не нужны, верно? Так что стерли и забыли! Все, Ринусик, вытирай сопли, бери себя в руки, прихорашивайся и пошли работать. Кажется, у тебя сегодня первый день с Девятовым? Вот и сосредоточься на репетиции. Звезда все-таки!

Я быстро посмотрела время: восемь тридцать. До начала репетиции еще полтора часа, успею прийти в норму.

— Ты с ним знакома?

— С Аркашей-то? Так, немного. Учились на одном потоке. Нормальный он мужик, не без закидонов, конечно, но поет хорошо. Тебе понравится. А вечером мне все подробно расскажешь, что там у тебя стряслось!

— Вечером не могу, у меня еще одна репетиция с «народниками». — Я с грустью посмотрелась в зеркало, разглядывая помятое лицо и образовавшийся на голове беспорядок. — У тебя есть расческа?

— А завтра?

— Завтра опять с Девятовым.

— Что, целый день?

— Нет, вечером другие дела.

Завтра вечером была запись к психологу, которого я посещала последний месяц. И все ради парня. Не бросать же теперь сеансы на полпути, в самом деле?

— Послезавтра?

— Ты не поверишь…

— Не поверю! Двигай свою репетицию, дела, поминки, что там еще у тебя? Как хочешь, но в среду бухарим! С меня вино, с тебя рассказ. — Подруга раскрыла внушительную косметичку и, вытащив оттуда компактную щетку для волос, протянула ее мне. — Вот, держи.

— Я, между прочим, с утра почти полчаса мучилась, чтобы это гнездо хоть как-то уложить. А ты мне все испортила!

— Не гнездо, а волшебные рыжие локоны, — поправила меня Ира и нарочито кисло посмотрела на свое платиновое пикси, безумно стильное и красивое. — Эх, мне бы такое богатство, раз ты не ценишь!

— Не прибедняйся. — Я усиленно сражалась со своим «богатством». Незнакомая расческа завязла где-то в его недрах и ни в какую не выпутывалась. — Да что ж такое-то!

— Дай помогу, дуреха. Кто ж так дергает — без волос останешься!

— Ну и ладно…

— Я тебе покажу «ладно»! — одернула меня подруга и, выудив из своей бездонной сумочки палетку, хищно оскалилась: — Иди-ка сюда, будем из тебя красотку делать.

— Может, не надо? — пискнула я, нервно схватившись за воротник блузки.

— Надо-надо!

Она развернула меня лицом к зеркалу.

— Ты только посмотри, какая милашка! Сейчас только красноту с глаз уберем, темные круги замажем — и вообще загляденье будет!

Ира, воодушевленная предстоящей работой, принялась за дело. Быстро замаскировала следы недосыпа, тенями подчеркнула голубой цвет глаз и парой взмахов кисти обозначила скулы, которые на моем округлом лице были не особенно-то и выражены. Даже блеск на губы нанесла, отчего они стали казаться еще более пухлыми и маняще заблестели.

— Это не я, — пробормотала я, любуясь собственным отражением. — Таких чудес не бывает.

— Глупости, конечно ты! — Ира встала за моей спиной и принялась за комок непослушных волос. — Эх, жалко, шпилек нет… Тебе бы волосы поднять, чтобы шейка и плечики были видны — ни один мужик бы не устоял перед такой куколкой!

От ее слов и теплой заботы я невольно заулыбалась. Искренне, по-настоящему.

— А ямочки на щечках вообще любого с ума сведут! — не преминула добавить подруга, распутывая мои пряди.

— Так, Ир, стоп! — воскликнула я, отчаянно краснея. — А то я начну в ориентации сомневаться!

— Моей или твоей?

— Нашей. Меня тут парень бросил, хочу напомнить.

— Да-да, козел, помним, скорбим, помянем… В смысле, другого найдем, — пояснила она в ответ на мои округлившиеся глаза. — Хочешь, со Славкой познакомлю с дирижерского? Не мужик, а сказка! Да на такую конфетку как ты целый рой слететься должен!

Ага, как мухи на… Не хотелось бы, в общем. С одним — и то не справилась, куда мне еще?

— Не надо дирижера. У них палочки слишком… тонкие.

Мы посмотрели друг другу в глаза, зацепившись взглядами, с самыми серьезными лицами, на которые были способны. Но продержались секунд десять, все же в итоге сдавшись и захихикав над этой старой как клавесин шуткой.

— Все! — Довольная Ирка прицокнула языком и шустро сложила инвентарь обратно в сумочку. — Красота творит чудеса: вот ты уже и шутить начала! Теперь выдыхаем и идем работать. Поняла?

Я снова улыбнулась, более тепло. На этот раз незнакомке в зеркале.

Ирка, конечно, волшебница. Даже настроение улучшилось.

— Спасибо тебе.

День вошел в нормальное русло. Я сидела одна в маленькой аудитории. В ожидании нового напарника наигрывала предстоящие арии, одну за другой, вспоминая аккомпанементы. Удивительно, но после разговора с подругой я снова заиграла. Скованно и немного топорно, но сейчас и этого было достаточно. Тем более список был знакомый — почти все произведения я учила еще будучи студенткой, и сейчас нужно было просто освежить материал. Долбанный попсовый Моцарт, которого я никогда не любила! Позер, бабник и безалаберная выскочка. Музыка, конечно, местами интересная, но тот же Россини или Вагнер намного круче писали! Почему Девятов выбрал в программу Моцарта?!

Небольшие круглые часы, висевшие над пианино, показывали десять двадцать пять. Я раздраженно перелистнула страницу. «Еще пять минут и уйду. Пусть он хоть трижды звезда! Это свинство какое-то, будто у меня своих дел нет!» И стоило мне так подумать, как в дверь решительно постучали.

— Войдите! — громко сказала, прерывая игру и поворачиваясь на круглом винтовом табурете.

— Добрый день, — в комнату шагнул статный темноволосый мужчина, — извините за задержку. Встретил старую знакомую, как-то сам не заметил, что заболтался, и совсем забыл о времени.

— Ну что вы, пустяки! — поприветствовала я его, вставая и протягивая руку, с самой приветливой улыбкой из моего запаса. — Как вы добрались?

— Пробки сегодня — просто кошмар, — пожаловался он, закрывая дверь.

Первое, что оценила — рост. Вошедший был не просто высоким. Он был высоченным: метра два, не меньше. Широкоплечий, с красивой правильной осанкой. Приталенная белая рубашка подчеркивала рельефную фигуру. А узкие твидовые брюки песочного цвета вообще отлично смотрелись.

Осанке я не удивилась: среди певцов сутулых отродясь не было. Широким плечам и отсутствию пузика только порадовалась. Оперный бомонд таким редко мог похвастаться, им, мол, объем для диафрагмы нужен, а не пресс. Длинные темные волосы были стильно зачесаны назад. Аккуратно подстриженная бородка.

Прическу я оценила. А бороду захотела сбрить тут же. Вообще, мода на бороды у молодых мужчин за последнее время уже превысила границы разумного! Люди начали считать, что если ты успешный и состоятельный деловой человек, то непременно должен отпустить бороду. И ничего что даже сорока еще нет, как стоявшему передо мной индивиду, а борода добавляет пятачок сверху. А если встречался какой-нибудь хипстер моего возраста и младше, то растительность на лице заставляла содрогнуться в приступе ужаса. Про усы с закрученными кончиками вообще молчу. Бр-р!

— Васильева Екатерина Андреевна? — спросил он, тоже протягивая вперед широкую ладонь.

— Девятов Аркадий Сергеевич? — зеркально парировала я, вкладывая в нее свою. Рукопожатие оказалось неожиданно крепким и уверенным, а не привычно слабым, словно я не обычная девушка, а нежный хрупкий младенец, до которого и дотронуться-то страшно. Нормальная мужская хватка.

— Приятно познакомиться. — Вот голос у него был прекрасный. Баритон, мой любимый мужской тембр, мягкий, густой, бархатистый. Он мог бы звучать еще лучше, если бы не сквозивший через слово лед. Я слишком хорошо знала такой ровный, безэмоциональный тон. Снисходительно-отчужденный. Да чем я ему-то успела насолить? — Мне говорили, что вы талантливы, но никто не предупредил, что вы так красивы. Поработаем?

Он даже комплимент сделал мимоходом, дежурно. Как одолжение. И бороду все равно лучше бы сбрить!

— Первый день у нас и уже успели про меня разузнать? — спросила я с самым заинтересованным видом.

Густые брови почти сошлись на переносице.

— Я не специально, если вы на это намекаете. Встретил с утра Быстрицкую и заглянул к ней на приветственную чашечку чая. А она и поведала, с кем мне придется выступать. Кстати, Ирина Владимировна восторженно о вас отзывалась. Всячески хвалила как профессионала, а уж она-то разбирается в этом лучше многих. Возможно, у вас даже есть потенциал.

— Сомневаетесь?

— Просто хочу убедиться лично.

«Ира, блин! Твою бы энергию да… Удружила, нечего сказать! Мне тут сейчас, похоже, экзамен устроят незапланированный!»

— Вы давно знакомы с Ириной?

— Мы вместе учились, — откликнулся он, ставя на стол в углу небольшой кожаный портфель и выуживая из него внушительную стопку распечатанных нот. — Уже тогда она была лучшим вокалистом из всего выпуска. Среди женщин, разумеется. А как хорошо разбиралась в способностях окружающих! Не поверите, она еще до выпускных выступлений предсказала результаты каждого на нашем потоке. И ни в одном не ошиблась! Потрясающий слух.

— Правда? Я не знала.

— Правда, — заверил он с таким видом, будто я оскорбила его честь и достоинство этим простым вопросом. — Неудивительно, что она уже заведует факультетом. Кстати, вы любите Моцарта?

— Кто же его не любит?

— Рад это слышать. Мой любимый композитор — вам придется постараться.

Он подвинул высокий пюпитр поближе к инструменту, расставил на нем партитуру и встал, заложив одну руку в карман брюк, а другую положив на крышку пианино, настраиваясь на ритм и слегка постукивая по лакированной поверхности ухоженными пальцами.

— Приступим?

— Конечно! — Я перелистнула ноты на начало. — Вы не будете распеваться?

— Я уже разогрелся. Давайте сразу с арии Дон Жуана?

— Как скажете, Аркадий Сергеевич.

Он показательно поморщился.

— Просто Аркадий. Нам все-таки еще работать вместе неделю, предлагаю на «ты» и без официоза. Просто Аркадий и Катя, идет?

— Если вам так удобнее, — согласилась я, хотя в душе ненавидела эту форму моего имени.

— Договорились! Начнем?

Непривычно было вот так с места в карьер бросаться. С другой стороны, это было даже хорошо. Просто. Без заморочек с настройкой и без долгих предварительных инструкций как именно мне нужно будет сыграть. Пришли репетировать? Репетируем. Ни расшаркиваний, ни бесед за жизнь и попыток залезть мне в душу и в жизнь — таких солистов я всегда на дух не переносила.

Улыбнулась, вспомнив один случай, случившийся еще зимой. В какой-то мере он даже был забавным.

— Катя? — Девятов выдернул меня обратно требовательным постукиванием по пианино. Внутри все перевернулось от этого его обращения. — Рад, что вызываю у тебя радость, но это очень грустная ария. Я не смогу ее спеть, ты мне весь трагизм сбиваешь.

— Извини, пожалуйста. Начинаем.

Вот сейчас и посмотрим, что он за звезда такая. Я сосредоточилась на нотах передо мной. Нужно собраться. «Дон Жуан». Финал. Мое вступление.

Первые аккорды очень важны. Пригласить певца, сразу, с самого начала вовлечь его в мелодию, погрузить в музыку, — это моя задача. Задать не просто ритм, а характер арии так, чтобы дальше раскрыть голос исполнителя, а не задавить его. Еще несколько секунд я смотрела на ноты, настраиваясь. Ария погибающего мужчины.

Погибающего из-за трагичной любви.

Вот оно.

То, что я сейчас могла прочувствовать лучше всего. Нужно просто воскресить в себе эмоции, которые были еще так свежи недавно. Те раны в моем сердце, что не успели зарубцеваться с прошлого вечера, — они мне были нужны сейчас.

Я вступила. Сильные, грозные аккорды сами выплеснулись из рук, мощным потоком обрушившись на клавиатуру, превращая в музыку бурю чувств, поднявшуюся внутри. Моя боль выходила вместе с игрой. Мне нужно было сделать это раньше, но сейчас все сложилось как нельзя кстати.

А потом зазвучала мужская партия, и мир вокруг пропал. Потому что Аркадий пел не просто хорошо. Он пел великолепно. Совершенно. Я почти физически ощущала переплетение наших мелодий, гармонию моего инструмента и его голоса. Настроение героя, ужас неизбежной смерти, его тяга к жизни и боль от осознания своей судьбы — я все это чувствовала и вкладывала в игру, а солист черпал из нее силу для своего исполнения. Идеальный симбиоз. Музыка расцветала сильнее и сильнее, переливалась насыщенными темными красками, наполнялась глубиной и проникала внутрь, где брала в ладонь бьющееся сердце и медленно его сжимала. Я играла всего ничего. Минут пять от силы. Пять минут, а хотелось продолжать часами. Играть и слушать, как он поет. Истинное наслаждение.

Лучше всякого секса.

Ария закончилась. Мы смотрели друг на друга, не веря в ту магию, что только что случилась. Не знаю как у него, но у меня такого никогда еще не было. Ни с одним солистом. Сейчас я сыграла даже лучше, чем на выпускном концерте. Лучше чем, наверное, когда-либо.

— Кхм, — он прочистил горло, потирая его рукой. — Ты хороша…

И за эти слова я почти простила ему холод, которым он морозил меня с того момента, как перешагнул порог аудитории. Потому что сейчас он произнес то, что думал на самом деле, абсолютно искренне. Его пение, его голос рассказали мне об этом. О том, что он действительно чувствовал.

— Спасибо.

— Катя…

— Рина.

— Что?

— Друзья называют меня Риной, не Катей, — пояснила я.

— Рина, — повторил он мое имя с каким-то особенным чувством, — красиво звучит. Ты так предлагаешь мне дружбу?

— Возможно, — ответила я уклончиво, сдерживая коварную улыбку, готовую расцвести на губах.

И тут Аркадий сам улыбнулся. В первый раз с начала нашей встречи я увидела его улыбку, и она была такая светлая, солнечная, что где-то внутри словно родник забил. А еще впервые подумала, что можно попробовать дать ему шанс, потому что я очень хотела узнать его лучше. Ведь обычный человек не может так петь и так улыбаться!

И еще я подумала, что и с бородой он выглядит неплохо. Очень даже!