Сердце вне игры

Эпилог 1

Марго

Девять месяцев спустя

Я лечу в самолете с «Денверскими Тузами», возвращаюсь домой после недели, проведенной в Канаде, где было пару выездных игр. Вся команда в хорошем настроении, потому что в начале этого сезона у них победная серия. Даже у Гранта была улыбка на лице, когда он сегодня рано утром поднялся на борт самолета.

Координатор поездок, как обычно, по его просьбе выделил мне и Ноа места рядом. Он говорит, что это помогает справиться с тревогой перед полетами, которая до сих пор иногда сильно его тревожит. Мы располагаемся, и я даю ему минуту на предполетные ритуалы, пока достаю из сумочки книгу и наушники.

В прошлом сезоне «Тузы» вышли в плей-офф, и, хотя Кубок не выиграли, они показали отличный результат и доказали, что с ними нужно считаться. Я была на трибунах на каждой игре, кричала до упаду, болея за своего игрока и свою команду. Вся моя семья тоже стала заядлыми фанатами «Тузов», присоединившись к нам с Дереком в одержимости хоккеем. Они пришли посмотреть несколько игр, и мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда Ноа впервые взглянул на трибуны и увидел, как все они болеют за него.

Его родители до сих пор ни разу не видели, как он играет в НХЛ, и он не разговаривал ни с кем из них с того дня, как мы пришли к ним домой и столкнулись с его отцом. Я вдвойне рада, что моя семья приняла Ноа с распростертыми объятиями, прощая его так же, как и я за ложь, которую он сказал после того, как узнали всю правду.

Брент и Гвен развелись, и, хотя скандал, связанный с этим романом, потряс семейный бизнес Блейков, я рада за нее, ведь она выбралась из этой токсичной ситуации. Я также рада за Ноа. Знаю, что он скучает по тому, какой могла бы быть его семья, но я горжусь им за то, что он противостоял своим родителям и создал свою собственную семью из людей, которые по-настоящему любят его и поддерживают.

— Блять, у меня ноги как желе, — стонет Максим, вытягиваясь на одном из сидений перед нами. Он крупный парень, хотя и далеко не такой высокий, как Грант, поэтому ему не приходится втискиваться в кресло самолета, как это делает наш бедный вратарь.

— Тоже самое, — соглашается Риз, потирая плечо. — Это была тяжелая игра. «Молнии» чертовски хороши, чувак.

— По крайней мере, у нас кубок, — говорит Тео, широко ухмыляясь и наклоняясь со своего места через проход. — И вы, ребята, должны мне ужин за это победу.

Риз закатывает глаза.

— Да ладно, тебе просто повезло.

— Эй, удача — это когда подготовка встречается с возможностью, — возражает Тео, все еще ухмыляясь. — И я определенно был к этому готов.

Все трое продолжают дружеское подшучивание, пока капитан по громкой связи объявляет, что мы готовы к взлету. Я протягиваю руку и переплетаю пальцы Ноа, крепко сжимая, пока он вдыхает и выдыхает через нос. Мне хотелось бы отвлечь от его страха перед полетом так же, как он отвлек от моего страха в лифте в первый день нашей встречи, но это было бы совершенно неуместно в командном самолете, и знаю, что мы оба слишком заботимся о своей работе, чтобы так сильно рисковать.

Тем не менее, в следующий раз, когда мы полетим коммерческим рейсом, я полностью планирую ввести нас обоих в клуб любителей высоты. Возможно, умопомрачительный оргазм на высоте тридцати тысяч футов ослабит часть его тревог.

Когда мы достигаем крейсерской высоты, Ноа немного расслабляется. Он высвобождает свою руку из моей, слегка целуя каждый из моих костяшек.

— Я не слишком сильно сжал? — он шепчет.

— Я говорила тебе. Нет такого понятия, как слишком сильно.

В моем голосе звучит дразнящая нотка, и его глаза темнеют. Вчера вечером я произнесла те же самые слова в совершенно другом контексте, и уверена, что он сейчас их вспоминает. Моя внутренняя часть бедер и сами бедра чертовски это помнят, но я ни о чем не жалею.

Он утыкается лицом в мою шею, покусывает мою кожу и шепчет, что любит меня, и я говорю ему, что тоже люблю его, прежде чем мы оба готовимся к оставшейся части полета.

Здесь довольно тихо, и многие игроки пользуются возможностью вздремнуть. Я читала некоторое время, листая страницы книги «Теория фотографии», которую Ноа подарил мне на прошлой неделе, чтобы использовать новую камеру и оборудование, которые он мне купил, но в итоге засыпаю примерно через час. Я просыпаюсь, когда мы приземляемся, от грохота колес, ударяющихся о землю, мои глаза открываются.

— Дамы и господа, добро пожаловать в Денвер, — говорит капитан по громкой связи.

Мы выруливаем через взлетно-посадочную полосу, я выпрямляюсь и поправляю волосы, собранные в хвост, пытаясь избавиться от сонливости, вызванной дремотой. Пальцы Ноа барабанят по подлокотнику рядом со мной, и я смотрю на него. Обычно я вижу, как он заметно расслабляется, когда мы возвращаемся на землю, но на этот раз его нервозность, похоже, не утихла.

На самом деле, сейчас он выглядит еще более нервным, чем когда мы собирались взлетать.

— С тобой все в порядке? — спрашиваю.

— Ой, — он моргает, его пальцы останавливаются. — Ага. Да, я в порядке. Рад быть дома, вот и все.

— Хорошо, — говорю я, с любопытством глядя на него. Он все еще кажется встревоженным и рассеянным, но не могу понять почему.

Когда он замечает, что я изучаю его, то наклоняется и целует меня, складка между его бровями разглаживается.

— Ты готова идти?

— Да.

Его товарищи по команде начинают выходить из самолета, а я иду за наушниками и книгой, но моих наушников нет в кармане спинки сиденья, где, как мне казалось, я их оставила.

— Черт, — бормочу я. — Где они?

— Где что?

— Мои наушники. Я положила их в карман, кажется, но не могу их найти.

— Подожди. Я помогу тебе поискать.

Ноа жестом просит нескольких игроков, сидевших позади нас, идти вперед, и как только самолет немного пустеет, мы осматриваем мое и его место. Через пару минут поисков Ноа издает торжествующий крик.

— Ах, вот и все! — он встает, победно поднимая мои наушники. — Они, должно быть, выпали из кармана и покатились назад.

— Спасибо.

Он протягивает мне наушники, и я быстро целую его, прежде чем он хватает мою сумку с верхней полки. На данный момент мы последние, кто покинул самолет, и Ноа велит мне идти впереди него, пока тащит за нами свой чемодан.

Дверь в кабину открыта, и капитан кивает мне, когда я прохожу мимо и направляюсь к лестнице, стоящей у выхода. Я выхожу из самолета и собираюсь сделать первый шаг вниз по лестнице, когда что-то на периферии заставляет посмотреть вверх.

Я моргаю, удивленно округлив глаза.

Хизер?

Что она здесь делает?

Она стоит на асфальте возле подножия лестницы с Эйприл на руках, и, преодолевая шок, увидев сестру в аэропорту, я понимаю, что она не единственное знакомое лицо внизу. Мои родители стоят рядом с ней, в окружении Дерека и Джоша. Я вижу Теда, Сару и Лео, а также остальных «Тузов», только что сошедших с самолета, которые собрались кучкой у подножия лестницы, вместо того чтобы направиться к парковке со своими сумками.

У меня отвисает челюсть, и я быстро спускаюсь по ступенькам.

Как только мои ноги коснулись асфальта, я делаю несколько шагов вперед, качая головой и глядя на Хизер.

— Что ты…?

Она улыбается, в ее глазах блестят слезы, и она поднимает подбородок, показывая, что мне следует оглянуться назад. Я оборачиваюсь — и мое сердце замирает.

Пока я спускалась по ступенькам, стюардессы повесили возле двери самолета баннер с надписью «Ноа + Марго», написанной большими жирными буквами.

А у подножия лестницы находится Ноа, стоящий на одном колене.

Он держит в руке маленькую бархатную коробочку и поднимает ее, встретившись с моим взглядом.

— Марго, — говорит он, когда я делаю к нему шаг. — Я не уверен, знаешь ты это или нет, но ты изменила все в моей жизни. До встречи с тобой я не знал, кем был и чего на самом деле хотел, и теперь, когда думаю о том, как бы выглядела моя жизнь, если бы наши пути не пересеклись, меня это чертовски пугает. Тогда я думал, что был совершенно счастлив, но это только потому, что я не знал, что такое настоящее счастье.

Он улыбается, и кажется, что эту улыбку он приберег только для меня. Теплая, легкая улыбка, которая освещает все его лицо и заставляет его глаза сиять любовью.

— Ты показала мне, что любить кого-то не значит быть слабым, — продолжает он. — Это сила. Это стремление быть тем человеком, которого они заслуживают, сделать их счастливыми, построить жизнь, которой вы оба сможете гордиться. Любовь — это не что-то постоянное и фиксированное. Она всегда развивается. И я знаю, что через десять лет буду любить тебя еще больше, чем сейчас.

Я прижимаю руку к груди, и на глаза наворачиваются слезы. Я знаю, что моя семья и его команда наблюдают за нами, но сейчас все мое внимание сосредоточено на Ноа. Сердце быстро колотится под ладонью, когда он открывает коробку, обнажая потрясающее кольцо.

Центральный камень представляет собой мерцающий бриллиант изумрудной огранки, установленный на изящном кольце из белого золота, а само кольцо инкрустировано бриллиантами меньшего размера. Он ярко сверкает на свету, когда Ноа поднимает его немного выше.

— Я хочу этого с тобой, — голос Ноа дрожит, его голубые глаза настолько полны эмоций, что у меня болит в груди. — Я хочу десять лет. Я хочу пятьдесят. Я хочу, чтобы всю эту проклятую жизнь с каждым днём я влюблялся в тебя всё сильнее. Итак, Марго Лукас, ты выйдешь за меня замуж?

Я открываю рот, чтобы ответить, но долгое время слова не выходят из меня. Я плачу и смотрю на него сверху вниз, настолько переполненная радостью, что даже не могу говорить.

Но я киваю. Кажется, я начала кивать еще до того, как он задал вопрос, мое сердце уже было настолько уверено в ответе, что мое тело не колебалось.

Да.

Да.

Всегда, сейчас и навсегда, да.

— Да! — слово наконец вырывается из меня, и на лице Ноа расцветает облегчение. — Да, — говорю я снова, смеясь и плача, он берет меня за руку и надевает кольцо на палец.

Затем он вскакивает на ноги, притягивает к себе и прижимается губами к моим. Я поднимаюсь на цыпочки и обнимаю его за шею, а вокруг раздаются аплодисменты. Когда наш поцелуй наконец прерывается, он прижимается своим лбом к моему, обхватывая руками мои щеки.

— И поэтому ты так нервничал в самолете? — спрашиваю я, наконец, собирая кусочки воедино.

— Да, — признает он, тихо смеясь. — Я думал, что буду блевать весь полет, и когда мы наконец приземлились, я так нервничал, что у меня тряслись руки.

Я чувствую, как они трясутся прямо сейчас, и, думаю, мои тоже, тело перегружено эмоциями и адреналином.

— Мы поженимся, — шепчу я, и он кивает.

— Черт возьми, да, мы поженимся, — он снова целует меня, словно скрепляя слова, и я цепляюсь за его предплечья и отвечаю на поцелуй.

— Эй, Ноа? — я дышу ему в губы.

— Да?

— Помнишь, что ты сказал мне в тот день, когда я начала работать с «Тузами»? Я думаю, возможно, ты был прав.

Он немного отстраняется, нахмурив брови, пытаясь собрать воедино то, о чем я говорю. Затем на его лице расплывается ослепительная улыбка, с оттенком дерзкой ухмылки, которую я так люблю.

— Я же говорил тебе, Подсолнух, — бормочет он. — Мы созданы друг для друга.