Рулетка для двоих. Часть 1: Онлайн

Глава 26

Я решительно зашагал вперед.

И, разумеется, забрел в тупик.

— Да твою ж мать! — ругнувшись в пустоту, все-таки заставил себя открыть на телефоне карту. Вот поэтому я не часто выбирался гулять по городу. Фиг его разберешь, куда можно сворачивать, а куда — нет. Заблудиться нечего делать! В лесу намного проще. Всего-то нужно отмечать мысленно повороты тропинок, внутренним компасом отслеживая направление точки входа. На городских улицах это не работало. Пришлось разворачиваться обратно.

Воскресенье традиционно было днем отдыха. Я старался не ставить на него никаких работ, выделяя немного времени для себя. Случались, конечно, разные ситуации, но ведь хоть один день отдыхать нужно? Увы, сегодня не получилось.

Выйдя из банка после внеплановых работ, я подумал, что неплохо бы прогуляться по центру, любуясь старинными постройками. Тут у каждого дома своя история, и мне доставляло истинное удовольствие сворачивать с широких проспектов в узкие переулки и находить там шедевры архитектуры, возведенные даже не в прошлом, а в позапрошлом веке… И какое-нибудь современное чудовище из стекла и стали по соседству. Ну что за идиотизм, не иметь не то что общего плана застройки, но хотя бы единых стандартов! С тоской вспомнился Париж. Французы, стоит отдать им должное, молодцы. Вот у кого поучиться надо. Там вид исторического центра охраняется чуть ли не строже, чем экспонаты в Лувре.

На этом маразм не заканчивался. Меня бесили многочисленные заборы, шлагбаумы, закрытые наглухо ворота, тупики и проходы, запертые на кодовые замки. Постоянно приходилось разворачиваться и идти в другую сторону, проклиная параноидальных любителей обосабливаться от окружающих. И водителей, забивших машинами не только места для стоянки, но и тротуары с газонами. Печальное следствие платных парковок. Центр они хотели разгрузить, как же. Вот он эффект, налицо.

Я свернул в очередной двор. Юноша и девушка — оба в форменных оранжевых жилетах дворников — устроились на ступеньке крыльца, обнявшись, лицом друг к другу. У обоих была характерная восточная внешность. Загорелая кожа, узкий разрез глаз — узбеки или киргизы. Девушка сидела на вытянутых ногах своего спутника, ласково обнимая парня за шею, ее ноги сплелись у него за спиной. Они самозабвенно целовались, и это был поцелуй полный не страсти, а огромной, безграничной любви и нежности.

Я остановился, невольно залюбовавшись. Они жили в чужой стране, работали в чужом городе и получали за свой труд совсем копейки. Вряд ли смогут позволить себе когда-нибудь собственный дом или дорогую машину. Или отдать детей в частный детский сад. Или еще что-нибудь из современных благ комфорта. Но для них это все сейчас было неважно. Я видел, что здесь, в этом моменте, сидя на каменных ступенях под отблесками багрового заката, двое людей были абсолютно счастливы. Просто наслаждались друг другом и своими чувствами.

Парень и девушка были очень молоды, едва ли старше двадцати. Конечно, в чем-то они еще по-детски наивны. Но по-настоящему влюблены друг в друга. Это чувство читалось в их глазах, в том, как их губы трепетно касались друг друга, как сплетались пальцы рук. Оно искрилось, переливалось под угасающими солнечными лучами, подсвечивая их еще ярче. Я тихо стоял в стороне, любуясь представшей картиной, и мне хотелось верить, что они смогут пронести свою любовь дальше, через многие годы счастливой семейной жизни. Мне очень хотелось, чтобы у них все сложилось хорошо.

А еще маленькое, но неприятное ощущение зависти кольнуло в груди: уже давно я не испытывал ничего похожего. У меня был свой дом, работа с достойной зарплатой, но разве это делало меня счастливым? Нет.

Гулять расхотелось. Я еще раз сверился с картой и направился в сторону ближайшей станции метро. Взгляд зацепился за вывеску «Шабаш» над серой металлической дверью. Ну и название для ресторана, кто такие придумывает! Безвкусица. Уже хотел было уйти из центра как можно скорее, вернуться домой, в уют и покой. Может, позвонить Рине и просто поболтать с ней о чем-нибудь? Неважно о чем, просто услышать ее голос.

— Билетик не желаете? — обратилась ко мне пухлая, красная от жары женщина пенсионного возраста. — Отдам по себестоимости!

— А что за спектакль? — поинтересовался я лениво.

— Опера Шостаковича! — сказала она с таким восторженным придыханием, словно петь должен был сам автор. — Премьера, «Леди Макбет Мценского уезда».

Шостаковича я любил. У него много очень сильных, ярких произведений. Симфонии, концерты, трио — все в свое время добавил в плейлист и временами включал, под настроение. А вот оперу слышать не приходилось. Вполне даже интересный вариант!

— Берите, не пожалеете! — уговаривала пожилая предпринимательница. — Места хорошие, партер. А в составе будут Аркадий Девятов и Катарина Шольц. Она очень знаменита, специально для этого выступления из Германии прилетела! Берете?

Имена мне не говорили ровным счетом ничего, не следил я за оперным миром. Последний раз в оперу лет пять назад ходил, по-моему.

— И сколько стоит такое удовольствие?

— Вот, всего три тысячи. — Бабуля продемонстрировала цену, отпечатанную на билете. — Отдаю за сколько купила.

— Врете, — поморщился я. — Купили вы его рублей за триста, со скидкой для пенсионеров через «Общество поддержки инвалидов».

Я показал на мелкую, едва заметную маркировку в правом углу билета.

— Сколько дадите? — спросила помрачневшая любительница легкой наживы.

— Полторы.

Я же не совсем жмот, могу себе позволить. А у нее и так пенсия не самая большая.

Женщина согласилась.

Я обожал это волнительное чувство, когда входишь в театр впервые. Здание оказалось потрясающим. Большие, сверкающие хрустальные люстры отбрасывали радужные блики по высоким потолкам. Бордовые стены декорированы под аккуратную кирпичную кладку. Лестница из белого мрамора прикрыта красными коврами. Ощущение, что не в оперу пришел, а в Кремль.

Народ уже подтягивался в зал, оживленно переговариваясь. Обсуждали предстоящую постановку, режиссера, примадонну из Европы. Проходя мимо буфета, я внутренне содрогнулся от очереди, стоявшей за вином и бутербродами. Ладно, вино — это еще объяснимо. Но еда? Не понимаю некоторых людей: вы пришли оперу слушать или хлеб с колбасой лопать?

Зал своей роскошью даже переплюнул фойе: оформленный в виде древнерусской крепости, с огромной стеной из красного кирпича, увенчанной бойницами и зубцами. Даже вип-ложа была стилизована под собор. Я понятия не имел, какой гений отвечал за дизайн интерьера, но проделанная работа внушала уважение.

Первый сюрприз ждал меня еще до начала спектакля. На указанном в билете кресле вольготно расположилась какая-то женщина лет пятидесяти и чистила мандаринку в пакетик, разложенный на коленях. Я даже отошел на пару шагов и на всякий случай посмотрел в билет еще раз. Может, ошибся? Нет, все правильно: девятый ряд, место двадцать один. Так вот оно. Еще раз проверил кресло. Должно быть, женщина перепутала? Человек же не мог сесть не на свое место? Что за бред!

— Прошу прощения, что отвлекаю. — Я откашлялся в кулак. — Вы, наверное, ошиблись. Это мое место.

Женщина округлила глаза и как ни в чем не бывало ответила:

— Да ничего страшного! Вот, рядом пока свободно, можете сесть тут.

Потребовалось три долгих вдоха, чтобы унять пробежавшую по телу дрожь. Только железная выдержка и стальные нервы позволили мне не гаркнуть на нее сразу, а сначала дать шанс на реабилитацию.

— Спасибо за разрешение, но предпочту сидеть в своем кресле. — Я продемонстрировал номер, отпечатанный на билете. — Советую и вам вернуться на место указанное в билете. Сейчас ведь придут и другие люди.

— Ну вот, если придут, тогда и пересяду, — беспечно отмахнулась она, продолжая складывать в пакетик рыжую кожуру.

Тупая.

— Так я и пришел! — все-таки рявкнул. Раз спокойно не доходит, что я могу сделать? — Будьте последовательны, освободите мое место! И займите положенное!

Сработало. Тетка испуганно отпрянула и, быстро собрав вещи, ретировалась. «Псих ненормальный», — донеслось мне на прощание. Да почему? Я просто хотел занять кресло, указанное в купленном билете! Что в этом ненормального?

Ох, как же тяжело с некоторыми людьми…

Наконец, смолк третий звонок. Погас свет, стихли последние перешептывания, и заиграла увертюра. Я предвкушал, что Шостакович меня не разочарует, и действительно композитор порадовал фирменным стилем. Простой, лаконичный музыкальный язык. Ясные, хорошо читаемые пассажи. Подчеркнуто сильная партия струнных. Опера звучала прекрасна ровно до тех пор, пока не открылся занавес и не началось действие. Лучше бы все увертюрой и ограничилось.

Я смотрел представление, морщась от происходившего на сцене. Хорошо, я допускаю оформление в современном стиле. Наряды артистов, копирующие олигархов. Свекор — в шикарном костюме с жилеткой. Екатерина — в модном платье со спиной, открытой до самой попы. Слуги — офисный планктон. Декорации под загородный дом в стиле хай-тек. Так, по идее, произведение должно стать ближе молодой публике? Мол, не унылая советская тухлятина, а близкое, понятное обществу действие. Ладно, допустим.

И классические прожекторы тоже стали неактуальны. Нужно устроить лазерное шоу. Ведь неоновые лучи классно бьют по глазам, пробиваясь через облака, выпускаемые дымовой установкой, от которых горло запершило уже через две минуты.

Окей, допустим — это всего лишь оформление. Пусть безвкусная, но яркая обертка для привлечения публики. А вот когда артисты начали петь, я понял, что и с содержанием вышли большие проблемы. Бас с партией свекра безбожно картавил — полбеды, можно было принять это за благородное грассирование. И вообще, он хотя бы по-русски пел. Прима же, исполнявшая роль Измайловой, тоже, по идее, пела по-русски, как и написано в либретто. Но черт! Я думал, что Катарина Шольц — это какая-нибудь Катя Иванова в девичестве, логично же. Так нет, она реально оказалась немкой! Потому что пела русские слова с таким акцентом и произношением, что разобрать что-либо было абсолютно невозможно. Вся женская партия превратилась в тарабарщину, и только знание сюжета одноименной повести Лескова, прочитанной еще в школе, позволяло понимать, что вообще происходит на сцене. И еще помогала висевшая над сценой красная бегущая строка с текстом. Когда запела Катарина, я даже понял, зачем она нужна: без подстрочника разобраться в ее ариях не оставалось ни единого шанса. Если бы пела на родном немецком — и то получилось бы лучше. Какому ослу пришло в голову взять русскую оперу, с текстом на русском и вручить главную партию немке, даже не знавшей этого языка, — я понятия не имел! Но в будущем не подпустил бы его к постановкам и на пушечный выстрел. Кошмар…

Единственный, кто порадовал — исполнитель роли Сергея. До этого имя Аркадия Девятова мне не встречалось. Теперь же я его запомнил и добавил в список любимых артистов. Чистое, акцентированное пение. Прекрасная дикция. Великолепное владение голосом. Единственный из всех, кто находился на сцене и не вызывал раздражения. Девятов пел хорошо, очень хорошо!

Сзади слева зашуршали пакетиком. Нахмурившись, я оглянулся и увидел любительницу чужих кресел и тропических фруктов, которая сидела теперь через два ряда и вдруг решила почистить очередную мандаринку. Пришлось шикнуть на нее. Но женщина меня проигнорировала.

— Прекратите! — прошипел я отчетливым, громким шепотом.

— Не ваше дело! — раздался шепот в ответ. — Сидите дальше теперь на своем драгоценном месте и наслаждайтесь спектаклем!

— Вы всем мешаете!

— Кроме вас никто не возмущается.

— Да вы издеваетесь?! — произнес я, невольно повысив голос.

Окружающие тут же недовольно на меня зашипели.

Подошла женщина-администратор и, перегнувшись через моего соседа, произнесла тихим, но очень властным тоном:

— Мужчина, если продолжите шуметь, я вынуждена буду попросить вас покинуть зал. Не мешайте артистам.

— Да я и не мешаю! Мне мешают! — вернулся я к громкому шепоту.

— Я делаю вам первое и последнее замечание. Еще раз — и вам придется уйти.

Тетка с мандарином победно усмехнулась. Детский сад какой-то!

То есть правила театра нарушила она, а замечание получил я? Бред.

Я пребывал в таком шоке, что даже упустил момент, когда закрылся занавес и зажегся свет. Публика стройной рекой тут же ломанулась к дверям, чтобы создать очереди на выход, в буфет и туалет. Женский, разумеется. И зачем? Неужели сложно посидеть пару минут, чтобы не стоять в толпе? Дождавшись, когда проход освободится, я вышел в фойе. В антракт, прогуливаясь среди зрителей и разглядывая на стенах портреты известных актеров театра, я прислушивался, какие впечатления от постановки у других. И не верил собственным ушам: хвалили!

— Правда, Шольц хороша?

— Да, она бесподобна. Проделать такую работу, спеть на незнакомом языке. Потрясающе!

Две молодые женщины в вечерних платьях и боевой раскраске оживленно обсуждали первое действие, потягивая мартини. Я остановился рядом — все равно они не обращали внимания на окружающих. И где они увидели работу? Халтура сплошная.

— А ты оценила оформление? Так свежо, прямо новый взгляд на классику. Мне даже в какой-то момент интересно стало!

— А как тебе Девятов?

— О, он всегда на высшем уровне! Я бы с ним замутила.

— Не получится, увы! Ты разве не слышала новости?

— Нет. — Поклонница Шольц нахмурилась. — А что там?

— Его подловили с какой-то молоденькой пианисткой, — понизив голос, сообщила ее подруга. — Причем, уже забытой. Они целовались! Ты бы ее видела: рыжая, страшная, ни рожи, ни задницы. Даже фото где-то есть!

Рыжая пианистка? Молоденькая? Что-то зацепило меня в этих словах. Нет, конечно это могло быть просто совпадением… Я неуверенно достал телефон и открыл поиск. «Просто посмотрю, кто такой Девятов», — ведь его личная жизнь меня совсем не интересовала.

Нужное изображение нашлось сразу. Аркадий действительно целовался, сидя за изысканным столом, скорее всего, в ресторане. И хотя ракурс был не самым удачным, а мужская ладонь, поглаживающая женскую щеку, закрывала половину лица, я сразу узнал девушку.

Рыжие волосы. Свидание. Устрицы. Все сходилось.

Рина.

И кричащий заголовок: «Кукушка покорила соловья». Настроение резко скакнуло вниз, на самое дно. Так вот кого она предпочитает? Богатых и знаменитых? Впрочем, неудивительно: а кто из женщин о них не мечтает?

Клуши рядом продолжали обмусоливать подробности.

— Гадость какая! Это так низко — пытаться вернуть славу за счет других. Чем она его подманила?

— Ясно чем! Не игрой же на фортепиано?

И она изобразила пошлое движение, намекающее на оральные ласки.

— Фу! Еще и через постель. Точно какая-то шлюшка, я уверена. Надеюсь, он ее быстро бросит.

— Думаешь, там несерьезно?

— Даже не знаю… Жаль будет, такой мужик перспективный.

«Егор, ее личная жизнь тебя не касается! — дал я себе мысленную оплеуху. — Рина свободная девушка, может встречаться с кем хочет. Она красивая, молодая и неглупая. Почему бы и не Девятов? Он ведь хорош. А ты просто завидуешь, это не достойно мужчины. Не уподобляйся этим курицам».

Я смерил сплетниц презрительным взглядом. Видимо, флюиды презрения долетели даже до них, потому что разговор замолк на полуслове.

— Вы что-то хотели? — спросила правая, посмотрев на меня и недовольно сморщив носик.

— Да, — ответил я жестко. — Хотел сказать, что если со своей личной жизнью у вас совсем плохо, то обмусоливать чужую — не лучший выход. И длительное отсутствие секса еще не повод завидовать тем, у кого с ним все в порядке!

Развернулся и ушел, оставив опешивших покрасневших дур возмущенно хватать ртом воздух.

Три… Два… Один…

— Хамло! — донеслось мне в спину.

Хорошо, что прозвенел звонок, призывавший публику вернуться в зал, и заглушил дальнейшие крики возмущенных дур.

Второе отделение я почти не слушал. Отвлекался только на партии Девятова, которые он пел все так же прекрасно. Но удовольствия от них уже не получал. Это с ним она ходила на свидания, после которых светилась, как бенгальские огни? Что ж, отличный выбор. Она ведь действительно хорошая девушка, хоть и со странностями. Имеет полное право на личное счастье. Перед глазами то и дело вспыхивало увиденное фото. А еще не давало покоя другое: Рина говорила, что она — концертмейстер, но ни словом не упоминала карьеру пианистки. Почему?

Хотелось разблокировать телефон и почитать саму статью. Но сделать это я, естественно, не мог. Не зря же всех просят перед началом спектакля отключить мобильные устройства.

Или мог?

Рука потянулась к смартфону. Медленно, украдкой. Я посмотрел на соседей справа — те были поглощены представлением. Сосед слева мирно спал и, что поразительно, даже не храпел. Я просто взгляну. Все равно беззвучный режим, а яркость убавлю до минимума, чтобы не раздражать окружающих.

Я снял блокировку.

Громкое пиликанье раздалось из кармана сидевшего спереди мужчины, заставив меня тут же погасить экран. Блин!

Дебил. Для всех же говорили русским языком! Вот что непонятного? Допустим, ты ждешь важного звонка, хорошо. Так включи вибро-режим, его для этого и придумали! Идиота спасли разделявшие нас три ряда с другими людьми. И где эта администраторша со своими замечаниями? Нет ее? Не удивлен.

Мужчина ответил на звонок и, нахмурившись, быстро выбежал из зала. Ну и отлично, хоть тихо без него будет.

Остаток представления я досматривал без интереса. В конце лишь немного поаплодировал Девятову и оркестру, заслужили. И быстро вышел на улицу, на ходу доставая телефон.

Ну, давай знакомиться заново, Рина.

Васильева Екатерина.

Не Марина.

Вот же плутовка! Я улыбнулся, вспоминая нашу встречу. И полез читать скупую выжимку из биографии.

Почти двадцать пять лет. День рождения на следующей неделе. Кстати, надо не забыть поздравить. Что еще? В восемь лет дебютировала на конкурсе юных исполнителей и сразу первое место в своей категории, это круто. Далее активное участие в конкурсах по всей России. Премия Глинки, премия Чайковского, гран-при на конкурсе Баха… Я листал список достижений и офигевал. С двенадцати лет пошли международные конкурсы, венцом которых стали победы в Эттлингене и Брюсселе. Почти никаких концертов. Только учеба в школе и конкурсы. Жесткий, блин, режим! Все пророчили ей славу и прекрасную карьеру. Однако в какой-то момент Рина исчезла. Больше не было ни выступлений, ни интервью. Взяла и ушла со сцены.

Люди потянулись из оперы плотной толпой. А я стоял посреди улицы, задумавшись. Что же могло произойти. Перегорела? Травма руки? Вспоминая игру Рины, подумал, что скорее первое. Не могло у человека с ее списком побед быть такое серое, невыразительное исполнение. Пусть и правильное технически. Я как-то ходил на конкурс Чайковского, простых слушателей туда вообще бесплатно пускают. И даже я, не профи, понимал, что одной техники мало. Она там у всех безупречная. Значит, раньше Рина играла лучше.

Что же с тобой случилось?

Какой-то мужик, спешивший больше всех, походя толкнул меня под руку так, что я не удержал телефон, и он упал прямо на брусчатку.

— Козел! — прокричал я машинально.

Пришлось поднимать, смахивая с экрана пыль и надеяться, что он не треснул. Нет, обошлось. Я посмотрел в стену из людских спин передо мной, но найти нерасторопного кретина так и не получилось.

И тут я увидел, как среди толпы мелькнули знакомые рыжие волосы, собранные в хвост. Сердце непривычно скакнуло, сбившись с ритма. Рина! Первым порывом было окликнуть ее. Но усилием воли сдержался, подумав, что она, должно быть, спешила поздравить любимого мужчину с удачным выступлением.

А любила она Аркадия.

Развернувшись, я потопал в сторону метро.

Не сейчас. Не подходящий момент.

Настроение было под стать спектаклю — отвратительным. На фиг! Отныне, только концерты.

Я твердо знал, что теперь у меня не скоро появится желание посетить оперу.