С милым рай в шалаше

Глава 19

АНДРЕЙ

ПОЖАР

Три дня прошло с тех пор, как Алина нашла меня валяющимся во дворе с адской болью в ноге. И с тех пор она ведёт себя со мной, как с пациентом, как с больным, обычным и очередным. Меня это бесит. Нет! МЕНЯ ЭТО БЕСИТ!

Она приходит вечерами, разминает мне ногу, спрашивает о самочувствии, делаю ли упражнения, есть ли улучшения. И своими ручками меня трогает. Заводит. А потом говорит "спокойной ночи" и уходит. И даже конфетку не даёт. Ладно, это лишнее. Какая ж, твою мать, спокойная ночь.

Но всё равно бесит. Я еле сдерживаюсь. Хочу поговорить с ней, но не могу, как будто ежа проглотил. Да и что я ей скажу? Что скучаю по ней, что всё время думаю?

Она на меня внимание не обращает. Да, смотрит с тоской, но не позволяет и слова сказать. А я смотрю на неё и надышаться не могу.

Иногда хожу возле её дома, зайти не могу, вдруг прогонит, и это лишит меня последней надежды. Я окончательно убедился, что она мне нужна. А я ей нужен? Спросить бы. Поговорить бы. Вот придёт сегодня вечером, и я ей всё скажу. А почему вечером? Вот сейчас схожу и поговорю, не мужик что ли. Пусть скажет "да" или "нет". Она сейчас как раз дома должна быть.

Вышел из дома и иду вдоль улицы. Вижу, со двора её дома дымок идёт, мусор что ли вздумала сжечь или костёр развела? Я ускорился даже, сгорит ведь всё нахрен вместе с домом.

Когда почти подбежал к её калитке, увидел, что из неё выскакивает какой-то парень, на голове капюшон. Он бежит в противоположную сторону от меня. Я за ним не побежал, надо пожар тушить. Какого лешего? Это что, поджог? За что?

Залетел во двор, голыми руками стал ломать кусты вокруг костра, слишком близко к дому. Надо отделить пожар от дома и заливать водой. Я один, помощь нужна. Может, кто увидит и прибежит?

Вроде бы от дома ветки отделил, дыма много, огня много, дышать тяжело. Ринулся к колодцу, достал ведро воды и вылил в другое. Только хотел тушить, как увидел, что Алина забегает во двор. Ужас в глазах, но быстро сориентировалась. Подхватила ведро и вылила в огонь. Пока доставал следующее, она уже подбежала ко мне и ждёт, когда налью. Но это очень медленно.

Подтянулись соседи и тоже стали заливать и тушить огонь.

Затушили, головешки сгребли в кучу и окончательно залили водой.

Когда все успокоились и собрались на улице, стали обсуждать, почему загорелось. Алина уже бегает вокруг всех, обрабатывает раны и ожоги. Я свои пока не показывал. Руки изодраны в кровь, рубашка наполовину сгорела, и живот печёт, наверное, ожог.

Подошёл к толпе и сказал, что был поджог, что я видел парня в капюшоне, который выбегал со двора Алины. Все загудели, мол, кому это надо, кому успела дорогу перейти, ведь только добро делает.

Я постоял чуток и пошёл домой. Опять разболелась нога, и голова сейчас взорвётся. Алина меня не видит, ну и хорошо.

Уже дома вымылся и выпил обезболивающие таблетки. Через полчаса пришла Алина.

— Андрюша, ты опять меня спас. Спасибо большое.

И медленно идёт в мою сторону. А я кайфую от её взгляда, она смотрит на меня с благодарностью и со стеснением, что ли. Чувствую себя её героем и защитником.

Ан, нет, это ненадолго.

— Так, быстро показывай мне руки, нужно обработать раны и ожоги, — включила командирский режим, а я всё равно рад, потому что она рядом и прикасается ко мне. — Как нога? Сто процентов перетрудил.

И ещё что-то бубнит, смазывает раны, забинтовывает руки, смотрит ногу, переходит на тело. На животе большая рана и ожог. Она прикасается своими пальчиками ко мне, а у меня крышу рвёт, и я притягиваю её к себе и целую. Она опешила сперва, а потом ответила, обняла за шею. Какая же она сладкая.

— Ты нужна мне. Нужна, слышишь? Я не могу без тебя, сладкая моя, — шепчу я ей в губы и опять целую.

Будь что будет, пусть знает и решает сама, нужен ли я ей. Отвечает на мой поцелуй, жмётся ко мне ближе, гладит плечи. Я усаживаю её в себе на колени и прижимаю к себе ещё сильнее.

Вдруг она соскакивает с меня.

— Что ты делаешь? Раны, ожог сильный на животе, надо обработать, — тараторит и смущается, а мне все равно, я улыбаюсь и тяну её на себя.

— Потом, всё потом, иди ко мне, девочка моя.

Подаётся ко мне, но резко останавливается.

— Нет. Андрей, вам нужно обработать раны.

И опять игнорирование, опять командирский голос. Что я сделал не так? Почти в любви признался. Значит, она сделала выбор, и не в мою пользу. Сижу молчу.

Раны мне обработали, ногу помассировали, а я всё ещё молчу и наблюдаю за всеми её движениями. Каждый её жест, каждое прикосновение отдаётся во мне волной жара. Фантомно ловлю руками её тело, а по факту только глазами трогаю. Как хочу её всю, дышать тяжело, почему она злится, почему не хочет со мной говорить? Не хочу её отпускать.

Алина встала и собрала сумку. Пошла на выход. Я молчу. У самых дверей разворачивается и говорит, краснея.

— Андрей. Мне не ловко говорить… но прошу, больше так не делать…

— Что не делать? Не спасать тебя? — я вывожу её на откровенный разговор, пусть сама скажет, своим ротиком произнесёт.

— Нет, спасай, пожалуйста… Вернее… Да… — её уже дрожь бьёт, ещё сильнее краснеет, — не целуй меня больше и не говори… ну… то, что сказал… никогда.

— Хорошо. Понял. Забудь.

— Ещё раз спасибо, что спас меня.

Алина не успела договорить, как в комнату ворвалась Галина, ещё её здесь не хватало. Галя нагрубила Алине, и мне пришлось прикрикнуть на неё. Да как она смеет себя так вести, как будто я её собственность, как будто мы… семья.

— Ты совсем что-ли, Галя? Какого ты сюда припёрлась? Я просил тебя не приходить. И что это за собственнические замашки. Я не давал тебе права присваивать меня.

Она меня вывела. Я злился. Встал на ноги и схватился рукой за волосы. Алина точно подумает, что мы любовники, а мне не нужно было этого. Девушка и так ведёт себя со мной отстранённо. И что бы я ей сейчас не сказал, не собираюсь отступать. Я не буду на неё давить, но постепенно добьюсь своего, и Алина будет моя.

— Но, милый, я беспокоилась за тебя, бросила всё и пришла, как только узнала. Давай я тебе помогу, ты ранен, не двигайся.

И Галя тянет ко мне руки, а её слова меня ещё больше взбесили.

— Галя! Я тебе не милый. Ещё раз повторяю, между нами больше ничего нет! Не приходи сюда, я тебе не рад.

Но она как будто меня не слышит. Обняла меня одной рукой за шею, а другой лезет под футболку.

— Андрюшенька, ну зачем она тебе? Она не будет тебя любить как я. Посмотри, я ради тебя на всё готова. Хочешь — унижай меня, хочешь — бей, только прикасайся. Я не могу без тебя. Пожалуйста… пожалуйста, люби меня.

И, взяв меня за волосы на затылке, притянула к себе и целует. Я оторвал её от себя, она не перестаёт цепляться, истерит и плачет. Я задом пячусь к столу, беру с него бутылку воды и выливаю ей в лицо. Галя хватает ртом воздух, вода стекает по ней, но это возымело действие. Она замолкает и смотрит на меня растерянным взглядом. Затем в глазах мелькает осознанность. Но не раскаяние и смущение, а злость и серьёзность намерений.

— Я люблю тебя, Андрюша и ты будешь моим. Только моим! Нам никто не помешает, я избавлюсь от всех препятствий. — А потом голос и мимика меняются на нежность. — Я зайду ещё, милый, выздоравливай.

Я смотрю на неё, и мне становится страшно. Она же больная. Со своей ревностью она может навредить Алине. Я оделся и вышел из дома с намерением проверить, не отправилась ли Галина пакостить ни в чём не повинной девушке. Я просто мимо пройду и всё.

Но как только вышел, то сразу увидел возле дома Алины машину Семёныча. Что он там делает? Ревность всколыхнулась пламенем в груди. Я даже удивился этому чувству. Остановился и наблюдаю. Из дома Алины вышла тётя Маша, дошла до меня и остановилась.

— Сынок, как ты? Сильно поранился?

Она правда обо мне беспокоится.

— Всё нормально, тёть Маш, Алина меня перевязала. А что это Семёныч у неё делает?

Вопрос сам вылетает, и я глаз не отрываю от машины. Тётя Маша посмотрела на меня, прищурилась.

— Так, навестить её приехал, мёда банку привёз, лекарств ей накупил целую кучу в районе, чай сейчас пьют, разговаривают, планы у них там на будущее. Я ушла, не стала мешать.

Пока она говорит, мои руки в кулаки сжимаются, зубы скрипят, дышать тяжело становится. Значит, планы у неё со старостой, да? Ну, конечно, зачем я ей такой, если у неё Семёныч есть. Теперь понятно, почему мне отказывает. У меня шансов нет против Семёныча.

Я ещё сильнее себя накручиваю, кажется, уже пыхтеть начинаю, а тётя Маша масла в огонь подливает.

— Хороший мужик Семён, работящий, ответственный, не пьющий, холостой опять же. И Алинка девка ладная. Ну и пусть старше, главное же согласие между собой. Хорошая пара будет. Андрюша, с тобой всё хорошо? Ты чёй-то красный, у тебя не температура, случайно?

— Нет! — ответил, стиснув зубы, — на пожаре обгорел, всё хорошо, не волнуйтесь.

Немного отдышавшись и взяв себя в руки, я спросил у тёти Маши, нужна ли ей помощь, и хотел уже пойти к ней, как увидел, что Алина и староста вышли из дома. Он протянул ей руку, а она охотно вложила свою, и они стоят так, улыбаются друг другу. Долго.

Чёрт! Что ж так больно-то. От того, что это неизведанные ещё мной чувства, я не могу с ними справиться. Я подхватил тётку под руку и повёл её к ней же домой. Надо отвлечься.