АНДРЕЙ
ПОЧТИ ДЕТЕКТИВНОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ.
— Давайте, вставайте, лежебоки. Всю ночь мне тут смехопанараму крутили, телевизер не надо. Завтрак уже на столе. Ешьте, давайте, и по работам.
Это разносится с кухни громко и грозно. А потом ближе, уже в комнате.
— Детки мои любимые, просыпаемся, просыпаемся. Надо вставать, на работку пора, завтрак стынет, — и всё это с такой любовью, прям патока льётся.
Как уснул, не помню. После того как мы с Алиной признались, что хотим друг друга, сильно хотим, то успокоился и уснул. Тяжёлая была ночь. Я очень испугался, что девочку мою убили. Но нет, вон, смотрю на неё, зевает и потягивается. Живая и моя.
Внутри чувство полёта, улыбку на лице не контролирую. Встал на ноги, тоже потянулся и подошёл к Алине. Взял за руки, помог встать с дивана и обнял за талию, а она продолжает потягиваться, прижимаясь ко мне ближе. Заводит.
— Не выспалась, малыш?
— Угу.
— Может, ну её, эту работу. Пойдём ко мне, я печь затоплю, и дальше спать ляжем.
— Угу, — положила мне голову на плечо и дальше спит.
Я держу её в своих руках и глажу по голове. Такая милая, такая сладкая.
— Пойдём завтракать?
— Угу.
Я поднял её лицо за подбородок и чмокнул в губки. Она заулыбалась и открыла глазки. Ну не милота разве?
Умылись, сели за стол. Тётя Маша над нами смеётся.
— Ну, наконец-то, вы поговорили и всё выяснили. А то смотреть на вас страшно было. Ходите оба и страдаете. Давно бы уже договорились. Алина, а чувствуешь себя как, с головой что?
До завтрака я как раз помог Алине сменить повязку на пластырь. Рассечение небольшое, затянулось быстро. Она не хотела пугать народ перебинтованной головой.
— Всё хорошо, баб Маш, как будто ничего не было. Такие вкусные оладьи, обалденно вкусные. Спасибо за завтрак.
Я тоже поблагодарил теть Машу. Теперь мне надо с Алиной поговорить. Ночью уже не стал задавать этих вопросов, хоть чуть отдохнула. Оделись и вышли на улицу.
— Ты сразу в больницу, или сначала домой зайдёшь? — спросил её, взяв за руку, в другой руке у меня сумки Алины.
— Домой надо зайти, посмотреть, что с печкой.
— Пошли, провожу, и давай поговорим. Меня беспокоит то, что тебе подкидывают всякую… гадость. Кто-то намеренно тебе пакостит. Я такого раньше не замечал, по крайней мере, не слышал о таком. И то, что тебя ударили по голове, это не просто так.
— Да, наверное. Мне на что-то намекают? Я не уверена в том, что меня прям убить хотят, просто припугнуть, может. Но кто и зачем? Не пойму. Я никому ничего плохого не делаю. Наоборот, стараюсь всем помочь.
— И тот пожар, это явно был поджог. Я видел парня, который выбегал из твоего двора, я не узнал его, лицо было закрыто, и он сбежал в сторону поля, а не в деревню. Может, не наш пацан был? Но это был поджог, точно. Теперь эти непотребства. Знаешь, давай сейчас к тебе зайдём, ты потом на работу, а я печь посмотрю. У меня сегодня уроков нет, я свободен. А вечером нам надо будет кое-что обсудить.
Подошли к крыльцу. Кровь и курицу, лежащую возле крыльца, запорошил снег.
— Я уберу всё, не переживай. Заходи в дом.
В доме холодно. Вижу, что Алина пыталась растопить печь, но даже хворост не разгорелся.
— Алин, ты бери, что там тебе надо, и я провожу тебя до больницы, а потом вернусь и печь посмотрю.
— Хорошо, Андрюша, я сейчас.
Ответила она мне и ушла в комнату. Что могло произойти? Почему такие нападки на мою девочку. Я теперь боюсь оставлять её одну. Ладно, на крыльцо помои вылили, может, правда кто на неё в обиде, люди всякие бывают. Но чтобы ночью, зимой, по голове ударить и бросить? Ведь замёрзла бы на смерть. Если бы я не ехал ночью из района, то с утра нашли бы её труп. От ужаса внутри всё в комок стягивает. Кому нужна смерть Алины? Детектив какой-то.
— Алин, слушай. — Мы уже идём в больницу, я продолжаю держать её за руку. — А ты не видела, кто на тебя напал?
— Не видела, Андрюш. Я уставшая была и расстроенная, ничего вокруг себя не замечала и не слышала. Я тоже об этом думала. Снег-то скрипел, а я не слышала даже, как ко мне подошли. Просто удар. Ну, я не в духе была, может, поэтому.
— Удар, вроде, не сильный был, и шапка спасла, почему сознание потеряла? Я долго не мог тебя в чувства привести.
— Скорее всего, совокупность событий: усталость, стресс, слабость. Я еле шла, если честно, сил не было совсем. Удар, тело упало и отключилось. Наверно, сознание, всё-таки, потеряла на какое-то время, а потом холод, и организм заснул, так бывает. Не знаю, Андрюша, честно.
У меня такое объяснение.
— Ладно, вечером ещё поговорим. Сейчас чем тебе помочь, здесь тоже топить надо?
— Нет, Кузьмич уже должен затопить.
— А, да, Семён говорил, что будут смотреть за печкой в больнице.
Мы вошли в здание, уже тепло, Алина скинула верхнюю одежду и уже пошла заниматься своими делами, но я её остановил.
— Алина, иди ко мне.
Она остановилась и посмотрела мне в глаза. Шаг, ещё шаг. Я притянул её к себе и поцеловал, в этот раз нежно. Всю дорогу от тёть Маши до дома Алины, от её дома до больницы, у меня внутри горело желание обнять мою девочку и поцеловать. Переживание за её жизнь ещё больше этому способствовало. Прижать к себе, закрыть собой, защитить, не отпускать от себя ни на шаг. Я маньяк, да? И поэтому в этот поцелуй я вложил все свои чувства, пусть моя девочка прочувствует всё и больше не боится.
— Сладкая моя… нежная такая… не могу оторваться от тебя… не отпущу… никогда… слышишь? — шепчу ей между поцелуями и ещё крепче к себе прижимаю.
— Слышу… не отпускай… я твоя…
— Останови меня, девочка моя, я сам не смогу, — отрываюсь от её губ и утыкаюсь в волосы, вдыхаю её аромат, — не могу без тебя, дышать не могу без тебя, ты нужна мне.
— Я твоя. Твоя. — Отталкивает меня от себя так не хотя. — Иди уже, мне работать пора. К бабулькам моим уже надо бежать.
— Хорошо. Будь осторожна.
Я вышел из больницы и пошёл к Алине домой. Труба в печи была забита, я вытащил почти ведро песка. Жизни Алины действительно угрожает опасность. Если бы печь разгорелась, то моя девочка бы задохнулась от угара. А так, она вышла на улицу, и её ударили по голове. Если бы не я, она бы замёрзла. Слишком опасно ей сейчас оставаться одной.
На всякий случай печь протопил, чтобы проверить, не завалилось ли ещё что в трубе. Дохлую курицу тоже спалил в печи, дорожки подмёл, на крыльце кровь оттёр. Дом закрыл на ключ, ключ взял с собой.
Дошёл до больницы, навстречу из дверей выходит Галина.
— Андрюшенька, какая встреча. Я так рада…
— Что ты сделала с Алиной? — я схватил Галю за локоть и тряхнул.
— Совсем взбесился! Ничего я не делала…
Но я уже её не слышал, забежал в кабинет как есть одетый. Она сидит за столом, пишет что-то. Я остановился и выдохнул. Ноги ватные.
— Тебя ни на минуту нельзя оставить. Что она здесь делала?
— Что случилось? Ты что так переживаешь?
— Алин, скажи, что здесь делала Галя, пожалуйста.
— Давление померить приходила, говорит, голова болит.
— И всё?
— Ну да. А почему ты спрашиваешь?
Я скинул куртку прямо на пол, за руку вытащил Алину из-за стола, притянул к себе и сжал до хруста. Она обхватила меня за талию и прижалась.
— Я испугался, думал, что она может тебе навредить.
— Почему она должна мне вредить? Я ничего плохого ей не делала. Вы с ней давно расстались, я тебя у неё не отбивала. Я думаю, что нет повода.
— Прости. Ворвался. Сейчас успокоюсь. — Вдох-выдох. — Докладываю: труба печи была забита песком. Если бы ты разожгла печь, то ночью бы задохнулась от дыма. Ты вышла из дома, на тебя напали. Если бы я поздно не возвращался домой, ты бы замёрзла. Тебе устраивают пакости возле дома, поджигают. Это мало поводов беспокоится за тебя? И подозревать всех подряд?
Пока я говорю, Алина подняла на меня голову, её взгляд по мере перечисления моих страхов за неё всё больше меняется в сторону ужаса, а её пальчики всё сильнее сжимают мой свитер. Она начинает хватать воздух полным ртом.
— Андрюша… это что же… меня хотят убить?