С милым рай в шалаше

Глава 17

АЛИНА

КОБЕЛЬ

Прошло несколько дней с тех пор, как я узнала, что у Андрюши есть женщина. Все эти дни я навещала его соседку. Мы с ней очень подружились. Бабе Маше было очень не удобно, что я лечу её бесплатно, так она предложила мне обоюдовыгодное сотрудничество: я её лечу, а она даёт мне овощи со своего огорода, молоко и яйца. Я согласилась с условием, что буду помогать в огороде и с хозяйством. Вот недавно научилась доить козу. Не сразу, конечно, но у меня уже сносно получается, и Сива уже спокойно стоит, не шарахается от меня. Вот так у меня появилась еда, в магазин только за хлебом хожу или что-нибудь купить бабуле.

Как-то баба Маша затеяла разговор про Андрея. Мне не хотелось о нём говорить, но не расстраивать же бабушку.

— Скажи-ка, девонька, тебе мой сосед нравиться?

— Какой сосед? — сделала удивлённый вид, мол, не понимаю.

— Андрей.

Она меня сразу раскусила и теперь смотрит с прищуром и улыбочкой.

— А почему он мне должен нравиться? Мужчина как мужчина, такой же как и все.

— У тебя есть кто-то? Ну, любимый? Ты от него сюда сбежала? Поэтому ни на кого не смотришь?

Ох, не хочется мне ничего рассказывать про свою жизнь, уж тем более почему я здесь. Надо как-то выкручиваться.

— Да на кого здесь смотреть-то? Одни алкаши, — возмутилась я.

— Не скажи. Пара нормальных мужиков и у нас в деревне найдётся.

— Кто, например?

— Ну, вот старосту нашего возьми, Семён Семёновича. Да, ему сорок шесть, но он мужик хоть куда: крепкий, работящий, не пьющий, к женщинам уважительно относится. У него пасека своя и небольшая лесопилка, мастерит по дереву. И холостой. Он у нас негласный староста, мы его сами деревней выбрали, потому что он вопросы хорошо решает, помогает, когда надо, и в районе пробьёт если какая проблема.

— Что ж он, ваш Семён Семёнович, весь такой замечательный, а холостым ходит?

— Так у него жена с ребёнком пять лет назад погибла в автокатастрофе. Сам-то он выжил, а они нет. Он за рулём был, хоть и не виноват, а себя корит. Вот так один и живёт, не встретил подходящую женщину.

— Боже мой, горе какое, — не удержалась я от высказывания. Я помню как мне больно было, когда погибли мои родители.

— Не говори. Но ведь выжил и руки не опустил, так и продолжает работать. Мёд и то, что из дерева делает, возит в ближайшие детские дома. Или продаёт, а потом на эти деньги ещё что-нибудь покупает или ремонт им делает. Один ведь, ему много не надо. А вот если бы семья была, так не было бы ни в чём недостатка.

— Вы меня сейчас сватаете, что ли, баб Маш?

— Упаси Бог, девонька, просто говорю, что и у нас есть нормальные мужики. А ты девушка хорошая, ладная, тебе бы замуж, да детей рожать.

— Я пока не хочу, баб Маш. Если замуж, то по любви. А жить с мужиком только потому, что так надо, не хочу, какой бы хороший и уважаемый не был. Не хочу.

— Ну, ладно. Если Семёнович старый для тебя, а Андрейка-то молодой, бывший военный. Больной немножко, так ты врач, вылечишь. Парень-то не плохой. Подкосила жизнь его, но он ведь на ноги встаёт. Вон, ремонт в доме сам делает, участок почти прибрал. И делом каким нибудь займётся, точно сидеть на месте не будет, тоже работящий.

— Грубый он и неотёсанный. Да и есть у него уже женщина.

— Какая женщина? Галка, что ли? Да слухи всё это, просто бабы болтают. Ну, даже если было что, то прошло всё, точно.

Не поняла, его оправдывают что-ли передо мной.

— Да нет, всё нормально у них, я сама видела, как она от него выходит. Из его дома. Да и в магазине она всем говорит, что они с Андрюшей скоро съедутся, поэтому он ремонт делает, торопится.

Сама говорю, а самой плакать хочется, сердце щемит. Ревность по нервам царапает.

— Ну, бабы тоже такую информацию на хвосте приносили. Но Галка сама может такие сплетни распространять.

— Баб Маш, давайте не будем об этом говорить. Неприятно. Я не люблю сплетни, и обсуждать никого не хочется. Давайте лучше в огород пойдём, задание мне дайте.

— Алина, ты мне так и не сказала, у тебя любимый есть?

— Нет, бабуль, нету. Я свободна как ветер, — и пошла на выход, не отстанет ведь.

-

В очередной раз иду к баб Маше, до сих пор ей руки и ноги массажирую перед сном. Давление у неё стабилизировалось, потому что сама контролирую приём таблеток. И по хозяйству ей помогаю, теперь она вниз головой не стоит. Мне понравилось в огороде возиться. А в козу Сиву я просто влюбилась. Не думала, что мне понравится в деревне жить. А мне вот нравится. И в огороде оказалось столько полезных и лечебных трав! Я просматриваю бабушкины записи и собираю все травки. Какие сушу, какие в настойках использую, а из каких и крем делаю. И травничество мне тоже по душе. Не даром бабушка это наследство оставила, говорила, что я людей лечить буду, вот и лечу.

Задумалась о своём и слышу крик, а потом стон боли. Поворачиваю голову, а крик со двора Андрюши. Влетаю, а он на земле лежит, за ногу держится и стонет. У меня сразу включился синдром спасателя, а может это потому, что Андрею больно?

Быстро помогаю ему подняться и сесть на лавку, задираю штанину и в ужасе смотрю на ногу. Это месиво из мышц. Как он вообще ходит? Быстро беру себя в руки и снимаю болевую судорогу. Его лицо кривится от жуткой боли, а потом расслабляется. Дышать начинает ровнее, и краснота с лица сходит.

Пытался ногу отнять и встать. Нервничать начинает.

— Спасибо, легче стало, — говорит и взгляд отводит.

— Сиди спокойно, я посмотрю только, — и пальчиками своими ощупываю каждую мышцу и сухожилие.

— Не надо, всё хорошо.

— Ты что, боишься, что ли? Не бойся, я пять лет массажистом проработала. Зачем мучиться, если можно всё исправить. Ты лечился где-нибудь?

— Нет. После госпиталя сразу сюда приехал и…

Я не дала ему договорить, не хочу, чтобы в пьянстве признавался, мне это ни к чему. Ему будет не приятно, мне тоже.

Разложила ему всю проблему с ногой по полочкам, достала крем и начала разминать мышцы ноги.

Андрюша напрягся и смотрит на меня сверху вниз, даже пот на лице выступил. Слышу, дышит тяжело и трясёт его немного.

— Алина, может не надо?

— Тебе больно, прости, я постараюсь нежнее.

Думала, что делаю больно или что-то не не так. Опять смотрю ему в глаза, а они потемнели. Руками сжимает лавку, аж костяшки побелели. Это он что, возбудился? От того, что я рядом сижу, трогаю его? Вот нахал, у него есть на кого возбуждаться, пусть не смотрит даже на меня.

— Сидеть! — наверное резко сказала, но зато действенно, — как мальчишка, честное слово. Сейчас закончу и беги, трус.

Видимо его это задело, он побагровел.

— Почему это я трус?

Хотела высказать всё, что я о нём думаю. Явно же хочет меня, я идущий жар от него чувствую, ещё чуть-чуть и кинется на меня. Я бы хотела, может, но не хочу рушить отношения его с Галиной, хоть он и кобель.

— Возьми себя в руки, я просто хочу тебе помочь… как врач. Не больше.

Он задышал ещё чаще, ноздри раздуваются, желваки ходуном ходят. А меня это бесить начинает, я злюсь. Наверное, на себя, потому что сама хочу на него броситься. Да, я тоже хочу его.

— Сейчас покажу упражнения, какие надо делать, чтобы разработать атрофированную мышцу, — уже еле сдерживаю себя, чтобы не сорваться и не нагрубить. — Будешь делать пять подходов по десять раз. Потом постарайся её расслабить, то есть часа два не напрягать. Не стой на ноге или костыль возьми.

— Мне, что, больше делать нечего… — попытался он возразить, но я опять его перебила.

— Это зависит от вашего желания, пациент, — не хочет по-дружески, будет как со всеми клиентами. — Если хотите нормально пользоваться ногой, то послушаете меня и сделаете, как я сказала.

И стала показывать упражнения. Он хмурится, но повторяет за мной. Не понимает? Повторю ещё раз, не развалюсь. Теперь я всего лишь его врач. И все чувства к нему я задавлю, навязываться не буду.

— С утра, как получится, делаете упражнения и два часа даёте нагруженной мышце отдохнуть. А вечером я буду приходить и разогревать массажем. Всё понятно, пациент? Вот и ладненько. Возьмите конфетку и больше не бойтесь людей в белых халатах.

Я сунула ему в руку сосательную конфетку, барбариску, кажется, собрала свою сумку и вышла в калитку. Вот кобель, даже спасибо не сказал. Ну и ладно, больно надо.

Зашла во двор к баб Маше, крикнула её, она из сада живенько так идёт и улыбается во весь рот. Я поднимаю одну бровь и смотрю на неё вопросительно.

— Что эт вы удумали? А?

— Ничего, доченька, ничего не удумала.

— Да у вас на лице всё написано, признавайтесь сейчас же, — грожусь ей шутливо.

— Пойдём, милая, в дом. Я картошечку отварила с укропчиком и маслицем. И рыбки ещё пожарила, у Петровны дед на рыбалку ходил, так она меня угостила.

Зубы мне заговаривает. Но я не сержусь. Я очень рада, что здесь, на новом месте, у меня есть человек, который обо мне заботится. И мне есть о ком заботиться.

А я, по привычке уже, сумку поставила на крыльце, Сиву увела в сарай, вымыла руки и, взяв ведёрко, пошла её доить.