С милым рай в шалаше

Глава 20

АЛИНА

ПОСЛЕДСТВИЯ ПОЖАРА

Огонь потушили. Я даже не вспомню сейчас, что и как происходило. Когда поняла, что это мой дом горит, всё, мозг отключился, остались чисто инстинкты. Даже после того, как всё потушили, я начала обрабатывать раны и ожоги у соседей. Они сами подходили, как в медпункте, по очереди. Хорошо, что я приготовила мазь от ожогов, спасибо бабушке. Порезы обрабатывала просто спиртом, кто-то принёс. На бинты простынь рвала. Слышу вокруг меня разговоры, что это не просто возгорание, а поджог. Пока об этом не думаю.

Все постепенно разошлись. Оглянулась по сторонам, чего-то не хватает, не могу понять чего. В голове слишком много мыслей и страхов. Это мне повезло, опять Андрюша меня спас. А если бы не он, то, скорее всего, не было бы у меня дома. Дома в деревнях горят со скоростью спички. Поджог. Зачем это кому-то?

Андрюша! Вот что мне не хватало. Как же я так проворонила, когда он ушёл? Ну да, я в шоке была от случившегося. Но ушёл, не дал раны обработать. Надо к нему бежать.

Быстро вымылась, собрала сумку и к Андрюшеньке. Я так благодарна ему. Он мой герой. Хочется броситься ему на шею и расцеловать. Немного покраснела от такого признания самой себе. Но мне нельзя хотеть даже этого. Галя, наверное, уже у него дома, узнала новости и теперь жалеет его. Может, мне не ходить уже, а то нарвусь на интимную картину. Мне неприятно будет. Мне и сейчас неприятно, ревность душит прям.

Пойду. Раны и ожоги надо обработать всё равно, даже если Галина будет меня выгонять. Я, как врач, обязана помочь, тем более он меня спас.

Захожу к Андрею, он сидит на диване в комнате, вымылся уже. Расслаблен, глаза полуприкрыты. Конечно, устал неимоверно. Нога, скорее всего, до жути болит, по рукам кровь текла, я видела, когда пожар тушили.

— Андрюша, ты опять меня спас. Спасибо большое.

Я медленно подхожу к нему, смотрю на него с обожанием. Как не смотреть, он мой спаситель. Но вспомнив про Галю, беру себя в руки и включаю медсестру. Обработала и забинтовала руки, посмотрела ногу. Вспомнила, что на нём рубашка была полусгоревшая, потому задрала футболку и стала обрабатывать рану на животе.

До этого момента он не шевелился и сидел молча. Но когда я коснулась его живота, он резко притянул меня к себе и поцеловал. В голове набатом бьёт колокол. Он меня целует! Нельзя, нельзя. Но я себя не контролирую, я так этого хотела.

— Ты нужна мне. Нужна, слышишь? Я не могу без тебя, сладкая моя.

Это он шепчет мне в губы, не отрываясь от них. А у меня от его шёпота все волоски, какие есть, дыбом встают. Что он говорит? Зачем? Он меня с ума сводит. Нельзя, нельзя!

Сажает меня к себе на колени, я жмусь к нему сильнее. Нет, не я, моё тело, оно отдельно от мозга живёт. Что же я делаю? Но как же мне хорошо! Не только мне хорошо, Андрюша стонет, зарываясь мне в волосы одной рукой и прижимая меня за талию к себе сильнее другой.

— Что ты делаешь?.. Раны… ожог сильный… на животе… надо обработать…

Я уже задыхаюсь, но отрываю моё тело от его.

— Потом, всё потом, иди ко мне, девочка моя, — Андрюша тоже тяжело дышит и опять тянет к себе.

Я отстраняюсь от него телесно и морально, включаю медработника, это очень тяжело, когда он рядом и я прикасаюсь к нему. Но в любой момент может зайти его женщина, я не хочу этих двусмысленных ситуаций. Он тоже, наверное, понял, поэтому молчит и больше не пристаёт, только глаз своих тёмных с меня не спускает.

Я закончила с перевязкой, собрала сумку пошла на выход. Он молчит. Даже не пытается меня остановить. Значит, то, что он мне шептал в порыве страсти, это всё пустые слова? Или это была просто игра? Просто затащить в постель очередную женщину? Кобель он.

У самых дверей оборачиваюсь к нему и говорю, хочу точку поставить.

— Андрей. Мне не ловко говорить… но прошу, больше так не делать…

— Что не делать? Не спасать тебя? — как-то безэмоционально спрашивает, даже прищурился.

— Нет, спасай, пожалуйста… вернее… да… — меня уже дрожь бьёт, ещё сильнее краснею, я запуталась, — не целуй меня больше и не говори… ну… то, что сказал… никогда.

— Хорошо. Понял. Забудь.

Он что, серьёзно? Вот так всё просто. Наговорил, соблазнил почти, а потом "забудь"?

Слёзы вот-вот брызнут из глаз, но я сдерживаюсь. Значит, всё-таки шутка, игра. Как бы не было мне обидно, но Андрей спас меня, и я ему благодарна, всегда буду благодарна.

— Ещё раз спасибо, что спас меня.

Не успела выйти в дверь, как меня просто ураган сносит, чуть не упала.

— Андрюшенька, милый. Я только узнала, как ты? — и как зыркнет на меня, убила взглядом, — а она что здесь делает?

Это Галина залетела. Я же знала, вовремя успела, надеюсь, не поругаются из-за меня.

— Здравствуйте, Галя. Я заходила к Андрею раны обработать и поблагодарить. Уже ухожу, не переживайте.

— Не надо было приходить, я бы сама ему раны обработала, — зло почти рычит на меня женщина, вцепиться готова мне в лицо. — От тебя только проблемы, не подходи больше к моему Андрею.

— Галина, рот закрой, — это уже Андрей рычит на Галю.

Но я не хочу слушать их разборки, поэтому быстро ухожу. И выпускаю всю мою боль через слёзы.

Подхожу к дому, теперь у меня ни калитки, ни забора, пепелище вокруг. Хорошо, что дом стоит, селяне помогли спасти.

Только зашла, слышу с улицы шум. Выглянула в окно, это баба Маша сама пришла ко мне, сейчас с соседом напротив обсуждают всё, что со мной случилось.

— Баб Маш, заходите ко мне, не стойте на улице.

Она зашла, запричитала, что "горе то какое".

— Да нет никакого горя, бабуля, мусор сгорел, старьё. Дом цел, я тоже. Это намёк, чтобы быстрее порядок наводила.

— Да как же ты порядок наведёшь, одна ведь совсем, помог бы кто. Надо старосте сказать, чтобы подсобил, прислал бы кого.

— Кто тут старосту поминает, — слышу рокочущий бас у себя на крыльце, — Алина, что тут у тебя случилось? Опять на всю деревню гремишь.

— Семён Семёнович, я не хотела, честно. Я не знаю, как загорелось, — начала оправдываться я.

Староста зашёл в дом, поставил на стол трёхлитровую банку мёда.

— Слышал я, что поджог это был, Алина. Ты не виновата, не переживай, успели спасти твой дом. Так получается, что не только твой. Если бы полыхнуло, то полдеревни бы сгорело. Будем искать, кому нужно было тебе насолить. Моя вина в этом тоже есть. Я знал, что в доме бабы Кати поселенка, но не зашёл, не проверил, о нуждах не спросил. Знал же, что дом давно пустой, зарос весь сухостоем, воспламениться может. Но прошляпил такую проблему. Будем исправлять. У нас ещё пять таких заброшенных домов в деревне есть. Буду узнавать, кто хозяева, остались ли живые родственники. Ну и приберём во дворах. Начнём с твоего. Не усмотрел я, прости. Должен был подумать, что ты девушка, сама не справишься. Да и забота у тебя появилась за нашими жителями смотреть, лечить их.

— Верно говоришь, Семёныч. Алина девушка хорошая, отзывчивая, ей помочь надо, — это баб Маша свои пять копеек вставила.

Пока мы говорим со старостой, она уже чайник поставила и на стол накрыла. Шустрая какая.

— Присаживайтесь, Семён Семёнович, чай попьём, вы же с дороги.

Говорю я и достаю вкусняшки к чаю.

— Присяду, чаю попью. Только сейчас в машину схожу, кое-что ещё тебе привёз.

Вернулся быстро, пока я чай разливала, а баб Маша мне наставления давала по поводу того, что "Семёныч, мужик хороший, надо брать".

— Вот. Я тут кое-что в аптеке взял в районе, думаю, пригодиться, — и поставил большой тяжёлый пакет на край стола, — все сроки свежие, я сам проверил. Это пока ты тут самолечением жителей занимаешься.

Я надулась, опять он меня в чём то обвиняет.

— У меня есть опыт, я же говорила.

— Не кипятись, Алина. Я понял, поэтому в районе зашёл к нужным людям. У нас здесь есть фельдшерский пункт. Но доктора нет, потому что ехать сюда никто не хочет. По распределению приезжают, но быстро сбегают. Так вот, если ты согласишься, то оформим тебя сюда официально и лечи себе на здоровье. На законных основаниях.

— Я согласна, согласна, — чуть ли на месте не подскакиваю, и слеза от радости катится по щеке.

— Ну, ещё слёз не хватало. Так, давай подведём итоги нашего собрания. О, а тётя Маша куда делась, сейчас же только здесь была. Ну, ладно, Бог с ней. Значит так. Магазин знаешь где, за ним на следующей улице фельдшерский пункт, ключи у меня возьмёшь. Пока порядок там наводи, пиши список, что нужно тебе для работы.

— А меня точно возьмут?

— Ну, если ты никого не убила и лицензии тебя не лишили. В розыске, как злостная преступница, надеюсь, тебя нет? — я отрицательно мотнула головой, — тогда возьмут. Документы у тебя все есть? Отлично. Я поеду на следующей неделе, в понедельник. Собери все нужные документы, список напиши по работе, и мы с тобой съездим оформимся. Зарплата небольшая, но ты и так не голодаешь. Вон как тебя уже любят наши местные жители, подкармливают.

— И поджигают, — грустно вставила я.

— С этим тоже разберёмся. По поводу почистить твой двор, людей и машину я найду, за это тоже не переживай.

— Спасибо большое, Семён Семёнович.

— Семён, давай сразу по имени и на "ты", а то я себя старым чувствую, — говорит и опять мне ямочками улыбается.

— Хорошо, я попробую. А за мёд я вам… тебе сколько должна?

— Ни сколько, это вклад в лечение населения. И не возражай.

Мы попили чай, поговорили о жителях, в основном о пожилых. О том, что нет соцработников, помочь им некому. Сам Семён помогает, как может, и людей нанимает за свои деньги, когда сам не может. О том, что алкашей не много, но они тунеядцы и ничем их к работе или к помощи не привлечь.

Я провожала Семёна, он ещё раз оглядел моё пожарище. Ещё раз сказал, что всё почистим.

— Значит, договорились, Алина, — он подал мне руку, я протянула ему свою, он нежно мне её пожал, но не отпустил, продолжает держать, — как будет свободное время, зайдёшь за ключом и начинай наводить порядок в больничке. А в понедельник поедем оформимся.

Я только киваю и улыбаюсь ему, потому что он мне тоже улыбается. Отпустил мою руку и сел в машину. А я в дом пошла, ужасаясь состоянию моего двора. Но радость от того, что у меня будет работа, перевешивает все неприятности. Я смогу лечить людей на законных основаниях. И мне нравится здесь жить. Я хочу здесь остаться.