Беспощадная правда нашего существования заключается в том, что каждый из нас находится в том месте – где ему надлежит быть, и определено это не нами. А наш долг соответствовать возложенному на нас выбору высших сил» – это была любимая фраза моего отца. Я слышала её тысячи раз, а может быть и больше, но, взрослея, в глубине души, я начинала упрямо надеяться, что мой отец ошибался, что я сама буду вольна изменить свою жизнь и выбрать своё предназначение.
Но подобными мыслями я не могла поделиться ни с одной живой душой в поселении Криленда. Потому что моё место в жизни нашего народа уже определил мой отец. Я очень чётко помню своё детство, так как запоминать там, в общем-то, было мало чего, каждый день был похож на предыдущий, месяцы, годы, …всё слилось воедино. В один большой срок заключения без права голоса. Это было даже не детство, а, скорее всего подготовка к грядущим, ещё не выпавшим, но возложенным на мою долю испытаниям. И мой отец очень хотел, чтобы я прошла их с честью.
Миг моего рождения сопровождался страшным ураганом, обрушившимся на наши северные земли. Он почти уничтожил основные посевы и скот. Разруха и угроза голода озарила моё рождение – крошечного младенца, девочки, которую в тяжких муках произвела на свет моя бедная мать.
…Я так и не увидела её любящих глаз, не почувствовала на себе материнской ласки. Она умерла сразу же после моего первого крика. Я была их первым и единственным ребёнком. Имя мне уже дал отец, а так же свою заботу и воспитание, вернее заботу в его понимании. Дело в том, что Грегор, мой отец, в Криленде считался самым одаренным проводником, он единственный кто знал на ощупь все тайные тропы окрестностей, подземные лабиринты, проложенные под территорией вольфгаров. Грегор мог провести безопасными дорогами среди скал в любое поселение кого угодно. Его знания в моём мире были неоценимы, поэтому его очень уважали в Криленде. Отец входил в совет старейшин, его слово имело вес и оно стало законом для меня.
Грегору с какой-то кстати пришло в голову передать свой драгоценный опыт, свои секреты – именно мне, вкладывая в мою детскую голову шаг за шагом скрытых маршрутов.
«Тара, твоя мать отдала за тебя свою жизнь, а значит, это произошло не зря! Тебе положено оправдать своё существование! Ты станешь вместилищем ценных знаний, и после меня ты будешь служить народу Криленда!»
Я росла, и во мне копились сведения, добытые таким большим трудом, и стоившим не одним десятком жизней. Отец чертил для меня карты, водя по пергаменту огрубевшим пальцем вдоль извилистых линий, нашептывая мне над ухом пояснения к каждой развилке, к каждому повороту. Я должна была изучить, запомнить, а затем рассказать ему заученный урок, сколько шагов нужно пройти, прежде чем повернуть налево или направо в том или ином лабиринте. Мои знания проверялись очень сурово. За ошибки наказывали – отправляли спать в подземелье или лишали обеда. Поэтому со временем я совершенно перестала бояться темноты и могла свободно засыпать на голодный желудок.
Отец настойчиво добивался своего, с фанатизмом посвящая мне всё своё время, когда он был свободен от походов. А в его отсутствие меня вышкаливал Скиф или его жена Линда, ворчливая, сухая и бездетная пара, вызвавшаяся помочь моему отцу в моём воспитании. Линда была жесткой, скупой, не многословной женщиной, как мне тогда казалось очень страшной, но позже, повзрослев, я поняла, что бедняжка просто некрасива до слёз. Хотя кто мне привил понятия о красоте непонятно, наверняка сработала детская наблюдательность. Например, жена нашего кузнеца, Дороти, пышногрудая румяная красавица, казалась мне верхом совершенства. Про себя я даже жалела мою нескладную опекуншу и старательно выслушивала её поучения. А учила меня Линда нехитрым женским делам, как стряпать, следить за домом и прочая скукота, по сравнению с картами маршрутов для меня это были сущие пустяки. Из-за возложенной на меня миссии моего одержимого отца других детей я видела редко и то издали. «Вместилище знаний проводника» росло одиноким, а от этого глубоко несчастным существом. Правда, я часто не понимала, за что мне всё это. Так же я не совсем понимала, зачем Скиф изнурял меня своей наукой владеть оружием. Да, я знала, что в моём мире нельзя и шагу ступить без меча или лука и стрел, что если не убьешь ты – убьют тебя, но представлять, орудуя кинжалом, как я поражаю мнимого врага – мне было не по сердцу. Если Скиф, дрожа от предвкушения, рассказывал мне о многочисленных боях и пораженных им врагах, ожидая вызвать моё восхищение, то моя физиономия, выражающая отвращение лишь разочаровывала его. И он просто тренировал меня с обреченным чувством исполненного долга. Поначалу Скиф, грузный, но проворный закаленный воин, учил обращаться меня с кинжалами, потом с луком, а затем для меня изготовили облегченный меч. В Криленде каждый должен был уметь обращаться с оружием, не зависимо от пола и возраста. Это была ещё одна сторона нашей жизни.
В нашем мире испокон веков существовало много укрепленных поселений вроде нашего, но мы люди, делили наш мир с вольфгарами, которые тоже считали его своим, а иногда и претендовали быть в нём полновластными хозяевами. Поэтому время от времени разгорались жестокие войны, а частые набеги вольфгаров на окрайние выпасы нашего скота сильно бередили неугасающий гнев наших воинов, отвечающих карательными вылазками на территорию вольфгаров. Линда рассказывала мне, что это грязные отвратительные монстры, даже не люди, гораздо страшнее животных хищников. Скиф не раз дрался с ними лично, поэтому его розказни оказывались более подробными и красноречивыми, если можно применить это слово к несловоохотливому седеющему воину. Вот он-то и поведал мне, что вольфгары при свете солнца выглядят почти так же, как и люди, те же руки, ноги, лица, всё, кроме …глаз. Они очень ловки и быстры, за их молниеносными движениями сложно уследить, вольфгары могли в прыжках преодолевать гораздо большее расстояние, чем это могли делать люди, они искусно могли карабкаться по отвесным скалам с прытью ползучих гадов, а нюх у них был гораздо лучше, чем у охотничьих псов. Но зато ночью, когда наш мир пронизывала иная тонкая сила, вольфгары по своему желанию могли принимать другой облик, личину иного существа, опасного, сильного и такого же быстрого. Именно по ночам вольфгары обычно и охотились. Воины нашего поселения опасались встречаться с монстрами в ночной тьме, и в бой мужчины предпочитали вступать с вольфгарами только днём, когда можно было хоть как-то сравнять силы. Говорили, что вольфгары очень жестоки и беспощадны, что они ненавидят людей, а ещё, что вольфгары будь-то ночью, то ли днём могут выпить из человека всю кровь, до последней капли. Не удивительно, что все страшные сказки нашего народа были связаны с ночной порой и рыскающих там монстрах.
А я любила ночь! Это было единственное время, когда я была свободной от обузы знаний и практики.
…Ночь – она манила меня, потому что у меня с ней были свои секреты. По ночам я видела странные сны, в которых созерцала неизвестных мне людей, существ и труднообъяснимые события. Со временем, к своему огромному и неожиданному ужасу, события из моих снов стали переноситься в реальность. И я поняла, что я предвижу грядущее. Поначалу это развлекало меня, но затем стало серьёзно меня пугать. И я боялась кому-либо сказать об этом, об этой своей способности, чтобы не стать пророком беды. Я знала, таких людей, предрекающих несчастье, люто ненавидели, а меня и до этого не жаловали вниманием и лаской. Поэтому я молчала. Просто знала и ждала.
Не могу сказать, что была послушной и покорной девочкой, нет, скорее я как будто чувствовала, что в этой пока ещё безвыходной ситуации я должна делать то, что от меня требуют, но я так же знала, что когда-нибудь это измениться.
О вольфгарах я слышала постоянно, но «посчастливилось» его увидеть, когда мне исполнилось лет двенадцать. К тому времени мой внутренний бунт перерос меня саму, и моя суть требовала освобождения из оков, в которых меня умышленно держали, боясь, что я растрясу все полученные знания. Призрачный образ ужасных существ стал терзать меня по ночам в моих странных видениях. И я решилась. Я отважилась сбежать от Линды, пока отца не было в поселении, и выбраться за его пределы, я ведь отлично знала расположение не только самого Криленда, но и всех ходов и выходов по картам отца.
…Те ощущения забыть невозможно. Птицу, бредившую свободой, выпустили из ненавистной клетки! У меня будто бы выросли крылья, и захватило дух! Свобода …она значила для меня гораздо больше, чем для кого-либо. Уверена, обычные жители моего родного поселения меня бы точно не поняли. У меня кружилась голова, и я упивалась каждым своим движением в этой украденной свободе. Проскользнув мимо кордонов стражи, я первый раз в своей жизни вдохнула этот вольный ветер, домчавший к нашим стенам с вольфгарской территории. Далеко забредать я не собиралась, просто хотелось самостоятельно пройтись до границ леса. Именно в тот момент я была счастлива! Даже сложно передать словами все мои тогдашние ощущения. Каждый кустик, цветок с пушистыми лепестками, каждый звук, доносившийся из леса, запах травы – были для меня диковинкой. Любопытство толкнуло меня дальше в лес, каждый шаг завораживал и непреодолимо искушал меня сделать следующий. Наверное, случилось так, что зашла я всё-таки на приличное расстояние. Моя губительная любознательность неожиданно подтолкнула меня к знакомству с …вольфгаром.
Он резко спрыгнул с дерева прямо передо мной.
По уже вложенной в меня привычке я выхватила свой кинжал, но думала я совсем не про оружие и не об опасности. Любопытство захлестнуло мой страх. Мне хотелось получше рассмотреть монстра, обросшего легендами. Но передо мной стоял вовсе не монстр. И правду говоря, это совсем меня не разочаровало, скорее наоборот, потому что с существом «чудовищного облика» встречаться я, видимо, пока была ещё не готова.
Это не был взрослый воин, а простой мальчишка, юноша, его выдавало ещё не складное телосложение и вздорное выражение красивого лица, этот вызывающий блеск в глазах. Вот тогда я, наконец, и поняла, почему их глаза вызывали особенные содрогание в рассказах о вольфгарах. Скиф ведь так и не смог членораздельно мне описать их до конца.
Темнее тьмы, глубокие глаза, горящие изнутри то затухающим, то воспламеняющимся разливающимся диким блеском. В этих глазах царила полная опасностями ночь и живой огонь.
Юноша смерил меня оценивающим взглядом и надменно фыркнул, обнажив здоровые острые зубы:
– Умеешь этим пользоваться? – небрежно кивнул он, указывая на кинжал, словно это была флейта или кнут для скота. Но я, оторопев, проглотила язык, не в силах ответить что-либо внятное, но что я точно помню, так это то, что в тот момент я была абсолютно уверена – этот вольфгар не моя смерть.
– Да ты ещё и немая?! Надо же, а я гадал, кто же это крадется! – окончание своей фразы он уже договорил у меня за спиной, но как он переместился туда, я даже не успела заметить. Ловко схватив меня за руки, вольфгар легко отобрал у меня кинжал, и в следующую секунду уже снова стоял передо мной, будто умел раздваиваться. Похоже, его это забавляло. Юноша снова улыбнулся, довольно тряхнув головой с взъерошенной, каштановой шевелюрой. – Ты что жертвоприношение вольфгарам? Крилендцы решили отправлять в лес детей? Ну не может же быть, что ты настолько глупа, чтобы так легкомысленно, одной шататься по нейтральному лесу?! – потешался он, не сводя с меня глаз. – Я возьму это себе! Отличный кинжал, не для девчонок. А теперь, безголосое, перепуганное рыжеволосое создание, топай обратно, пока я не передумал!
И тут ко мне вернулся дар речи! Я выдавила из себя всего один вопрос:
– Как твоё имя?
Вольфгар усмехнулся и покачал головой, словно поражаясь моей безмозглости, но всё же ответил:
– Алишер.
После чего юноша так резко напрягся, и отчего-то съёжился, что страх в первый раз поскребся в мою уверенность.
– Сюда приближается мой отец с братьями и тебе не поздоровиться, если они тебя здесь найдут! – быстро бросил он. – Убирайся отсюда, если хочешь жить, живо! Умеешь быстро бегать?
В ответ я лишь отрицательно качнула головой. Несколько секунд он сосредоточенно размышлял.
– Это плохо.
Затем, вольфгар молниеносно, с легкостью подхватил меня себе на плечо, словно мешок с мукой, и побежал. Так бегать, как он я не научусь никогда. Это было особенностью этого народа. За считанные минуты мы очутились на окраине леса, откуда началось моё путешествие.
– Сам не знаю, зачем я это сделал, – выдавил он, окинув меня хмурым недовольным взглядом. – А теперь, на сколько способна, семени в свою проклятую крепость!
Растерянная, и одуревшая после такого быстрого передвижения, я молча развернулась и послушно зашагала в сторону дома.
– Эй! – послышалось за спиной. Он всё ещё стоял на том же месте. – Как тебя назвать, странное создание?
– Тара, – еле слышно выдавила я, смутившись почему-то от обиды на него.
– Послушай, Тара, никогда больше не покидай поселение. Дикие территории не для тебя. Даже встречи с сытыми вольфгарами тебя не уберегут. В следующий раз я больше не буду таким добрым идиотом! – Сказав это, он будто растворился в воздухе.
Моя вылазка обнаружилась, и меня снова покарали. Отец не бил меня, но от того, как он позеленел от злости, мне показалось, что он был близок к этому. Естественно свою встречу с вольфгаром я скрыла, но с тех пор я стала часто видеть его в своих снах. Видела, как он мчится по лесу, видела его, повзрослевшего с мечом в руках, эту играющую усмешку на лице и горящие глаза.
Отец и Скиф стали следить за мной ещё строже, и сладкая свобода тоже являлась мне лишь во сне. А наяву меня окружали только карты маршрутов, чтение символов древних рун и искусство боя. Скиф старательно и упрямо учил меня защищаться и убивать. Только он не знал, что как раз убивать вольфгаров я и не хочу, а почему даже сама не могла понять. Та встреча с Алишером положила начало моего особого отношения к этой загадочной и опасной расе. Они не были теми монстрами, вот что я поняла, потому что мальчишка вольфгар спас меня. А значит, они имеют право жить!
Затем мои сны заполнились другими чудовищами без названия. Я просыпалась с ощущением тяжелой утраты и ужаса, обливаясь слезами и холодным потом. Вот кого нужно было бояться! Я видела, что они выйдут из-под земли и станут угрозой для людей, а со временем и для вольфгаров. Но я продолжала мучиться от жутких кошмаров в одиночестве, потому что по-прежнему боялась признаться о своём даре, боялась, что меня начнут мучить ещё больше, и тогда надежда на свободу угаснет совсем.
И лишь один раз я решила открыто возмутиться и тем самым попытаться помешать своему отцу, отправиться в очередной поход, потому что я увидела, как он …умрет. Но, …он и слушать не стал, раздражаясь моей настойчивостью.
– Тара, да что с тобой?! Что вдруг за глупые капризы? Я не могу остаться. Мне просто необходимо идти, Торик собрал большой отряд воинов и я должен провести их по Каменному лабиринту, чтобы устроить засаду на этих, взявшихся словно ниоткуда, тварей! – отец, как всегда выпучил на меня свои блеклые глаза, напустив на себе сердитую маску. Набивая походную сумку, он продолжал недовольно бубнить: – Над нами повисла новая угроза. Наш народ в опасности и нельзя сидеть сложа руки. Люди начали гибнуть сотнями! Ты ведь уже наслышана об этом? Этих чудовищ почему-то назвали дигонами. А по мне так это мерзкие кровожадные твари! И чем быстрее мы соберем отряды, тем легче нам будет задушить эту плодящуюся пошесть.
– Они вышли из туннеля, который прорубили под горной грядой на севере. Эти монстры очень опасны, отец! – горячо воскликнула я, хватая его за сухощавую руку. – Ты погибнешь, если поведешь туда отряд! Я знаю, у меня …было видение!
Отец застыл, приоткрыл рот, а потом нахмурился сильнее обычного:
– Я поговорю с тобой, когда вернусь, и ты объяснишь мне, откуда у тебя эти сумасшедшие фантазии, Тара!
Через десять дней возвратились чудом уцелевшие остатки воинов. Они и принесли в Криленд печальные вести – моего отца уже не было среди живых. Я не убивалась от горя, потому что за эти дни смогла подготовить себя к скорби, ведь я своими глазами видела, как дигоны убили моего отца, ещё задолго до этого. Единственное, что меня сильно мучило, так это то, что я ведь могла их остановить, но видно плохо старалась. Поэтому решила больше не скрывать своих видений и всё же открыть всем присутствие моего дара.
Теперь я стала единственным проводником. И отношение ко мне тут же, волшебным образом изменилось. Меня будто, наконец, заметили, восторженно радуясь, что связь с другими поселениями не потеряна, что путеводитель с ними. Меня вытащили на свет, признав за мной право на самостоятельное существование, хотя относиться с полным почтением к восемнадцатилетней девушке для некоторых было слишком сложно. И я родилась для Криленда второй раз, явившись на всеобщее обозрение почти взрослой, где мне пришлось знакомиться с каждым чуть ли не воочию.
Но, навалившаяся свобода чуть было не раздавила меня переизбытком общения и внимания, от этой суеты, я стала вдруг ощущать, как внутри меня начинает подниматься волна раздражительности и гнева. Свобода эта ведь была мнимой. Я, как и прежде оставалась скованной долгом и обязанностями. Криленд продолжал держать меня в заточении, куда бы я ни направилась.
И вот снова наступил момент, когда мне захотелось сбежать, обернуться птицей и взлететь за крепостные стены, на волю, к ветру, в колышущиеся травы. Чтобы увидеть огненное солнце на закате и простоять всю ночь под зажженной над тобой россыпью звёзд. Но всё это, конечно же, было недоступным для меня. Потому что ночью звёзды принадлежали вольфгарам, а на воле тебя могли на каждом шагу подстерегать дигоны. Эти мерзкие твари, двуногое подобие летучих мышей, размером со взрослого человека, питающиеся исключительно телами убитых ими. В своей проворности и силе они не уступали даже вольфгарам. Дигоны подавляли своей численностью, они нападали группами, с остервенением орудуя своими когтями-кинжалами, окутывая своих жертв кислотным паром из смрадных голодных пастей. Твари были неоспоримо сильны, и эта напасть стала слишком беспокоить даже бывалых воинов. Люди стали жить в постоянном страхе. Смолки шутки и песни, всё чаще голосили вдовы и матери убитых. А мои видения почему-то всё чаще становились размытыми, заставляя меня ломать голову над новыми загадками. Может быть, именно теперь моя судьба была ещё не определена и только от меня зависит, какие картинки будут возникать в моём подсознании.
– Тара, у меня к тебе важный разговор, – старейшина Дориан не редко бывал в доме моего отца, сегодня он посетил и меня с личным визитом. Как обычно неизменно неторопливый, грузный, основательный. Его влияние в Криленде не поддавалось никаким сомнениям. Дориан являлся главой совета старейшин, и фактически правителем нашего поселения. Его маленькие поросячьи глазки всматривались в меня с тревогой. Дориан то и дело важно надувал раскрасневшиеся на морозе щёки, отчего его лицо оставалось похожим на морду откормленного борова. Но сегодня почему-то его вид не вызывал у меня сдерживаемых смешков, и мне уже заранее не нравилось то, что он собирался мне сказать. Я не знала что именно, но мои ощущения подсказывали мне, что ничего хорошего.
– Тара, …ты знаешь, что над нашим народом нависла новая угроза, эти твари дигоны, …даже проблемы с вольфгарами отступили на задний план. Люди гибнут. Твои знания очень ценны, ты даже не представляешь насколько. Хороших проводников осталось мало, а ты в своём роде, наверное, такая одна. …Не знаю, почему Грегор решил передать свои знания именно тебе, а не какому-нибудь способному юноше, я говорил ему, но он меня и слушать не стал. Нет, нет, я не умаляю твоих способностей, но ты ведь в первую очередь слабая женщина, мужчина на твоём месте смог бы лучше постоять за себя. Но как бы то ни было теперь твой долг служить своему народу и подчиняться его воле.
Я внимательно вслушивалась в эту подготовительную речь, с нетерпением ожидая, когда же он скажет то, подо что так усердно «стелет солому».
– Старейшины приняли решение, Тара. Ты должна выйти замуж.
Какой-то жуткий громоподобный скрежет! Это же не могло быть то, что это означало. …Только не это!!!
– Что?!! Прости меня уважаемый Дориан, я не расслышала, – но внутри у меня уже начало всё холодеть и подрагивать под коленками. Дверца в клетку вот-вот грозилась снова звонко и наглухо захлопнуться.
– Тара, в твоём возрасте все девушки выходят замуж. Мы выберем для тебя достойного мужа, доблестного воина. Он будет для тебя опорой и защитой, будет сопровождать тебя на тропах и в запутанных лабиринтах. Девушке пристало иметь рядом мужское плечо, мудрого советчика, к чьим словам женщине необходимо прислушиваться. Это наше тебе слово! – выдохнул Дориан, и его растянутые щёки обвисли.
Удушающий мрак стал наползать в мои покои, пробиваясь из всех щелей, заполняя пространство вокруг.
Глупо. …
Не может быть!
– Нет!!! – резко и неожиданно выкрикнула я. – Я столько лет просидела взаперти, корпела над картами и вот те на – новая обуза! Совет решил пристроить ко мне нового надсмотрщика?! Я сама решу за кого и когда выйду замуж!
– Кто тебе это сказал?! – голос Дориана ожесточился. – Ты под защитой и опекой Криленда! Ты принадлежишь нашему народу! И у тебя нет права не подчиняться нашему решению, тем более что оно тебе же во благо!
– Таких благ я не просила! Я не пленница Криленда, я свободный человек, как и все остальные сельчане! – продолжала я отпираться под суровым натиском.
– Вот когда будешь под присмотром мужа, вот тогда и станешь с ним договариваться о своей самостоятельности, а со мной тебе обговаривать нечего! Это решение обжалованию не подлежит! – гаркнул Дориан, вздрагивая всем своим мощным колышущимся телом.
– Тогда я пойду в Вислон! В этом поселении живёт сестра моей матери, она моя единственная родня, её слово должно быть последним.
– И не надейся, тебе это не поможет, твоя тётка не станет идти против решения нашего совета. Будь благоразумной, Тара. Покорность – это женская мудрость. Я уверен, сегодня ты подумаешь, а завтра ты сама захочешь узнать, кого мы прочим тебе в мужья. – Дориан величественно поднялся, а я так и осталась сидеть, приклеившись к месту, с отрешенным выражением лица, переваривая свалившуюся на меня «радость».
Но только нога Дориана переступила мой порог из дома прочь, я выскочила через запасной выход! Пока старейшина не дал особого распоряжения на счёт меня, я должна была успеть покинуть Криленд.