Самая старая дева графства Коул

Глава 57

Тихое порыкивание собаки я услышала не сразу. Сначала мне показалось, что она спорит с другой из-за костей, которых щедро навалила в их миску Анна прямо перед тем, как на ночь закрыть ворота.

Я обтачивала очередной камешек и поняла, что собака рычит все сильнее и скоро начнёт лаять, только когда отложила наждачку и замерла.

Потом вспомнила, что Эдвард, по моим расчётам, вернуться должен был со дня на день. Быстро накинула плащ и хотела-было уже выйти, оставив всё как есть на столе, но остановилась, прихватила кусок жареной курицы, потушила масляную лампу, как делаю, собравшись спать.

Собака по кличке Бэтси сейчас была без привязи, но мои ежевечерние угощения сделали из огромного волкодава добрую болонку. Бэтси, завидев меня, завиляла хвостом и потрусила от забора, время от времени оборачиваясь на границу участка, словно намекая мне, что там чужак и ходить туда не стоит.

— Вот, смотри, что я тебе принесла, девочка, - я протянула куриную ногу собаке, и та, подняв уши, помчалась ко мне с таким задором, будто только что не давала понять, мол, не выпущу ни за что.

Она аккуратно, как я учила, взяла курятину с моей руки и потерпела, пока я погладила ее лобастую голову. А после засеменила под дом, куда не могла дотянуться вторая псинка, оставленная Филиппом на цепи, дабы не носились по двору, играя и мешая спать.

— Эй, это ты? – прошептала я, добравшись до глухого забора.

Тишина за ним в первую минуту расстроила. Неужели я ошиблась? Или вовсе показалось, потому что так хотела, чтобы это было правдой.

Я повторила вопрос громче, и за высокой оградой послышалась возня.

— Стэлла? Это я! – шепчущий мужской голос оказался знакомым.

— Сейчас. Жди там, где стоишь, - я пробралась к калитке и с большим трудом отперла: засов был таким мощным, что можно подумать, в неё ежедневно ломятся с тараном.

Эдвард выглядел не очень хорошо. Он явно устал, не спал несколько ночей к ряду, да ещё и надсадно кашлял.

— Сейчас я посажу собаку на цепь и проведу тебя. Только ты должен быстро пробежать к дому! – протараторила я и побежала назад, но Эдвард схватил меня за руку.

— Стэф, это я! Я Лео! – чуть громче сказал мужчина, и я поняла, наконец, кто передо мной. Ноги стали ватными. Прижавшись к деревянному забору, я боролась со спазмами, перехватившими горло. Я не могла ни говорить, ни плакать.

— Лео? – только и прошипела я.

— Стой, не падай, милая, - он подхватил меня и прижал к себе с такой силой, которую явно не ожидаешь от человека столь болезненного вида.

— Подожди. Тебе надо под крышу, - я даже сквозь плащ поняла, что он мокрый насквозь. – Я привяжу собаку. Я спрячу тебя в моем доме.

— Стой… а как же хозяева? – он держал меня за руку так, словно боялся, что я уйду и не вернусь.

— Анна знает, что я жду мужа. Знает, что ищу тебя, - вспомнив свою историю, рассказанную хозяевам, я порадовалась, что не объявила себя вдовой. Сложно было бы сейчас объяснить наличие мужчины в моём маленьком домике.

Собака собиралась было снова зарычать, когда я отвела её за дом и провела в свою хибарку Лео. Носвет в большом доме не зажегся. Значит, объяснения с хозяевами, слава Богу, откладывались как минимум до утра.

Лео качало, словно былинку на ветру. Он стоял посреди моей чистой комнаты и казался еще грязнее, чем я могла рассмотреть снаружи, в темноте.

— Давай я с тебя все сниму, - стараясь скрыть никак не прекращающийся поток слез, я принялась сдергивать с него тонкую, совсем не зимнюю куртку, рубаху, брюки. Оставшись в тонких, но не менее грязных штанах, он, наконец, отвёл взгляд от моего лица и намекнул взглядом, что раздевать его догола не стоит.

— Стэф, милая, ты не должна…

— После обсудим, что я должна, а что нет, - почти закричала на него, усаживая на кровать, накрывая одеялом. – Снимай все оставшееся, - приказала я и, отвернувшись, подкинула в печь все дрова, которые были приготовлены на завтра.

Потом водрузила на печь чайник, сковороду с остатками мяса с овощами.

Когда повернулась к Лео, он кутался в одеяло, стараясь согреться. Я налила полную кружку отвара, положила мед и поднесла к его губам.

Он пил жадно, быстро, давился, словно не только не ел, но и не пил всю дорогу сюда.

Когда он принимался что-то говорить, я заставляла его замолчать, пока не выпьет всю горячую жидкость.

Потом закрыла двери изнутри, занавесила шторы, погасила лампу и, переодевшись, забралась под одеяло к Лео.

Он замер на секунду, а потом чуть отодвинулся, будто боялся, что заденет меня. Но я подвинулась к нему вплотную и, обняв, заплакала.

— Стэф, всё хорошо. Ты молодец! Я и подумать не мог, что ты найдёшь Эдварда! – шептал он, прижимая меня к себе.

— Где он? Как ты сбежал?

— Он остался там за меня. Нам разрешили увидеться. Он уговорил брата… Ты же ничего не знаешь обо мне…

— Боже. Теперь, значит, Эдвард в тюрьме? – я замерла, потом, поняв, что Лео говорил о тайне, продолжила: - Я всё знаю. И даже больше, чем ты, Лео. Но это всё оставим на утро. Сейчас главное: отогреть тебя. Где твоя лошадь?

— Я загнал её за пару часов до Керинстона. И эта пара часов стали для меня почти половиной дня. Этот дождь… Мне пришлось бросить и плащ, поскольку он стал невыносимо тяжёлым от воды. Не переживай, я не болен. Это после тюрьмы… Я так боялся, что больше никогда тебя не увижу.

— Так, значит… Марк помог вам поменяться местами? Но зачем? Он ведь…

— Эдвард решил блефовать и сказал, что у него есть на Марка кое-что… Убедил его, поскольку меня слишком долго держали без еды. Наверное, в нём есть ещё что-то человеческое…

— Лео, - я подняла голову от его груди и почувствовала губы Лео на своих губах. В голове словно взорвалась эндорфиновая бомба: каждая клеточка тела наполнилась такой любовью, что казалось, не продолжи я этот поцелуй, моментально сгорю изнутри.

Он целовал меня в губы, потом спускался к шее. Шептал, что если ему выпадет снова пройти то, что прошёл, он с радостью повторит: лишь бы путь его заканчивался в моих объятьях.

Я целовала его в ответ, целовала сама, чувствуя, как под моими пальцами кожа его спины становится все горячее и горячее. И я понимала, о чем он говорит. Ни на миг не раздумывая, я прожила бы снова свою прежнюю безрадостную жизнь, чтобы оказаться здесь и сейчас.

Потом мы смеялись и плакали от счастья, от возможности принадлежать друг другу, возможности смотреть в глаза, шептать нежные слова, тереться щекой о щёку.

Я не знаю, о чём догадалась Анна, но утром, выпустив кур, она не постучала в дверь, заметив, что я ещё не вышла во двор умываться, как всегда.

В домике моем было жарко от натопленной печи, от объятий, которые даже во сне не размыкались, от слов признаний, от слёз радости.

— Нам придётся сделать невозможное, чтобы спасти Эдварда, Стэф. Я не хочу, чтобы мой брат пропал из-за меня, - начал Лео, когда мы позавтракали, выпили чаю и снова улеглись в постель.

— Ты знаешь, я… не должна была вот так… ложиться к тебе, когда не все хорошо. Да и мы…

— Что? – Лео прижал меня к себе и поцеловал. - Ты моя жена, леди Стэфания. Да, ты теряешь свой статус, но мы не раз доказали, что сами можем обеспечить себя. А ты… ты и вовсе оказалась мастером на все руки. Здесь ты делаешь серьги? – он указал на мою мини мастерскую.

— Да, Лео, но я должна тебе кое-что показать. Получилось так, что я не специально забыла, - аккуратно, словно оттягивая время, я встала и вынула из мешка книгу, а из неё письмо.

— Что это? – Лео свёл брови, словно боялся сейчас любых новостей.

— Прости, что я вскрыла. Но когда узнала от Эдварда вашу фамилию… вспомнила о письме. Это письмо от вашей матери. Она просила найти вас и передать. Но тогда… было слишком много всего… и я просто о нём забыла, - я протянула ему письмо и присела на край кровати.

Во дворе я услышала Анну и решила, что самое время оставить Лео одного. А я сейчас должна признаться хозяйке о ночном госте.

На улице во всю уже светило солнце.

— О! А я думала, ты приболела, Стэлла, - голос Анны звучал не особо правдиво.

— Ночью приехал мой муж. Он нашёл меня. И он сейчас очень болен… - выпалила я, понимая, что она, конечно, может послать нас ко всем чертям. Но я не так уж и мало плачу. Да и наш общий бизнес…

— О! Я рада за тебя, милая, - хозяйка подошла ко мне, потом глянула на занавешенные окна и позвала в свой дом.

Я отказалась, потому что боялась отойти от двери. Мне казалось, только потеряй эту дверь из вида и, вернувшись, я найду кровать пустой.

— Попозже. Сейчас мне надо напоить его отваром, - отказалась я. Потом решила уточнить: - Ты ведь не против, что теперь у вас будут жить двое? Можешь оставить всю выручку от продажи себе. И еще… может быть, у вас есть старые вещи Филиппа? Вся его одежда грязная и рваная. Его всё же обворовали.

— Конечно, не против, милая. Иди, я сама принесу и оставлю здесь, - она указала на небольшую скамью возле моего домика. Потом подмигнула и ушла в дом. Я выдохнула и повернулась к двери. Наверное, минуту стояла, глядя на ручку и боясь войти. А если Лео будет зол за то, что я так вот несерьёзно отнеслась к посланию или за то, что вскрыла письмо?

Когда я вошла, Лео сидел на кровати, спустив с неё ноги. Он поднял на меня полные слез глаза, но тут же, словно поняв, что не один, отёр их ладонями и улыбнулся.

— Прости меня, Лео. Если бы я вспомнила, что всё время с нами в дороге было это письмо… не произошло бы, наверное, всего этого…

— Иди ко мне, милая. Если бы я признался кто я на самом деле, ты, вероятно, вспомнила бы фамилию и сопоставила, - он отложил бумагу и протянул ко мне руки. – Завтра, как только мне станет легче, мы вместе поедем в монастырь.

— Лео, но нас туда не пустят! – я в пару шагов достигла кровати и уселась рядом, а он обнял меня и повалил на спину.

— Пустят, милая, вот увидишь! Завтра ты станешь моей женой. Завтра ты станешь леди Безовек. А потом мы решим все остальные проблемы. Больше нам не придётся прятаться.

На этот раз его объятия и поцелуи были совсем не торопливыми. Он словно изучал меня, видел меня по-новому, как слепой, которому вернули зрение в первый час рассвета: он трепетно касался моего лица, будто ловил лучи солнца на моей коже, как если бы свет возвращался в его жизнь вместе со мной.

И именно тогда я, вспомнив прошедшую ночь, перенеслась в своё прошлое, где Мила объясняла сцену из любовного романа. Страсть в момент, когда вокруг полыхают пожары, враги наступают на пятки, когда рушится мир вокруг.

Эта страсть теперь была мне известна. Была знакома и была так понятна… Прости меня, Мила, прости, что смеялась над той книгой. Теперь я и сама могу рассказать, как эта страсть спасает.